Олжас Сулейменов, выдающийся казахский, и настолько же русский поэт, в свое время, как народный депутат СССР, руководитель и лицо Антиядерного движения «Невада-Семей», входил в число тех, чьи действия реально расшатывали и подводили черту под существованием Союза. К тому же, задолго до перестройки, его книга «АЗиЯ» тоже наделала много шума как в Москве, так и в Алма-Ате. Еще бы, ведь утверждение, что корни «Слова о полку Игореве», — основы и светоча русской словесности, — тюркские, подрывали не просто концепцию «татаро-монгольского ига», но чуть ли не всю советскую систему представления исторического и лингвистического прошлого славянских и тюркских народов.
Рай расположен над Алма-Атой, а вы не знали?
И вот мэтр поэзии, а заодно и политики, в прошлом году отметивший свое 85-летие, все последнее время аккуратно, но настойчиво поднимает тему возвращению Алматы имени Алма-Ата. Под напряженное внимание, но далеко не всеобщие рукоплескания, скажем прямо. Скорее, публика внемлет поэту с удивлением, опаской, а то и прямым сопротивлением распространению крамолы. На днях, например, тираж тоже далеко не юной «Вечерний Алматы» (нетрудно сообразить, как газета называлась в былые времена) с обстоятельным интервью Олжаса на эту тему был элементарно изъят из продажи из-за «технической ошибки». Интервью, провисев несколько часов, исчезло и с сайта «Вечерки». Забавно, что уже готовый набор «АЗиЯ» тоже, говорят, рассыпали.
«Рассыпать» уже выпорхнувшую в виртуальное пространство мысль … в наши интернет-времена здесь скорее можно было бы заподозрить PR-ход, так ведь нет, — газетное начальство сделало все, похоже, на полном серьезе!
В этом и кроется вся глубина интриги: казалось бы, всего-то и разговоров, возвращать Южной столице прежнее имя или держаться за уже тоже привычное, — а какова острота общественной и политической реакции!
А дело, собственно, не в названиях. Олжас упирает на то, что суффикс «ы» — китайского происхождения, тогда как сочетание Алма-Ата – исконно казахское. Подтекст понятен. Оппоненты говорят о найденной в наших краях монете с надписью «Алматы» незапамятных и отнюдь не китайских времен, и вообще, что Алматы – тысяча лет. Тоже понятно, о чем речь, и почему бы и этому не быть правдой? В конце концов, ученые едины в том, что прародительница всех яблок на земле, – яблоня Сиверса, родом из наших гор. И мы даже знаем, откуда конкретно откуда — с расположенного над Алма-Атой плато Кокжайлау, где она и сейчас прекрасно проживает. Сопоставив же эту научную истину с библейской историей о Еве и яблоке, мы обретаем достоверное знание о расположении Рая на земле. Что вам алмаатинцы и алматынцы верифицируют хором. Еще бы, ведь любой горожанин еще при жизни хотя бы раз побывал в этом рае на земле.
Впрочем, мы отвлеклись. В нашей истории все дело в том глубочайшей символизме, с которым Алма-Ата превращалась в Алматы и который, на следующем витке исторической спирали, возвращается к нам снова.
Алма-Ата – как много в этом слове для уха русского … и казахского слилось
Алма-Ата – это чисто советское название и чисто советский город, самый прекрасный, по всеобщему признанию, в СССР. До этого было укрепление Верный, названное в честь святой Веры и три другие казачьи станицы, от имен святых мучениц Надежды, Любви и матери их Софии, ныне города-спутники Иссык, Каскелен и Талгар. Но советский период, во всех его ужасных и прекрасных проявлениях, — промышленное, культурное, научное, национальное, интернациональное и еще какое угодно становление казахов, казахстанцев и всей Казахской Советской Социалистической Республики, все это Алма-Ата.
