Правила ловли паразитов. Инструкция для служебного пользования

Я ловил блох. Это было моей профессией, когда я трудился в экспериментальной лаборатории, где изучали чуму

1

Нужна при ловле блох спешка?

Заблуждение, судари мои.

Я ловил блох. Это было моей профессией, когда я трудился в экспериментальной лаборатории, где изучали чуму.

Блохи сидели в биопробных банках, это такие высокие стеклянные цилиндры с мелким песком, устилающим дно. Если в неё резко выдохнуть, то внезапно поднимется чёрный рой, состоящий из тысяч суетящихся точек. Жуткое зрелище. Человек, увидевший его впервые, весь день скребёт себя, как пёс помойный. Паразиты сидели там без жратвы, поэтому возбуждались на животное тепло.

Блох морили голодом намеренно, а потом выпускали на песчанку (степная крыса), которая мелко тряслась, издыхая на глазах. Её кровь кишела чумой. Блохи жрали её и заражались.

То есть сама блоха заболеть не может. Но у неё пищевод тоненький, а микробы крупные. Они там склеиваются в комок, как волосы в канализации, и образуют непроходимую запруду. Кровь доходит до неё и назад изливается, прихватив с собой пригоршню заразы. А блоха остаётся голодной, как волк, поэтому прыгает на всё тёплое. Так происходит заражение.

Упившихся чумной кровью паразитов нужно было сортировать. Их счёсывали с дохлой песчанки в большой таз. Я облачался в противочумный скафандр с хирургическими перчатками по локоть, в левой руке держал предметное стёклышко, а правой, вооружённой крошечным пинцетом, ловил блошку, укладывал на бок и, прикрыв её слюдяным квадратиком, подавал зоологам. Нужна была не спешка, а сноровка.

Научная работа длилась много лет. Заминированных блошек подкидывали в норы, заранее ограждённые мелкой рабицей на глубине до трёх метров. Наблюдали. Дождавшись, когда крысы передохнут и обратятся в прах, норы вскрывали. Искали, где прячется чума. Её не было нигде. Ни в разложившихся останках, ни в трупиках блох, ни в земле, ни в пыли, ни даже в окаменевшем дерьме подземных клещей — там тоже искали. Тщетно. Получается, чума приходит ниоткуда и уходит в никуда.

2

Новый президент недавно заявил, что коррупция – трагедия общественного сознания. Сильно сказано. Но он слукавил, утверждая, что эта напасть свалилась внезапно. Она была всегда.

Как чума.

Сравнение коррупции с чумой уместно. Эти мерзавки плетутся рядом с допотопных времён. Не сыскать ни стран, ни народов, где эта моровая язва не оставила своих отметин. С коррупцией не справился никто, но есть страны, где её кое-как загнали в подполье.

Вопрос: почему кому-то удалось достичь хотя бы этого, а у иных ни черта не получилось?

Следует скрепя сердце согласиться, что биологический вид, известный под псевдонимом Homo sapiens, в подавляющем большинстве своём есть существо плотоядное, хищное, злое, завистливое и пакостливое. Люди, состоящие из одних лишь природных инстинктов подобны голодным блохам. Между ними идёт беспрерывная грызня за все виды жизненного тепла. И если её не ограничивать, то непременно возникнет самоубийственная «война всех против всех». Поэтому возникает право: обычное, гражданское, уголовное, международное, etc, etc. Право – это социальный инстинкт самосохранения.

…Булат Атабаев опубликовал как-то ироническую заметку о немцах, которые поздней ночью, когда на дорогах нет ни одного автомобиля, стоят на перекрёстке и ждут зелёного сигнала светофора. И будто бы он однажды, исчерпав терпение, храбро перешёл улицу на красный свет, оглянулся и бросил им реплику, полную парфянского сарказма: эх, вы! Без фюрера шагу ступить не смеете?

Полагаю, он эту байку заимствовал из анекдотов. Хохма в его исполнении отдаёт провинциальной бестактностью, ведь Германия дала Атабаеву политическое убежище, кров и работу. Но это не главное. Удивительно другое. Казалось бы, интеллигент, режиссёр, незаурядный человек, в совершенстве владеющий немецким языком, он так и не понял: люди здесь законопослушны не из страха наказания, а от ощущаемой ими опасности, которая таится где-то глубоко. Они таскают, как гоголевский Вакула, чёрта заплечном мешке. Это тысячелетний опыт лютой европейской истории. Они слышат гул подземного хаоса. Отсюда и этот причудливый бытовой аутизм, скрупулёзное следование ритуалам, когда опоздание даже на минуту – немыслимо, а смачный харчок себе под ноги – мелкое, но крайне рвотное и недопустимое свинство. Ибо все эти крошечные проступки, дай им волю, непременно обернутся весьма крупными мерзостями, в том числе и подлейшей коррупцией, которая пожрёт всё и не подавится.

«Западный человек» жмётся к праву не потому, что он от природы таков. Просто он понимает – иначе жить невозможно. Это понимание ему дано как эволюционный признак, сплетающийся с инстинктом самосохранения. Он старается не делать гадостей ближнему, рассчитывая, что он не сделает их ему.

