Европейский миграционный кризис стал очередным стресс-тестом для переживающего не лучшие времена Европейского союза. Однако здесь характер вызовов получился совсем из иной плоскости, нежели долговой кризис Греции или война санкций с Россией. Несмотря на мега-масштаб процесса, очень многие моменты остаются непрозрачными. Высшие политики Объединенной Европы, несмотря на сравнительную многочисленность данной когорты, не «проговариваются» кто конкретно играет против Брюсселя и с какими целями. На этой почве возникло раздолье для любителей конспирологии, фейков и академического идиотизма.
Cамо словосочетание «миграционный кризис» в отношении беженцев из Северной Африки и Ближнего Востока появилось в медиа-пространстве с апреля 2015 года. Вообще-то всевозможные мигранты двигались в направлении стран Евросоюза десятилетиями, но в тот памятный год поток увеличился многократно. Если в 2014 году в ЕС было зарегистрировано 280 тысяч беженцев и нелегальных мигрантов, то в 2015 году одна Германия приняла более 1 млн таких людей (проживание обошлось принимающей стороне в 28 млрд евро).
Наблюдатели практически единодушны в том, что миграционный кризис сыграл важную роль в брексите, когда большинство (совсем незначительное) граждан Великобритании на референдуме 2016 года проголосовало за выход из Европейского союза. Самым непосредственным образом тема беженцев прямо и косвенно присутствовала на выборах в Нидерландах, Австрии и Франции. И пусть в перечисленных странах кардинального политического разворота не произошло, но фиксация роста антииммигрантских настроений совершенно очевидна.
Вопросы вызывает залповый вброс мигрантов на территорию Евросоюза. В той же Ливии гражданская война полыхала с 2011 года. То есть государство, которое само принимало миллионы беженцев из Северной, Восточной и Центральной Африки, куда ехали на работу из той же Болгарии, было дестабилизированно задолго до того, как сотни тысяч беженцев погрузились на всевозможные плавсредства и двинулись в сторону Италии, вызвав серию громких морских катастроф с массовыми жертвами.
По данным из открытых источников, место пассажира на борту такого судна стоит от 3 до 8 тысяч евро (возможно, разница в цене зависит от соотношения шансов доплыть до Лампедузы либо отправиться на корм рыбам). Средний житель Центральноафриканской республики, сводящий концы с концами за $3 в день, даже гипотетически не в состоянии накопить требуемую сумму.
Одновременно с «ливийским» маршрутом в работу включился «балканский», где главным (но не единственным) поставщиком беженцев выступила Сирия. Гражданская война в Сирии, активно поддерживаемая различными силами извне, к моменту миграционного кризиса тоже велась не первый год. Миллионы сирийских беженцев уже были размещены в специальных лагерях на территории Турции, Иордании, Ливана. Правда, там еще Исламское государство кровавыми погромами подгоняло дополнительные группы населения из Ирака и Сирии. Потом вдруг деньги на содержание всех этих лагерей одномоментно закончились, но у беженцев откуда-то появились финансы для взяток турецким и греческим пограничникам, наем судов по расценкам, сопоставимым с теми, что действуют в ливийских пиратских гаванях.
Неоднозначность миграционного кризиса подтверждает то, как себя ведут власти той же Германии. Из ФРГ депортируют не всех подряд, а только одиозных элементов, не прошедших через сито сложных фильтров. То есть запрос на приток людей в ту же Германию со стороны органов государственного управления фактически есть. Возможно, здесь сказывается общий процесс старения населения Европы, когда при стратегическом планировании будущего необходимо решать и вопросы с человеческими ресурсами.
Массовые изнасилования немок мигрантами в Кельне (и в других крупных городах) под Новый год 2015/2016 немецкие власти старались всячески замолчать и нивелировать. На этой почве разгорелся полноценный дипломатический скандал между Берлином и Москвой, поскольку контролируемые Кремлем СМИ, вещающие и на Германию в том числе, подробно рассказывали об этих случаях. Особенно тогда, когда жертвами насилия становились этнические немцы – иммигранты из России. Берлин возмущался российским вмешательством в свои внутренние дела, хотя обычно такая реакция характерна для Москвы. Как бы то ни было, но миграционное законодательство Германии по ходу развития кризиса ужесточили. Изменилась риторика ведущих политиков Нидерландов, которые стали требовать от иммигрантов соблюдения правовых и поведенческих норм государства приема.
Миграционный кризис быстро принял геополитический формат. Страны ЕС заговорили о необходимости расширения полномочий общеевропейских институтов и служб, решающих вопросы с беженцами и нелегальными мигрантами. На повестку дня встал вопрос сложных договоренностей с государствами Средиземноморья по стоп-лагерям на их территории, то есть до границ собственно Объединенной Европы. Если с Турцией пусть и сложный, но определенный консенсус достигнут, то на североафриканском направлении провал. С кем договариваться в той же Ливии, где ни правительственные войска, ни оппозиционные исламисты не могут взять верх, а Алжир находится в состоянии скрытой гражданской войны и лагеря для беженцев и перемещенных лиц там крайне опасны?
Будет примитивизацией сказать, будто европейское общество поделилось на гуманистов (приветствующих мигрантов) и националистов, требующих прекращения данного процесса. В реальности процесс гораздо сложнее, многослойнее и противоречивее, с обилием различных социальных групп и их интересов. Кто-то остается на позициях мультикультурализма, кто-то требует более жесткого присмотра за мигрантами. Например, из новых политических установок: права женщин в семьях беженцев должны соблюдаться по нормам европейского законодательства, а не шариата. Другие настаивают на прекращении миграции из неевропейских государств как массового явления в принципе. Есть те же группы арабов-мусульман граждан Франции, которые ничего не имеют против дополнительного притока людей из южного средиземноморья.
Заметен четкий межстрановой раскол. Венгрия, Румыния, Словакия, Польша, Литва, Латвия и Эстония против «квоты» на прием мигрантов, которая должна определяться в рамках общеевропейских договоренностей. В ответ Брюссель угрожает сокращением размеров субсидий, что, в свою очередь, вызывает волну возмущения. Ситуация в Румынии, например, специфическая. Там сегодня растет поколение детей без родителей. То есть папы и мамы пребывают на заработках в более западных государствах Европейского союза, а с их детьми на родине находятся дедушки и бабушки. В таких условиях несколько сотен тысяч беженцев могут привести просто к непредсказуемым последствиям. В Словакии остро стоит проблема интеграции в общество цыган – граждан страны, которая так и не решена еще с социалистических времен. Обыватель опасается, что если не получается с цыганами, то что власти могут сделать с сомалийцами и афганцами?
Сегодня кризис немного сбавил обороты, но не исчез как феномен (отсюда и напряжение между европейскими столицами, элитами и гражданскими активистами по миграционным вопросам). Кроме собственно потоков с Ближнего Востока и Северной Африки есть и более близкие места, откуда в любой момент могут двинуться новые массы переселенцев. Например, Украина, страна с поломанным экономическим позвоночником, априори будет сбрасывать излишек неустроенных людей вовне. В Косово – новом государстве Европы – 75% молодых людей не могут найти работу. То есть если войну на Ближнем Востоке можно рассматривать в качестве форс-мажора, то экономическая отсталость стран третьего мира по сравнению с богатыми государствами – это системная причина для массовой миграции.
***
© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.