«Нация держится за Вертикаль, как пьяный за столб. Чтоб не упасть»

В день 100-летия Октябрьской революции четыре российских эксперта и один американский отвечают на вопрос ZonaKZ о том, ждать ли нам новых восстаний и дворцовых переворотов

Давно известно, что по любой проблеме у русских как минимум четыре категорически не совпадающих мнения. При этом глубоких и научно обоснованных. Что касается революции 1917 года, её причин и последствий, то мнений гораздо больше. Спустя сто лет у историков, политиков и политологов даже близко нет консолидированной позиции по вопросу «что это было».

Нет её и по вопросу о возможности новых потрясений. Я спросил об этом интересных мне самому экспертов – и вот что получилось.

– Согласны ли вы с таким утверждением: российская, и, шире, постсоветская история за последние сто лет в каком-то смысле описала круг. Мы снова оказались примерно в той точке, в какой были накануне революции 1917 года. Понятно, что есть большие различия. Но и сходства тоже немаленькие. Огромные социальные контрасты. Закостеневшая власть, которая вцепилась в трон, не хочет меняться и проводить реформы. Враждебная власти часть образованного класса, называемая «пятой колонной»… Почему это повторяется? Чем дело кончится на этот раз, как считаете?

Леонид РадзиховскийЛеонид Радзиховский, публицист:

Не согласен. Социальные контрасты – да, возможно, они даже больше, чем в 1917 году. Например, в России-1917 не было ни одного миллиардера (в пересчёте на сегодняшние доллары). Самодержавие – да, де-факто есть. Власть – закостенела, согласен. Но! Первое. Нет войны. Это – главное. Не будь тогда Войны – не было бы и Революции.

Второе. Сейчас – в отличие от 1917 года – в России абсолютно трусливая и покорная власти интеллигенция. Легкое «Эхо брюзжания» – абсолютно безопасно для власти. Дума – в отличие от 1917 года – лежит ковровой дорожкой под ногами Царя. Нет никаких «оппозиционных партий». И так далее.

Третье. Нет никакой альтернативы – не Путину лично (таких-то альтернатив навалом, можно десятки имен назвать), а – путинизму. Сырьевая экономика + Административная власть + Коррупция. Что реально (кроме глупого трепа) можно этому противопоставить? По-моему – ничего. Соответственно – о чем речь? О замене ковальчуков на ковалевых, а Соловьева — на Альбац? Духоподъемная перспектива!

Четвёртое. В 1917 было два очевидных лозунга, которые четко назвал Ленин. «Декрет о Мире» и «Декрет о Земле». Сейчас нет ни таких лозунгов, ни «такой партии», ни такого Ленина.

Что же касается вопроса о том, почему российская история ходит кругами, почему мы не можем – наконец-то! – покончить хотя бы с Самодержавием, то ответов два. Первое. Франция выдавливала из себя Монархию по каплям — с 1789 по 1870 (пять революций, не считая мятежей!). И то, Третья Республика, которая установилась в 1870 году, была довольно слабой. Только после 1945 года(!) во Франции окончательно было покончено с реваншистами Монархии.

Второе. Особенность российского общества – его неспособность к самоорганизации. Почему это так – не знаю, но это так. В конце гоголевского «Ревизора» общество без Начальства впало в ступор. И только «чиновник, прибывший по Именному повелению», прервал «немую сцену» и «перезапустил порядок». Без «руководящих указаний» наше общество не может – впадает в ступор или в Хаос (см. все эти анекдотические «Советы оппозиции»). Поэтому нация и держится за Вертикаль – как пьяный за столб. Чтоб не упасть.