3

Тяжелая и неподвижная, как могильная плита, российская государственность, увенчанная стопудовой шапкой Мономаха, таких условий обеспечить не сумела. Слишком велика и обильна земля, слишком рассеяны на ней народы, а внутреннее давление, противостоящее мертвящему грузу абсолютной, как спирт Royal, монархии, было недостаточным. Декабрьское топтание на Сенатской площади выглядело убого. Все высокопоставленные подельники романовских императоров были крупнейшими коррупционерами. Мздоимство и казнокрадство ядовито смердело на всех этажах российской государственности, начиняя от «Помазанника» и заканчивая последним городовым, имевшим обыкновения являться по праздникам в каждую семью, где ему угодливо выносили на подносе большую рюмку водки и серебряный рубль.

Ни Первая русская революция, ни Февральская, ни Октябрьский путч, ни Гражданская война, ни Советская власть, варварски «исполнившая» царскую семью, так и не сумели свернуть шею монархии. Она таилась по выгребным ямам, притворялась дохлой, падала на дно, ютилась в камышах, но всегда выныривала и усаживалась на трон. Сначала сияла маниакальным челом Ульянова, позже шевелила палаческими усищами Джугашвили, смешила кукурузным колобком Хрущёва, исполинскими бровищами Брежнева, веселила макабрической комедией скоропостижных генсеков и, наконец, явила миру плешивого болтуна с каиновой печатью на лбу; ему выпало угробить Красную Империю – она раскололась на астероидные куски, каждый из которых вскоре оброс всё той же монархической плесенью. А она, как явствует из логики этого рассуждения, представляет собой практически идеальную среду для галактического разрастания коррупции.

Почему?

Потому что люди, лишённые социальных инстинктов, живущие всегда «при ком-то», бесправны. Они не слышат гула хаоса. И когда их причудливая цивилизация вдруг до неприличия легко развалилась, хаос явился. И взял в союзники их животные инстинкты. И нынче у них на дворе даже не Средневековье, а меловой период мезозойской эры. Где нет ещё ни тушканчиков, ни крыс, ни сурков, ни мышей, ни сусликов, ни песчанок, но уже есть блохи, сосущие у тираннозавров.

4

Бывший советский человек лишён правового сознания. Вернее, он воспринимает право, как декоративную выгородку, которую легко снести. Подумаешь, нельзя. Если очень хочется, то можно. За деньги. Купить диплом юриста, мантию судьи. Незаконный приговор, тендерную победу, выгодный подряд. Следователя умаслить, репортёра заткнуть, киллера нанять, врачебное заключение продать, учителю заплатить, доценту сунуть. Круговорот бабла в природе. Порочный круг мздоимства. От рассвета до заката лишь распилы и откаты. Все берут, все дают, такова, видите ли, жизнь. Поэтому ничего не получается. Рушится, ломается, проваливается, осыпается, тонет и взрывается.

Трагедия общественного сознания в том, что оно сатанински развращено.

Коррупция сегодня – единственный образ жизни, доступный пониманию большинства. Это и религия, и культура, и экономика, и мораль, и национальная идея — увы. Не простуда, не кашель, не свербение в носу и не першение в горле, а терминальная стадия особо опасной болезни. Когда страну бьёт лихорадочная дрожь, тело её скручивает судорога, и мириады кровососущих ненасытны и вечно голодны.

5

Всё очень серьёзно, но не безысходно. Лечится. И не увещеваниями-посланиями-обещаниями-поручениями, а болючими-колючими снадобьями, горькими, как судьба мученика. Нет нужды устраивать столетние войны с игрушечными бастилиями и ряжеными санкюлотами, всё это голливудская чепуха всмятку. В этом деле потребны не косноязычные болтуны, мнящие себя вождями, а головастые врачи, санитары, хирурги, фельдшеры, ветеринары, паразитологи и дератизаторы. Нужны мусорщики, ассенизаторы, водовозы. И они явятся, будьте покойны. Когда люди поймут, что необходимо соблюдать элементарные правила личной и общественной гигиены. Когда у них появится потребность в праве. В правде.

…Мой друг, бывший судья, рассказывал, как на «заре независимости» их, свежеиспечённых, в искрящих синтетикой мантиях, собрали в торжественном зале. Вышел к ним тогдашний гроссмейстер этой ложи. С простецким лицом и забавной фамилией (я её забыл). Поговаривали, что мастер был выпить. Ну, выдал он спич. Там прозвучало и такое: зарплата будет маленькая. Если в баксах, то не больше стольника. Судейский корпус обморочно замер. Оратор, вдоволь насладившись паузой, игриво закончил: «Но, знаете, коллеги, ещё никто не жаловался!». В ответ ему раздался могучий выдох облегчения и радостные звуки приветственного хрюканья.

…Я сел за баранку в 1991 и крутил её 20 лет. Избегая дури и лихачества. Разумеется, без мурашиных нарушений не обходилось. Останавливали. Я не спорил, но и не откупался. Ни разу. Штрафные подати исполнял лишь в отведённых законом местах, выстаивая дикие очереди. Однажды младший лейтенант, мальчик молодой, сделал мне намёк, мол, ағай, чего вам париться в гаи? Давайте тут разберёмся, «по-человеческий». Я сказал ему дерзко и зло: взятку не дам. «Почему?» — искренне изумился он. И, просунув голову в окно моей тачки, спросил уважительным полушёпотом: «Чо, религий такой, да?». Я от неожиданности кивнул. Он выпрямился, козырнул.

И я уехал.

Но помню по имени-отчеству всех блох. Ксенапсиля скрябини. Каптапсиля лямилефер. Ктеноцефалидес фелис.

И, наконец, Пулекс иританс, блошиный царь, жрущий человеков.

Кровососы обожают пышные погоняла.

Ловить их нужно без спешки, судари мои.

***

© ZONAkz, 2019г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.