Русский император
В вечность отошёл,
Ему оператор
Брюхо распорол…
(В.И. Соколовский)
1
Сумбур слоится в сознании. Сернистый, смердящий. Человеческий ум гнобится, переваливаясь с боку на бок, как жирный боров в миргородской луже. Набоков где-то сострил, что во время бессонницы не хватает третьего, а то и четвёртого бока – о, как я это понимаю, ворочаясь всю жизнь на постыло бодрствующем ложе! Осатаневший мозг, ёрзает вдогонку, ища покоя, и не находит его, тяготясь постылым маршрутом.
Всё равно не заснуть. Представление начинается.
Новые персонажи прибывают на сцену, как арестантские этапы. Их не успевают забрить, загнать в баню, переодеть в клифты, пронумеровать, выдать пайку и растолкать по баракам. Они неприкаянно слоняются по плацу, мучительно соображая, кем выгоднее записаться – казаками или разбойниками? Отравителями или отравленными? Вертухаями или зэками? Законными ворами или ссученными подонками?
Хрен поймёшь.
Я ничего толком не знаю о Романе Протасевиче, которого Лукашенко хамски сдёрнул с небес. Он герой, жертва или стукач? После его исповедальных «каминг-аутов» ропот усилился — то ли «засланный казачок», то ли провокатор. Его пытали? Или накачали наркотической дрянью? Никто ничего наверняка не знает, всякий довольствуется удобной для себя версией. И пока публика гадает на кофейной гуще, власть держит паузу и греет за пазухой расстрельный наган. Вышак в этой стране не отменён. С Батьки сбудется.
Так называемая «новая нормальность» лишила нас привычной чёткости изображения. Всё сущее окутал ипритный туман, клубящийся диковинными очертаниями полуправды и дикой лжи. Действительность стала похожа на липкий бред, от него нет сил очнуться: едва разлепишь глаза, как тут же наваливается вторая волна, потом третья, уже маячит четвёртая, а прибой послушно выбрасывает на берег членистоногих козявок, спешно произведённых в новые «штаммы». Но при всех очевидных мерзостях воцарившегося безвременья, оно обладает несомненным достоинством: прошлое становится ближе и понятнее, оно сбрасывает обноски киношного вранья и предстаёт в отвратительной наготе низких истин. Стараясь понять сегодняшнее, нужно иногда пристально вглядываться во вчерашнее, ибо, как говорил библейский мудрец, всё когда-то уже было и непременно повторится.
2
Вот и вернёмся во времена не столь отдалённые.
140 лет назад во дворе Шлиссельбургской крепости казнены через повешенье:
Генералов, Василий, 20 лет, из казаков Области войска Донского, студент;
Шевырёв, Пётр, из купцов, 24 года, студент;
Андреюшкин, Пахомий, 22 года, из казаков Кубани, студент;
Осипанов, Василий, 26 лет, из мещан, студент;
Ульянов, Александр, 21 год, из дворян, студент.
На помосте только три виселицы. Сначала удавили Генералова, Андреюшкина и Осипанова. Двое выкрикнули: «Да здравствует Народная воля!», а Осипанов не успел, на голову спешно натянули мешок. Выждали, пока тела перестанут содрогаться, сняли их, унесли, ещё теплые петли растянули заново. Всё это на глазах Ульянова и Шевырёва. Настал их черёд. На эшафот взошёл батюшка, в руках держал крест. Александр приложился к нему, а Шевырёв грубо оттолкнул священника — тот поспешил покинуть эшафот. Палач приступил к делу. Через четверть часа всё было кончено.
По-нынешнему, был месяц май, по-старому, ещё апрель.
