В общем, сымитировать в данном случае роль «врача-психиатра» мог практически любой человек с улицы после соответствующего инструктажа. Но пришёл Бухановский. Который впоследствии сделает себе на этой истории громкое имя.
– Я выписал ему пропуск, – говорит Костоев. – Пошёл его встречать. Объяснил: «Там у меня сидит человек. Он в принципе признался и написал заявление. Единственно, он будет спрашивать – а может быть так, что я неосознанно совершаю преступления, и только потом понимаю всю их тяжесть? Говорите, что такое может быть. Что со временем от этого можно избавиться. Вот так с ним поболтайте и всё».
Я завёл Бухановского в кабинет, где сидел Чикатило. Представил: «Выдающийся учёный, академик Александр Олимпиевич Бухановский! Можете задавать ему вопросы».
Чикатило говорит: «Вы понимаете, всё, что я творил, это так ужасно, мой мозг может не выдержать. У меня наступало такое состояние, что голова болела, я начинал искать облегчение… А когда вот совершу вот это всё, я прихожу в себя и то ужасное состояние проходит».
Бухановский сидит, кивает: «Да, да, такое может быть. Бывают подобные случаи, они известны медицине, такое можно вылечить». В общем, говорит то, о чём я его попросил.
Затем Бухановский ушёл. Я записал в очередном протоколе, что беседовал с Чикатило с участием приглашённого врача-психиатра…
Как только Бухановский вышел от меня, он побежал к Буракову и заявил: «Там у Костоева сидит некий Чикатило и признаётся, что он совершал эти преступления. Написал даже заявление. Я с ним лично беседовал».
Потом ко мне в гостиницу приходят два человека. Заместитель прокурора Ростовской области и начальник отдела уголовного розыска МВД СССР. И за рюмкой начинают выяснять: «Исса Магометович, ну, как вы там? Столько дней сидите за закрытой дверью, мы же ничего не знаем… Слухи же пошли. Надо бы кому-то из нас поучаствовать. Есть известная эффективная методика – добрый следователь и злой следователь…».
Я говорю – «Мужики, вы это оставьте».
Я не думал, что Бухановский «раззвонит» о том, что Чикатило даёт показания. Короче, состоялся неприятный разговор, и я указал гостям на дверь. Говорю: «Знаете что? Это особое дело. Здесь ломать рёбра не получится. Здесь 70-80 процентов доказательств должны быть получены от самого допрашиваемого. А применять силу или угрозы это значит потерять всё. Завтра он просто скажет на суде, что меня били». К тому же я уже знал, что оплошность работников милиции предстоит расследовать.
Тем временем «Московский комсомолец» пишет критическую статью о ходе нашего расследования. Корреспондент Ольга Богуславская меня поносит за «закрытость». За то, что никого не подпускаю к Чикатило. «Я не уверена, что такая глухая оборона приведёт к желаемому результату» и так далее.
На очередном допросе, кажется, 28 ноября 1990 года мы договорились с Чикатило, что он будет давать показания с самого начала. Я дал ему бумагу. Он начал писать. Один лист, другой. У него оказался такой великолепный, как у Ленина, бисерный почерк. Читаю: «Первое убийство я совершил в городе Шахты в 1978 году. Это была девочка лет десяти в красном пальто. Я её привёл в домик…»
– В какой домик? – спрашиваю. Мы же не знаем ничего…
– В заброшенный домик, который я купил, – объясняет Чикатило. – Там убил, и потом вынес труп. Выкинул в речку. И дальше пишет: Я слышал, что по этому делу кого-то посадили…
Я звоню к себе в штаб и говорю одному следователю, который как раз из Шахт был ко мне прикомандирован: «Немедленно езжай в Шахты, там, наверное, в милиции ты найдёшь дело об убийстве ребёнка. Я не понимаю, как оно у нас до сих пор не оказалось. Мы же тут сидим пятый год».
Это до сих пор самый главный вопрос для меня. Над чем я думаю. Почему по всей стране, по всему Советскому Союзу искали аналогичные преступления, совершённые на сексуальной почве против малолетних детей и бродяжек – и нашли их в Москве, нашли на Украине и в Узбекистане, прислали мне – а в Шахтах, где сидят мои следователи пять лет, не нашли?
