«Китай ни в коем случае не будет жертвовать интересами других стран ради собственного развития», – заявил Мяо Хунбо, и.о. генконсула КНР в Алматы, на научной конференции «Инициатива «Один пояс и один путь»: состояние и перспективы». Кредиты Китая в ВВП Таджикистана за прошлый год составили 50%, а у Кыргызстана – 47%. «Как рассчитываться с китайскими кредитами? – указал на фундаментальную проблему Константин Сыроежкин, китаевед. – Пока ответа на этот вопрос нет, а Китай – не благотворительная организация».
Товарооборот всех участников «Пояса и Пути» – $5 трлн в год, ПИИ (прямые иностранные инвестиции) – $60 млрд. «Казахстан стал примером образцового сотрудничества. Товарооборот с КНР в 2017 году – $100 млрд», – подчеркнул Мяо Хунбо. Стабильно растет торговля, совершенствуется транспортная взаимосвязанность, углубляется сотрудничество в энергетической сфере, сельском хозяйстве, финансах, укрепляется культурно-гуманитарное взаимодействие. Для Пекина Астана – это 1-ый по масштабу контактов партнер в Центральной Азии и 2-ой в СНГ.
За пять лет с момента озвучивания Си Цзиньпином Инициативы «Пояса и Пути» в Астане (7 сентября 2013 г.) «голоса сомневающихся никогда не замолкали». «У всего есть свои положительные и отрицательные стороны, – констатировал дипломат. – Эксперты призваны изучить баланс». Сам г-н Хунбо сторонник идеи сотрудничества по модели «один плюс один – больше двух».
«Составная часть Инициативы – «Экономический пояс Шелкового пути (ЭПШП). Надеемся, что его состыковка с «Нурлы жол» (программа принята 11 ноября 2014 г.) будет содействовать экономическому развитию и культурно-гуманитарному сотрудничеству», – отметил Булат Султанов, председатель правления Экспертного клуба «Один пояс и один путь» (создан в ноябре 2017 г.).
«Торговая война США против Китая прошла уже несколько этапов. Последние пошлины Дональда Трампа касаются 2,5% мировой торговли», – сообщил г-н Султанов. В свете Инициативы китайского лидера он особо выделил: «Казахстан – не конечный пункт проекта, а транзитный. Если мы не будем участвовать в проекте, он как горная река обтечет нашу страну со всеми потенциальными благами».
«Инициатива работает и без нашего – экспертов – участия, – подчеркнул Константин Сыроежкин. – Мы нужны для других проблем». Потом китаевед указал на ключевую из них: «Неизбежная перспектива попадания стран-участниц в долговую кабалу Китая (Лаос, Монголия, Малайзия, Индонезия и другие)». Данный расклад неизбежно влечет «политическую нагрузку». Ее сформулировал Мохатхир Мохамад: «Вы дали деньги вору, он их разворовал, а мы должны платить?» Эти слова нашли понимание у Си Цзиньпина. «Китай готов давать деньги, но они не должны уйти в песок», – обрисовал головоломку между Поднебесной и ее партнерами г-н Сыроежкин.
Константин Сыроежкин акцентировал внимание на том, что видел четыре списка совместных казахстано-китайских проектов в сфере индустриализации и инвестиций. Они все разные по составу объектов и общего у них только два момента: 51 проект и сумма в $27,7 млрд. «Ссылки на коммерческую тайну от лукавого. Если Китай дает деньги под государственные гарантии – проекты должны быть транспарентными», – настаивает эксперт.
Мяо Хунбо по данному поводу сообщил, что список проектов по согласованию сторон обновляется ежегодно (первоначально их вообще было 52). «Реализуемые и реализованные пока занимают небольшую часть, – признал дипломат. – Это материалы для служебного пользования и лично у меня к ним доступа нет. Это компетенция посольства, а не генерального консульства».
«Раньше Запад был готов участвовать в «Инициативе», видя в ней альтернативу ЕАЭС, но сейчас подход изменился. Западная пресса настроена критично и публикации аргументированные», – подчеркнул г-н Сыроежкин.
«Когда говорим о сближении народов, то в Казахстане отношение к «Инициативе» сдержанное. Есть опасения просто из-за размеров (особенное демографических) Китая. Присутствуют вопросы по религиозной и этнической политике Пекина», – отметил Айдар Амребаев, политолог.