Валерий ЛебедевВалерий Лебедев, главный редактор независимого альманаха «Лебедь» (Бостон):

Да, какие-то черты конституирующие черты России 1917 года воспроизвелись в России 2017 года. Это следует и из диалектического закона отрицания отрицания: тезис-антитезис-синтез Гегеля. Если считать за тезис дореволюционную Россию, за антитезис — советскую, то нынешняя как раз будет их синтезом. Это означает, что в ней проявились черты предыдущих двух стадий. С одним уточнением: у Гегеля каждый следующий этап отрицает предыдущий в снятом виде, то есть с сохранением всего положительного, что ранее имелось, а в нашем случае произошло сохранение всего отрицательного.

Что самое характерное оставлено из этого прискорбного наследства? В первую очередь, самодержавие. Когда-то этот термин взял Иван Третий, дед печально известного Ивана Грозного. В то время этот термин означал независимость: Иван Третий сам стал держать власть, а не иметь ярлык от хана Золотой орды. С течением времени самодержавие стало означать абсолютную и бесконтрольную власть монарха. Вот именно это и унаследовано сейчас в России.

В преддверии 100-летия «Великого Октября» респектабельный журнал «Экономист» поместил на своем титуле карикатуру на Путина с надписью «Царь родился: спустя сто лет после революции Россия снова под властью царя». Картинка с портретом Путина в эполетах, с которых вместо шнурков свисают ракеты, грудь мундира украшена красной звездой и медалями в форме Крыма, Трампа, серпом и молотом, глазом КГБ была с восторгом размещена на страницах российской прессы.

Это что значит? Да то, что в России видят в картинке не карикатуру, не сатиру, а мировое признание величия русского императора. Мол, знай нашего. Да, весь в ракетах, танках, истребителях и бомбах. Дрожи Европа. Да и весь мир.

В картинке виден как раз синтез: самодержавие, но с удержанием всего «положительного» от советской стадии: безудержная милитаризация и шантаж страхом всеобщего уничтожения.

На официальном уровне все это не раз изображал тайный выразитель кремлевских мечтаний Жириновский. Под новый 2017 год при своем награждении очередным орденом он протянул руки к Путину и пропел из старорежимного гимна Львова «Царствуй на страх врагам, царь православный!» Царь счастливо улыбался.

Вот тут, в этой строчке и вторая особенность старой России: царь православный!

Православие было официальной религией царской России, а церковь – своего рода министерством веры. И сейчас оно фактически, вопреки Конституции, провозглашающей светский характер государства, снова стало не только религией, но и официальной идеологией. С привнесением от советского этапа уголовного наказания за «антисоветскую деятельность». По новому это звучит как «оскорбление чувств верующих», а также за «разжигание ненависти», «экстремизм», «фальсификация русской истории» – это полная реинкарнация статьи 58. При этом судят даже не по законам империи или СССР, а по постановлениям Трулльского собора седьмого века!

То есть, нынешний синтез царского тезиса и «долойсамодержавного» антитезиса дало дивный результат: соединение православного «благочестия» с советским ГУЛАГом.

От поздней царской России к теперешней перешла как бы многопартийность, а от большевиков – реальное отсутствие любой партии, кроме правящей. И, конечно, всякое отсутствие выборов как реального механизма смены власти. То есть, по форме имеем выборы, как было в первых 4-х дореволюционных Думах (да и само название взяли), а по содержанию – фальшивые урны, как это было при «выборах» в Верховный совет СССР.

Вот такой извращенный синтез. Но нынешний синтез есть тезис для следующего этапа. Следующий же в силу диалектики должен отрицать этот тезис. Он и будет его отрицать. Скорее всего – традиционными русскими способами, коих два: либо народный бунт-революция, либо дворцовой переворот с шарфиком и табакеркой. По тому, как идут дела, второй вариант вероятнее.

Для оптимизма назову и третий путь – весьма маловероятный. Это своего рода туннельный эффект, для чего необходимо попадание на властную вершину человека с почти неограниченными правами типа абсолютного монарха, преисполненного точным пониманием того, что Россию можно спасти только реформами, ведущими ее к демократии и нормам и идеалам Западной цивилизации. Некто вроде демократического Петра Первого, русского Ли Куан Ю.