Ответа на этот вопрос у меня нет. Но есть подозрение. Местные оперативники знали: расстрелян невиновный человек и боялись, что мы выйдем на это дело.
Но как оболтусы из моей бригады не могли выявить убийство девочки Закотновой в 1978 году?
Правда, и этому есть некоторое объяснение. Те же люди, которые ломали Кравченко и сфабриковали всё дело – находились в нашей бригаде и обеспечивали оперативную работу по Шахтам.
И сам Пал Палыч Чернышёв, как я уже упоминал, работал в Шахтах начальником милиции до перевода в областное УВД.
Единственное, что они могли бы возразить – мы же запрашивали данные с 1980 года. А Лена Закотнова была убита в 1978. Но как могло получиться, что никто ни разу не вспомнил, что именно в Шахтах была убита девочка? Это же была громкая история для небольшого городка. Оглушительная!
Я чувствую своей кожей – тут не только безалаберность.
Ну, в общем, потребовал я привезти мне это дело о трагических событиях 1978 года. Я к тому времени уже описал пятнадцатое или шестнадцатое убийство, совершённое Чикатило. И тут следователь мне звонит – «Я это дело нашёл, только не в милиции, не в прокуратуре, а в ростовском областном суде». «А что оно там делает?» «Да по нему человека осудили». «Кого?». «Какого-то Кравченко». «Какой там приговор?» « Расстрел».
Я говорю – «Слушай. Посмотри, нет там бумаги с красной полосой об исполнении приговора?» Он говорит – «Есть. Я посмотрел. Два года назад его расстреляли».
Говорю – «Вези мне это дело». Он привёз один из нескольких томов. Где последняя жалоба Кравченко в Верховный Совет о помиловании. И ответ, что в помиловании отказано. И дальше листок об исполнении приговора.
Это вечером было, часов в восемь или девять, в здании КГБ. Мы с утра до вечера работали с Чикатило. Я не помню, как пошёл к ответственному дежурному по зданию, как взял у него сигарету. До этого не курил больше полугода… Единственно помню – как пальцы обжёг.
В последней своей жалобе Кравченко написал такие слова: «наступит день, когда вам всем будет стыдно за то, что вы губите меня. Мою жизнь. За то, что я не совершал…».
И вот этот день наступил.
Я шёл в гостиницу, по дороге ещё у какого-то мужика взял закурить. В самом жутком состоянии пришёл в гостиницу. В номер ко мне заходит кто-то из моей бригады. «Исса Магометович, ну как, что-нибудь есть?» Я говорю – «Есть». «А что есть?» Я говорю – «Невиновного расстреляли».
«Но Чикатило признаётся?» «Да. Признаётся».
На последующих допросах я записал все пятьдесят пять убийств, совершённых этим чудовищем. В их числе порядка двадцати у нас не значились.
Из огромного числа убийств, совершённых им за двенадцать лет, я выбрал одно, нам до той поры не известное. Он рассказал, что из шахматного клуба города Шахты увёл одного мальчика. Изнасиловал и убил его около кладбища и там же закопал. Я решил впервые вывезти Чикатило из изолятора. В сопровождении экспертов, фотографов, кинооператоров мы приехали в Шахты. По просьбе Чикатило приехали на кладбище, по его просьбе дали ему лопату. Он сам показал место, выкопал этот труп. Там были сандалики и другие детали одежды, совпадающие по описанию с тем, что было на мальчике, когда он пропал. Вплоть до пластмассовой игрушки, которая оказалась у мальчика в кармане.
Вытащили труп, и я сказал: «Всё. Основные гвозди в этом деле уже забиты».
Вся страна зашумела вокруг этого дела. Доказательства у меня были неопровержимые. Ведь человек показывает место, о котором мы не знали и вытаскивает труп, не известный никому. Рассказывает, как убил девочку, за которую расстреляли другого человека.
Всем следователям из моей бригады очень захотелось порисоваться рядом с Чикатило. Это было естественно и престижно. Ведь только недавно наступила эпоха гласности. Каждый буквально умоляет: «Исса Магометович, можно я в этот раз поеду на место преступления?».