Алма-Ата – это точка сборки всего самого значимого в жизни казахов и казахстанцев за все советские годы. Это становление казахской государственности, обще-казахского самосознания, казахской оперы и балета, казахской литературы, науки и искусства. В свою очередь, город Алма-Ата – это неотъемлемая часть общесоюзной истории, это эвакуированные из Ленинграда оборонные заводы, это воспевающий ленинградцев Джамбул и переведенная сюда киностудия «Мосфильм», тоже работающая на оборону. Это кузница мировых рекордов Медео и горнолыжная база Чимбулак. И это знаменитый на весь Союз алма-атинский апорт, конечно.
Соответственно, когда с распадом СССР не просто закончилось советское настоящее, но и неотложно встала задача перешагнуть через него в рыночно-демократическое будущее, а перешагнуть – в тех условиях значило отказаться и забыть, одним из таких глубоко символических шагов стало переименование тогдашней столицы Казахской ССР.
Переименование произошло, можно сказать, технически, — новое именование тогдашней столицы без особых обсуждений было вписано в новую Конституцию. Казалось бы, от простой перемены Алма-Аты на Алматы, тем более – близкой по созвучию, и как бы тоже про яблоки, ничего не изменилось. И, да, город остался на том же месте и при тех же горожанах, но … это стал уже совсем иной город, с совершенно иным подтекстом.
Более того, акт переименования получил символическое наполнение не столичного – общенационального масштаба. Это идеологический посыл того же уровня, что и утверждение, будто раньше у казахов государственности не было и что она построена с нуля.
Апорт, между прочим, тоже закончился – ровно по окончанию советской власти, прямо как ножом отрезало, даже переименовывать не пришлось. Не просто исчезли яблоки, — сами яблони вдруг выродились. Еще до того, как под застройку предгорий стали вырубать яблоневые сады. Совпадение случайное, понятно, но какое все же неслучайное…
И здесь, для уяснения глубинного наполнения игры в переименования, стоит оглянуться на две уже прошедшие и начавшуюся третью казахские модернизации. Уместившиеся в каких-то сто последних лет, но всякий раз до основания перетряхивающие образ жизни и мироощущения казахского народа и казахской нации.
70 + 30 = две казахские модернизации
Первая модернизация, начавшаяся со вступлением Российской империи в Первую мировую, и особо сконцентрированная в промежутке от начала 20-х до конца 70-х годов, буквально зашвырнула казахов и Казахстан из кочевого дофеодального и доиндустриального еще состояния сразу в социализм, самым безжалостным и безальтернативным образом. Поменять все, от образа жизни и до перехода на другой язык приходилось иногда элементарно ради выживания, в лучшем случае – для возможности обретения своего места и положения в советской действительности.
Вторая казахская модернизация была и близко не столь репрессивной, но не менее безальтернативной – радикальной замене подлежало все, от идеологии и общественных отношений до конкретной экономики. Здесь совпали два интереса: остающейся при власти партийно-комсомольской верхушки, которой для перехода в рыночно-капиталистическую веру необходимо было представить собственное же прошлое как нечто неправильное, насильно и извне навязанное, а потому подлежащее обнулению или, еще лучше, забвению. И интерес внешнего сопровождения десоветизации, при котором содержание главных рыночных реформ определялось не столько требованиями рынка, сколько необходимостью разрушения ценностного и социально-экономического фундамента прежнего строя.
Одно только хронологическое перечисление: ликвидация колхозов и совхозов, приватизация жилья и реформа ЖКХ, разгосударствление банков, переход к накопительной пенсионной системе и страховой медицине (первая попытка была два десятилетия назад), реформа электроэнергетики, переход к плавающему курсу национальной валюты … — все это, происходящее еще в прошлом веке, призвано было снести прежние конструкции вместе с фундаментами и на расчищенном месте возвести им противоположные.