Александр ШершуковАлександр Шершуков, секретарь Федерации независимых профсоюзов России:

Я не склонен видеть тут большое количество аналогий. То есть определённые параллели, конечно, можно провести. Но подобные параллели относятся не только к России. Вот в Европе и в США, например, сейчас происходит реванш национально ориентированных либо вовсе националистических партий и харизматичных политиков. Подобное уже было в 30-е годы прошлого века в Германии. В Америке в те времена тоже прослеживались такие тенденции. И что же?

Надо также понимать, что у нас сейчас, слава Богу, в отличие от ситуации столетней давности, отсутствует полноформатная война, которая всегда добавляет коэффициент ко всем внутренним социально-экономическим и политическим проблемам. У нас отсутствуют укоренённые в политическую систему реально оппозиционные и тем более радикальные партии. Потому что сравнивать КПРФ и ЛДПР с теми же кадетами и тем паче с эсерами достаточно сложно.

То, что наличествует гигантское социальное расслоение – это действительно так. То, что наличествует часть элиты, которая ориентирована не на Россию, а на стандарты других стран, в широком диапазоне, от политических стандартов до стандартов личного потребления – тоже правда. Но это всё не означает, что в нынешнем году или в следующем произойдёт переворот, революция и так далее. Я хотел бы напомнить, что и в 1917 году весь процесс был запущен в относительно небольшой степени народными волнениями, а в большей степени заговором внутри правящей элиты, в которую входили и промышленники, и военные. Это если говорить о февральской революции. А дальше всё было очень просто. За полгода те политики и те структуры, которые стояли у власти, показали свою недееспособность, и большевики воспользовались ситуацией. Вот и всё.

Надо ещё сказать, что сегодня при всех социальных минусах работникам достаётся больше, чем доставалось в начале 20 века. И, собственно, с этим связана их определённая пассивность. Дело, конечно, не в том, что нынешние капиталисты щедрее тех, что были сто лет назад. Удельно работникам, пожалуй, достаётся даже меньше, чем тогда. Но, благодаря научно-техническому прогрессу, в абсолютных величинах эта доля заметно выросла. И вообще пенять на пассивность граждан, мол, нам опять достался не тот народ – ну, не знаю. Не очень красиво.

Политика в стране достаточно пристально регулируется… С ликвидацией СССР в значительной степени были утрачены механизмы естественного обновления элит. Это касается и управленческой, административной элиты, и нашей профсоюзной. Поэтому то, что сейчас проделывает Путин в части замены губернаторов… Ну, как сказать? Если отсутствует естественный механизм обновления элит, значит применяется такой противоестественный. Выглядит это, конечно, странно, особенно когда сравнивают фотографии новых губернаторов. Они там похожи как братья-близнецы. Но лучше так обновлять элиты, чем никак.

Павел КудюкинПавел Кудюкин, политик, историк:

Если вопрос понимать так: ждать ли новой русской революции в ближайшие месяцы, то ответом будет уверенное «нет». Сложнее со сравнением социальной ситуации в целом. Начну с того, что принципиально отличает нас от российского общества столетней давности. Мы городское и достаточно образованное общество. У нас нет того молодёжного «навеса», который сыграл немалую роль сто лет назад и совсем недавно сильно проявился в революциях «арабской весны». В современной России чрезвычайно размытое классовое сознание и на зачаточном уровне находится классовая самоорганизация. Отсутствует такой значимый фактор, как масштабная война. Современная Российская Федерация не столь многонациональна, как Российская империя. Общие черты, названные в вопросе, действительно существуют, и связаны они с местом страны в мировой системе. Как и тогда, мы страна периферийного и зависимого капитализма с характерными для этого типа развития особенностями.

Вопрос же про «пятую колонну» имеет смысл только в рамках конспирологической концепции революции, которую в приличном обществе и обсуждать-то неудобно.