Ну, убийств пятьдесят пять, по каждому надо повезти обвиняемого – покажи, где ты всё совершил, как было дело. Каждому следователю хочется показаться. Отличиться. А следователей там пятнадцать человек. Вот я и отдаю сначала такую возможность, как положено, своему «важняку» из российской Генпрокуратуры. Потом – как же я своего земляка Яндиева обойду. Эти люди отдали вместе со мной несколько лет жизни поискам самого страшного маньяка двадцатого века.
Ну, и мелькали мои следователи повсюду. Становились телезвёздами. А потом надо же было возить Чикатило и в другие регионы. В Свердловске он совершил убийство, в Москве, в Узбекистане, на Украине. Я уже никуда не ездил. Описал все 55 убийств, сделал своё дело. Ездили мои следователи.
Работники милиции Ростовской области, вместо того, чтобы притаившись ждать, чем для них кончится вся эта эпопея, тоже стали рекламировать себя и свои заслуги в этом деле. Вместе с Бухановским.
Но самое тяжкое для меня было, когда в печать и на телеэкраны выплеснулась информация о том, что Чикатило могли поймать намного раньше. В 1978 году. Или хотя бы в 1984 году. Об этом узнали родственники его жертв. И мне пришлось с начальником Ростовского УВД Фетисовым вдвоём проводить пресс-конференцию, чтобы эти люди не начали громить милицию. Как-то врать, изворачиваться. Говорить – что это было очень трудно – поймать его двенадцать лет назад, это было невозможно. Я тоже выгораживал этих милиционеров. Не мог в тот момент сказать – мы сейчас будем сажать тех, по чьей вине он все эти годы оставался на свободе.
Дело Чикатило тем временем пришло в суд. Неминуемо вынесение приговора, где будет указан первый эпизод, убийство Лены Закотновой, по которому расстрелян Кравченко. Это автоматически влечёт за собой ответственность ростовских правоохранителей, начиная с Буракова, который, можно сказать, на этом деле стал генералом. Влечёт ответственность суда, местного и областного, а также прокуратуры, утвердившей обвинительное заключение по делу и требовавшая для Кравченко высшей меры.
А также это влечёт ответственность судей Верховного Суда России, который дважды отказывал мне в отмене приговора. Три раза я туда обращался. Есть целый том моих расследований, посвящённых одному вопросу: чем доказано, что убийство Закотновой совершил не Кравченко, а Чикатило.
Первый раз иду – Верховный Суд отказывает. Они ведь утверждали смертный приговор. Те самые члены президиума. Второй раз иду, с дополнительными доказательствами… Ни один эпизод из пятидесяти пяти столь блестяще не доказан в этом деле, как эпизод с Закотновой. Наконец, с третьего захода приговор в отношении Кравченко отменили.
По всем этим материалам перед направлением дела Чикатило в суд я возбудил уголовное дело о злоупотреблениях и нарушениях закона, и направил в Ростовскую областную прокуратуру. А в апреле 1992 года начался суд над Чикатило. Я к тому времени уже уехал из Ростова, оставив областному прокурору материалы о необходимости привлечения к ответственности виновных в нарушениях законности. Но когда я отправил дело в ростовский областной суд, Чикатило вдруг переводят из СИЗО КГБ в обычный милицейский следственный изолятор. Видимо КГБшникам уже надоело содержать его под стражей, второй год он у них сидит. Я уехал, Чикатило перевели в милицейский изолятор. И милицейский конвой начал его возить в областной суд.
Можете себе представить? От его показаний по делу и особенно по эпизоду убийства Закотновой зависит судьба очень многих людей. А с ним самим в общей камере в любой день что угодно может случиться.
Буквально с первых же дней Чикатило стал менять свои показания, начиная именно с эпизода Закотновой.
В это время ещё и Бухановский со следователем Яндиевым начали лезть в суд, в свидетели. Бухановскому, видимо, захотелось услужить ростовским правоохранителям. Он заявил – я хотел бы присутствовать, я в процессе следствия общался с подсудимым. Готов дать показания, что этого человека надо лечить и так далее. Предпринималось всё, чтобы опорочить показания Чикатило, данные на следствии.
Что касается моего земляка Яндиева… Он, видимо, не устоял перед ростовскими правоохранителями, в отношении которых я выделил в отдельное производство уголовное дело. Оно как раз в это время расследовалось в областной прокуратуре. Чем он руководствовался, не знаю.