Востоковед Лаура Ерекешева сфокусировалась на Индии в контексте «Один пояс и один путь» при взаимодействии с государствами Центральной Азии. «Лишь в 2012 году Индия объявила свое политически оформленное отношение к региону Центральной Азии», – указала она. Очевидная неспешность связана с преодолением внутренних проблем. В целом индийская позиция дуальна. Тамошний премьер-министр Нарендра Моди с одной стороны заявлял, что «Индия не будет поддерживать проекты, которые угрожают ее территориальной целостности», а с другой – подписал последнюю декларацию ШОС.
«Политическая риторика не блокирует двустороннее экономическое сотрудничество с Китаем», – подчеркнула г-жа Ерекешева. В 2017 году инвестиции Пекина в Индию составили $2 млрд, тогда как годом ранее – $700 млн. При этом оспариваемые с Китаем территории остаются, большая роль Пакистана в планах Поднебесной Дели тоже беспокоит. Отдельный вопрос с Далай-ламой, который Индия и КНР «пока положили под сукно». У Дели имеется своя «мягкая сила» (культура, образование, кинематограф, диаспора), которая позволяет уверенно себя чувствовать в гуманитарных вопросах. «Цель Индии собственная, хотя формально в концепцию США «расширенной Центральной Азии» укладывается», – подчеркнула специалист.
Мурат Лаумулин в качестве дипломата последние пять лет наблюдал в Минске, как «число лиц китайской национальности возросло многократно». «Беларусь – огромный склад китайских товаров на пороге Евросоюза», – так он видит восприятие данного члена ЕАЭС из Пекина. «Представители здравомыслящей экономической среды поддерживают белорусские власти в сотрудничестве с Китаем», – отдельно отметил эксперт.
«Что получает конкретный житель определенной страны Центральной Азии? – задался вопросом Акимжан Арупов, директор Института мировой экономики и международных отношений. – Кроме «мягкой силы» есть еще и «липкая сила» (финансовые потоки). «Связанные кредиты» подразумевают определенные закупки китайских товаров, процент китайской рабочей силы. Кыргызстан получил кредитов на $1 млрд, а какие эффекты?» Г-н Арупов заметил, что формулировка «сообщество единой судьбы» в свете ситуации с мусульманами (особенно уйгурами) в Синцзяне «для кого-то вызывает ужас».
Экономист Вячеслав Додонов сообщил, что китайские инвестиции за рубеж с 2012 по 2017 гг. выросли почти вдвое, однако доля Казахстана в них за этот период снизилась с 1% до 0,43. «Реализация Инициативы в первую очередь связана с интересами Китая. Глобальный контекст за последний год сильно изменился из-за действий администрации Дональда Трампа», – особо выделил он. Эксперт остановился на том, что «нужна альтернативная финансовая система без участия американского фактора». Как один из вариантов формата может выступить БРИКС.
«Доля Китая во внешней торговле ЕАЭС – 16,2%, – отметила Галия Мовкебаева, директор Евразийского научно-исследовательского центра КазНУ. – Пекин стремится работать с партнерами напрямую, минуя многосторонние органы».
«Лучше импортировать таланты, чем технологии и капитал», – познакомила с китайским подходом к иностранным студентам на современном этапе Леся Каратаева, историк (КИСИ). На май 2018 года в Китае обучалось 17600 студентов из Казахстана. Г-жа Каратаева представила результаты социологического исследования среди таких студентов. Из числа опрошенных лишь одна девушка самостоятельно выбрала китайский вуз в качестве места учебы – остальных отправили родители. «Никто из опрошенных изначально не планировал учиться в Казахстане. Никто не хочет возвращаться, – сообщила эксперт. – Мы ждем специалистов, которые построят цифровую экономику, а они приезжают и говорят: здесь невозможно работать, вы в каменном веке живете, наличными расплачиваетесь».
Ирина Черных, КИСИ, изучила представленность Китая в казахстанском сегменте социальных сетей. «От 30 до 50% разных обществ используют социальные сети как основной источник получения информации», – подчеркнула она. Образ Поднебесной получился чрезвычайно контрастный – от «тюрьма под открытым небом» до «Китай – место порядка на земле».
***
© ZONAkz, 2018г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.