Кирилл Бенедиктов, писательКирилл Бенедиктов, писатель:

Цикличность нашей истории – в значительной степени объясняется культурно-цивилизационным кодом. Он есть у каждого самостоятельного народа, и нельзя сказать, что у кого-то он лучше, а у другого хуже. Есть цивилизации, преодолевшие зависимость от своего кода (западноевропейская, североамериканская) искусственным путем, есть те, которые глубоко погружены в матрицу выработанного веками и даже тысячелетиями кода, и воспроизводят традиционные формы в любых меняющихся условиях (самый яркий пример — Китай). Россия как всегда находится где-то посередине: она и пытается разбить рамки, в которых развивается ее история, и в то же время пытается их сохранить. Русский менталитет вообще противоречив: качели ХХ века от капитализма к военному коммунизму, социализму и опять капитализму, причем без всякого человеческого лица очень хорошо отражают эти внутренние метания.

Что касается момента нынешнего. Как раз в эти юбилейные дни я перечитываю «Красное колесо» Солженицына и постоянно отмечаю про себя, чем напоминает, а чем отличается ситуация 1916-1917 гг. от нынешней. Что общего: уверенность монархии (и как системы, и как отдельных лиц) в том, что «народ» в целом ее поддерживает. Нежелание разбираться в глубоких структурных проблемах. Пренебрежение общественным мнением. В то же время – заискивание перед шумной и крикливой либеральной интеллигенцией.

Чем отличается нынешняя ситуация: уровнем управляемости, наличием абсолютно послушного парламента, эффективного руководящего центра в виде АП, харизматичностью верховного лидера.

Чем еще отличается ситуация, если брать предреволюционные годы в исторической перспективе: отсутствием в нынешней России фигур государственных деятелей масштаба Столыпина. Это сильный минус, потому что, как показывает опыт дореволюционной России, успех реформ напрямую зависит от независимости и политической воли их главного «машиниста». Президент или монарх далеко не всегда может быть таким «машинистом», потому что вынужден поддерживать хрупкий баланс между группами влияния, чьи интересы противоречат друг другу. Нынешняя политическая система РФ вообще не допускает появления сильной фигуры помимо собственно президента — что и обуславливает если не невозможность, то предельную сложность проведения реформ в стране.

Что касается «пятой колонны», тут как раз все просто. Часть образованного класса в России по крайней мере с середины XIX века строила свою самоидентификацию на противоборстве с властью (но не любой властью, а только относительно вегетарианской – в период 1930х – 1950х годов ни о каком противоборстве говорить не приходится). Это явление – часть того самого культурно-цивилизационного кода, о котором говорилось вначале. Добавим сюда сюжет межэтнического конфликта – тему болезненную (вспомним, какой критике подвергся Петр Толстой за свои слова о потомках «выскочивших из-за черты оседлости комиссаров с наганами»), но крайне важную для понимания сущности происходящего. Помимо этого, нужно иметь в виду, что природа той части образованного класса, которая в просторечии называется «пятой колонной» – паразитическая. Не производя ничего, эти люди обеспечивают свое существование, обслуживая идеологические интересы тех или иных заказчиков. «Общественное мнение» внутри этой среды формируется в соответствии с определенной «модой», согласно которой свет идет всегда с Запада, все русское по определению архаично, ущербно и дремуче, а традиционные ценности («скрепы») – предмет насмешек. Поэтому, даже выполняя заказы власти, т.е. работая на условно патриотический дискурс, эти люди ориентируются на противоположный полюс. Проще говоря, из двадцати журналистов и экспертов «патриотического лагеря» девятнадцать перейдут в лагерь «западников» в тот момент, когда там им предложат работу с аналогичной зарплатой – и сделают это с чувством глубокого удовлетворения, потому что «не нужно больше врать».

Власть, похоже, этого не осознает – как и того, что степень глубинного недовольства происходящим в стране, вырывающегося пока что отдельными струйками пара то из одной, то из другой трещины, может в любой момент превратиться в совершенно неконтролируемое извержение вулкана – как это, собственно, и произошло в нашей стране сто лет назад.

***

© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.