Короче говоря, Чикатило на начальной стадии суда под влиянием этих людей отказался от нескольких эпизодов. Но в первую очередь от убийства Закотновой. Мне в то время было не до Чикатило. Из прокуратуры меня командировали в распоряжение президента России, я уже представитель президента в Ингушетии. Там крайне сложная ситуация. Не до ростовского суда. Но мне передают, что происходит в Ростове. Что там устроили спектакль, Чикатило начал гримасничать, видимо, с подачи Бухановского, играть дурачка, показывать свои половые органы, кричать про ГКЧП, нести ахинею.
Так или иначе, он отказался от первого эпизода. Правда, ростовские судьи не осмелились этот эпизод с убийством Закотновой убрать. Но чтобы не сказали, что они шаблонно повторили все эпизоды за следователями, исключили два других эпизода, где кости жертв не были найдены. Есть такое неписаное правило: очень большой грех у судебных работников, если они точка в точку подтвердят всё, что представлено следствием. Чтобы создать видимость того, что они разбираются во всех нюансах дела обстоятельно и объективно, надо что-то исключить. Таким образом, эпизодов стало не 55, а 52.
Итак, областной суд убрал два эпизода и вынес смертный приговор Чикатило. Но одновременно вынес частное определение о поведении Яндиева и Бухановского за попытки воздействия на подсудимого и оказания влияния на ход судебного рассмотрения.
Бухановский после этого раздавал интервью, рассказывал о том, что он якобы за несколько лет до разоблачения Чикатило описал его, составил психологический портрет убийцы и так далее. Даже судился с корреспондентами, которые «неправильно» публиковали эти материалы. Потом он ещё и книги писал, открыл некий «центр по выявлению и коррекции поведения потенциальных маньяков». Сейчас эту контору возглавляет его дочка. Такой вот семейный бизнес, основанный на шарлатанстве покойного Бухановского.
Самое печальное я узнал спустя много лет после того, как состоялся суд, после того, как Чикатило был расстрелян и все страсти постепенно улеглись. Оказывается, Верховный Суд России при рассмотрении этого дела в кассационном порядке исключил из обвинения Чикатило эпизод об убийстве Лены Закотновой. Его оправдали по этому эпизоду, самому доказанному из всех. Потому что, стоило им утвердить данный эпизод – тут же должны появиться соответствующие выводы в отношении Верховного Суда. А один из судей, утверждавших в своё время смертный приговор Кравченко, уже тогда был заместителем председателя Верховного Суда. А раз этот эпизод исключен из обвинения Чикатило, то, выходит, и вмешательство Яндиева и Буханвского, которое происходило как раз вокруг этого эпизода, уже не имеет значения и, следовательно, частное определение в отношении этих лиц также подлежит отмене.
И ещё один неприятный лично для меня момент. Некоторые из тех судей, которые были причастны к расстрелу Кравченко, при их переназначении прошли через Комитет Совета Федерации по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам. В тот самый момент, когда я являлся председателем этого Комитета. По существу я участвовал в их назначении. Совершенно не зная, что эти люди, рассматривая дело Чикатило, и изъяли из него эпизод с убийством Лены Закотновой.
Если бы знал – непременно поставил бы вопрос об отказе в утверждении этих людей на такие высокие и не заслуженные ими должности…
Вообще, задумайтесь, что получилось. Весь мир знает про Чикатило. Очень многие люди помнят, что по самому первому его преступлению был расстрелян невиновный человек. Помнят и его фамилию – Кравченко.
Но мало кто знает, что через много лет решением Верховного Суда России Чикатило оправдан по этому эпизоду.
Однако и Кравченко признан невиновным! Дело в отношении него я прекратил и от имени прокуратуры РФ принёс извинения перед его матерью.
Кто же тогда убийца? Я не знаю. Получается – никто. И вроде бы никто не виноват в том, что так получилось. Большие люди в судейских мантиях сидят на своих местах, окружены почётом, мирно протирают эти свои мантии со стороны спины. Никто не несёт ответственности за грубейшие нарушения закона. И раньше так было, и сейчас продолжается. Вот что меня убивает в нашей стране.
В публикации использованы фрагменты из книги И.М.Костоева «Преступления без наказания», которая готовится к выходу в свет в московском издательстве «Икар».
***
© ZONAkz, 2018г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.