1 марта 1887 года новые народовольцы изготовились вдоль маршрута царского проезда, замыслив взорвать Александра III динамитной бомбой – в память о народовольцах, погубивших шестью годами ранее Александра II. Метальщики – Генералов, Андреюшкин, Осипанов – пасли Императора несколько дней: 26, 27, 28 февраля. Ещё три боевика назывались сигнальщиками, они тоже неприкаянно слонялись по Невскому, мозоля глаза городовым. Государь наконец выехал из Аничкова дворца в Петропавловскую крепость. За несколько минут до появления царского цуга резво скрутили и метальщиков, и сигнальщиков. Александра Ульянова арестовали вечером, а Петра Шевырёва, основателя группы, через неделю, в Ялте, где он лечился от чахотки. Ульянов руководил казнью, замещая Шевырёва, а ещё мастерил бомбы. Мастырить их было почти не из чего. Денег недоставало – он продал золотую медаль, вручённую ему университетом за успехи в науках, выручил 100 рублей. Вот и весь бюджет. Вместе с Лукашевичем собрал кое-как три снаряда. Пара цинковых цилиндров, оклеенные коленкором, и одна коробка в виде книги. Внутри динамит и кусочки свинца, пропитанные стрихнином. Лукашевич тоже был приговорён к повешенью, но Государь его и ещё десятерых злоумышленников, покаявшихся на суде, помиловал, они ушли по этапу на Сахалинскую каторгу. Некоторые из них дожили до Советской власти. Бронислав Пилсудский (брат будущего польского диктатора), который привёз из Вильно недостающую взрывчатку, освободившись, вообще переселился в Японию, где до сих пор живут его потомки. Он каялся на суде с особой выразительностью. Один из помилованных сигнальщиков, Михаил Канчер, уже в ссылке покончил с собой. Принял яд и для пущей верности выстрелил в себя из револьвера, но агония длилась ещё два часа. Его презирали, знали, что он назвал много имён. Челобитная Канчера сохранилась в архивах. Вот она:
«Всепресветлейший, Державнейший Государь, Самодержец!
Прошение
…Несчастный случай ввел меня в такую среду товарищей, которые сделали меня ужасным преступником. Я теперь сознаю это сам и ожидаю заслуженной смертной казни… Я не революционер и не солидарен с их учением, а всегда был верным подданным Вашего Императорского Величества… Если же я и был сообщником злонамеренного преступления, то в это время я находился в состоянии, непонятном для самого себя, и объясняю это временным умопомраченьем.
Недостойный верноподданный Михаил Никитин Канчер»
***
Ульянов не каялся. От адвоката отказался. Ровным, чуть глуховатым голосом он отвечал на вопросы обер-прокурора Правительствующего Сената Н. Неклюдова, который был когда-то восторженным учеником его покойного батюшки, Ильи Николаевича. Неклюдов участвовал в студенческих беспорядках, но вовремя одумался и сделал блистательную карьеру. Он спросил Ульянова: «Что могло побудить вас, кандидата в профессоры, пойти на такое страшное преступление?» Тот ответил: «Пусть господин обер-прокурор вспомнит свою молодость, вспомнит то, что привело его в Петропавловскую крепость, тогда он, может быть, сам ответит на поставленный вопрос…».
Я не раз перечитывал стенограммы выступлений Ульянова в суде – их можно найти в Сети. Поражает его безысходная убеждённость в том, что власть по определению не подлежит реформированию, улучшению, усовершенствованию. В его речах есть спокойная, отрешённая, льдистая уверенность, что венценосных предержателей, всех этих кровососущих паразитов, нужно физически изничтожать – бомбами, пулями, кинжалами, ядами, дубинами, камнями, кулаками, наконец, ибо иного выхода нет. И только теперь я смутно догадываюсь, как нестерпима была для этих молодых людей звериная ненависть ко всем великим князьям, вдовствующим императрицам, цесаревичам, министрам, генералам, губернаторам, сенаторам, обер-прокурорам, полицмейстерам, околоточным, жандармам, филёрам и городовым. Вглядываясь в массивный, обширно лысеющий, окладисто бородатый лик Александра III и переводя взгляд на строгого юношу с припухлыми губами и крепкой лобной костью, я улавливаю тень их жутковатого сходства – не портретного, а скорее, внутреннего, хищного, лютого и беспощадного, каким обладают лишь кровные враги. Это сходство улавливали современники, ведь недаром возникла (и до сих чадит) мыльнооперная сплетня, что Александр Ульянов был тайным сыном Государя…
Процесс объявлен закрытым. В зале суда козырные тузы и прочие члены Государственного совета. И только в день оглашения приговора туда была допущена Мария Александровна. И только ей позволили свидание с сыном. Она умоляла его подать прошение о помиловании на Высочайшее Имя. Он отказался, но позже написал Государю снисходительно-вежливое письмо, которое прошением и назвать-то было нельзя. Кажется, его даже не показали Императору.