Вторая казахская модернизация: недоделки
Насколько безжалостная социалистическая модернизация не дотянулась до досоветского бытования казахов и Казахстана, в каких аульных глубинках и слоях городской интеллигенции сохранились прежние обычаи и представления – отдельный вопрос. Но вот то, что вторая казахская модернизация так и не смогла справиться с, казалось бы, навсегда ушедшим советским прошлым, — это факт. Практически все рыночные реформы – это совершенно отличающиеся от первоначальных задумок надстройки-приспособления на том же советском фундаменте – стоит только присмотреться. Мы могли бы подробно проиллюстрировать это на примерах тех же «радикальных» преобразований ЖКХ, электроэнергетики или пенсионной системы, но ограничимся наиболее важным результатом – результатом языковой реформы.
Конституирование языка титульного этноса в качестве единственного государственного, прошедшее во всех союзных республиках при распаде Союза, несло, наряду с прочим, окончательно-разделительную нагрузку: страны с общим для всех народов языком более не существовало. Пока – только на конституционных бумагах, оставалось реализовать практически. Конкретно же в Казахстане задача перехода всего многонационального населения на казахский язык обеспечивалась тем законодательным установлением, что овладение государственным языком есть долг всех граждан, важнейший фактор консолидации народа Казахстана.
И что же мы имеем в качестве итогов более чем тридцатилетних усилий на этот счет? Фактическим государственным языком как был, так и остается русский, граждане же в массе своей, включая значительную часть казахов, вовсе не торопятся исполнять свой прописанный в законе «О языках» долг. Государство же, одинаково не готовое привести фактическую ситуацию в соответствие с законодательством, либо законодательство – в соответствие с фактической ситуацией, предпочитает «не замечать» всего такого беззакония.
Из второй недоделанной – в третью модернизацию
Казалось бы, если не государство своими усилиями, то сама демография со временем сделает свое дело и казахский язык реально станет государственным. Как со временем если ни усилиями правительства, то объективными рыночными законами совершится-таки приватизация госсектора, восторжествует свободная конкуренция и казахстанцы, наконец, станут сытыми и довольными.
Но тут вот какое дело: и наполовину незавершенная, — если судить по результатам в сравнении с заявляемыми целями, антисоциалистическая капиталистическая модернизация … незаметно, но необратимо перешла уже в третью модернизацию – тоже обещающую много чего поменять из, казалось бы, уже достигнутого и незыблемого.
Мы говорим, — незаметно, потому что ни государство, ни общество не отрефлексировали пока на главный итог второй модернизации, — полную ее завершенность. Да, именно так: направленная на отмену предыдущей социалистической модернизации модернизация капиталистическая, и близко не достигнув декларируемых целей – полностью и успешно завершена. Это станет очевидным, как только будет уяснен единственно возможный ее результат – превращение отдельно взятого суверенного Казахстана в много-векторную сырьевую и монетарную провинцию более развитых капиталистических систем. И здесь идея государственной независимости как высшей ценности, не допускающей создания наднациональных политических институтов, как и ставка на этнический компонент национального строительства – совершенно органичны именно для такого периферийного встраивания Казахстана в мировое разделение труда. Все, чего можно было достичь в рамках такой модернизации – достигнуто, планы и дальше двигаться этим путем в сторону попадания Казахстана в число тридцати развитых государств – иллюзорны.
Так вот, реалии наступившей уже третьей казахской модернизации (назовем ее евразийской) — это, в частности, перевод в практическую плоскость вопроса строительства АЭС и участие «Сбербанка» в создании платформы электронного правительства для Казахстана. На что общественность, не отрефлексировавшая еще и на итоги второй модернизации, реагирует возбужденно.
А еще это и вынесение в публичное поле вопроса о возвращении Алматы имени Алма-Ата. И тот факт, что тему поднял поэт и политик Сулейменов – тоже символичен. Олжас – он всегда был любимым сыном своего народа, и это тоже придавало его поступкам свободы и смелости – во времена «АзиЯ» и «Невады-Семей» в частности. Был момент, когда Олжас Сулейменов готовился стать более чем сыном – баллотироваться в президенты. Однако — уехал послом в Италию. Но если Олжас Омарович что-то и должен своему народу – это он сейчас и отдает.
***
© ZONAkz, 2021г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.