***
Устроил это свидание Н.С. Таганцев, видный юрист. Он тоже учился у Ильи Николаевича. А потом принимал экзамен у Владимира Ульянова, когда тот экстерном защищал диплом в Петербургском университете. Тогда, в год казни народовольцев, Николай Таганцев ещё не знал, что через пару лет и у него родится сын, тоже Владимир. А много позже, в 1921 году, когда он станет руководителем Петроградской боевой организации, академик Таганцев обратится на имя Предсовнаркома с просьбой о смягчении его расстрельной участи. Ленин приватно, осторожно, застенчиво, через Фотиеву попросит Дзержинского о снисхождении, но тот решительно откажет. Предсовнаркома настаивать не будет.
Молодого Таганцева к стенке подвёл видный чекист Яков Саулович Агранов. Пообещал ему сохранить жизнь в обмен на имена, конспиративные квартиры и явки заговорщиков, но добившись своего, всё же расстрелял. Вместе с женой. В списке казнённых по этому делу есть имя Николая Гумилёва.
Через 17 лет расстреляют и Агранова.
3
Спустя полтора года после казни народовольцев царский поезд, на котором августейшая семья возвращалась из Крыма, сойдёт с рельсов на перегоне возле Харькова. До сих пор не изжита версия о злоумышленниках, и они действительно были – разгильдяйство, воровство, головотяпство. Состав был слишком длинным и очень тяжёлым, как грузовой поезд, но двигался с изрядным превышением — 68 вёрст в час. В него запрягли два паровоза, один австрийский, второй российский. Они шли с разной скоростью, а между машинистами не было связи. То есть она не работала. На перегоне, где случилось крушение, были уложены старые, бывшие в употреблении шпалы, они не выдержали веса и рассогласованности движения, рельсы разошлись, десять вагонов скатились под откос, смялись в гармошку, рассыпались на куски, более 20 человек погибли – более сорока искалечены. Царская семья чудом не пострадала, несмотря на то, что вагон-столовая, где она заканчивала поздний завтрак, лакомясь гурьевской кашей, сошёл с рельсов, завалился на крутую насыпь, разрушился, потерял дно, а крыша его, лишившись опоры, провалилась на головы чад и домочадцев, но, зацепившись краем за вздыбившиеся колёсные пары, образовала щель, которая их и спасла. Государь, будучи ростом около двух метров, а весом более 120 килограммов, приподнял руками край потолка и подставил под него плечи – в эти несколько минут семья выбралась наружу. Последним вышел Император, тяжело дыша и охая от боли в спине. Уцелевшая свита бросилась к нему с возгласами: «Ваше Величество! Господь уберёг от злоумышленников!» Александр III раздражённо отмахнулся и будто бы ответил: «Ах, оставьте, право, какое там покушение. Воровать надобно меньше!».
Расследование, проведённое А.Ф. Кони, подтвердило его догадку, выявив чудовищные нарушения, но хода делу Император не дал, приказал свернуть его – слишком громкие имена были в него замешаны.
Ему было едва за сорок тогда, но с тех пор богатырское здоровье Царя-медведя стало стремительно таять, чрезмерная тяжесть обвалившейся вагонной крыши вызвала опущение почек, он слабел, мучительно страдая от болей, и в 1894 году скончался в Ливадийском дворце, передав скипетр и державу наследнику, Николаю Второму.
Напрасны были тираноборческие умыслы народовольцев. Царя убило его же царство, допускавшее варварское мздоимство, казнокрадство и повальное «неисполнение всеми своих служебных обязанностей», как выразился А.Ф. Кони.
Есть предание: когда вызванный из Берлина врач-патологоанатом приехал в Ливадийский дворец для совершения вскрытия тела, навстречу ему вышел флигель-адъютант и начал произносить полный титул Государя: «В Бозе почивший Александр Третий, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский…».
Старик насупился и прервал мантру. «Ubi cadaver?» — бесцеремонно спросил он на латыни.
Где труп?
Уместный вопрос.
Ибо смердело время.
Как и нынче смердит.
***
© ZONAkz, 2021г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.