Фактическое завершение украинского «контрнаступа» показало, что сил для победы у Киева нет. Наступивший такт войны подразумевает российское наступление, но его тоже не происходит. Специалисты в военном деле объясняют вялость действий Москвы нежеланием нести большие потери, которые неизбежны в условиях позиционной войны. А есть еще позиция Запада, уставшего от боевых действий на территории Незалежной и желающего замирения сторон по образцу войны в Корее 1950-53 гг. У этого треугольника нет точки компромисса. Кто-то все равно должен победить.
Парадокс позиции Украины в том, что невозможность победы (уже осознанная военно-политическим руководством) не означает исчезновения мотивации к войне. Просто она переведена в формат нанесения максимально возможного урона противнику. Здесь уместны аналогии к Японии образца 1944 года, где невозможность победы правящей верхушкой четко осознавалась, но стратегия строилась на максимально возможном уроне странам противостоящего блока.
Отсюда и украинское желание как можно дальше дотянуться беспилотниками в глубь России, артиллерийские обстрелы Донецка и других населенных пунктов, находящихся в зоне досягаемости гаубиц и РСЗО. Из этой же серии украинские пропагандистские заявления о наступлении на Токмак, выходе к побережью Азовского моря, форсировании Днепра, деоккупации Крыма… Когда страна не может победить, то происходит гиперкомпенсация на уровне разнообразных публичных фантазий.
Российское командование тем временем не готово начинать крупные операции и нести потери. По экспертным (не путать с «экспертными») оценкам соотношение потерь за три месяца украинского контрнаступления находилось в коридоре от 1:4 до 1:5 в пользу России. Потому что обширные минные поля, фортификационные сооружения, господство авиации, больший расход снарядов и мин с российской стороны.
Если российская армия перейдет в наступление, то имеющееся соотношение потерь изменится. Кремль к этому не готов. С точки зрения традиционных практик ситуация кажется удивительной, поскольку исторически армии Москвы малочувствительны к потерям. А тут полноценная стратегия российского командования на сбережение сил, что своей оборотной стороной имеет неготовность к наступлению. Такое впечатление, что Кремль позиционный тупик совершенно не пугает.
Опыт Первой мировой и Ирано-иракской войн показывает, что и в условиях позиционной войны можно решать стратегические задачи с помощью наступления. Россия способна наступать опираясь на превосходство в бронетанковой технике, в воздухе и артиллерии. К тому же никакой победы без наступления быть не может. В общем, если Кремль намерен побеждать в СВО, то ему необходимо проводить мощные наступательные операции.
На текущий момент при стратегии сбережения людей Москва рассматривает наступление, при котором может быть успех, а может и нет, как неприемлемый ход. В военно-политическом руководстве хотят действовать наверняка, что в существующих условиях невозможно и всегда присутствует большой элемент риска. Само по себе использование термина «специальная военная операция» ослабляет возможности мобилизации и готовность идти до конца, добиваться результата (особенно в правящей элите).
Один из факторов, который мешает России победить в войне – это боязнь реакции Запада на тотальный разгром Украины. В этом одна из причин, почему Москва систематически увеличивает свои военные запасы на случай «Х», особенно в плане крылатых и баллистических ракет.
После того, как Ким Чен Ын обязался поставить в Россию 12 млн снарядов 122 и 152-мм калибров, экономить на линии боевого соприкосновения (ЛБС) их перестали. Построенный иранцами под Москвой завод беспилотников производит по 50 дронов-камикадзе в сутки (темп выпуска при этом растет), да еще новые партии продолжают закупаться в ИРИ. Как результат, «Герани»/»Шахиды» совершают все более многочисленные налеты, тогда как «Кинжалы», «Калибры» и «Искандеры» берегут.
Судя по публикациям в западной прессе, там тоже понимают, что для коллективного Запада победы в Украинской кампании быть не может. Первый компонент этого заключается в слабости ВСУ, которые «растратились» за время ведения боевых действий. А второй касается собственно Запада, оказавшегося не в состоянии передать Киеву столько техники и вооружений, чтобы хватило на разгром российской армии.
Политические лидеры в ведущих государствах Северной Америки и Европы не пользуются поддержкой со стороны населения. Например, германского канцлера Олафа Шольца по последним социологическим замерам не любят 76% избирателей. Если бы в США выборы прошли в режиме «здесь и сейчас», то Джо Байден уступил бы Дональду Трампу с отрывом в 10%. Можно долго спорить о демократичности политических процедур в странах коллективного Запада, но негативное общественное мнение в любом случае выступает сдерживающим фактором в действиях элит, тем более при проведении непопулярных мер.
Неожиданным подарком судьбы для Кремля стал нацистский скандал в Канаде. Дело в том, что стержневой элемент российской пропаганды заключается в том, что на Украине Москва борется с нацистским режимом. Команда Владимира Зеленского все это отрицает, а тут ветеран дивизии «СС» Ярослав Гунько в стенах канадского парламента, которому аплодируют президент Украины и премьер Канады Джастин Трюдо.
К проблемам для Киева, старый эсэсовец участвовал в карательных акциях против евреев и поляков. Если государственные структуры Израиля возмутились в штатном режиме, то общественные еврейские организации сразу поймали кураж. Дело в том, что из-за финансово-банкирских семей еврейское лобби в Канаде очень могучее, поэтому спикеру парламента Энтони Рота пришлось уйти в отставку.
Охлаждение украинско-польских отношений лежит в первую очередь в экономической области. Киев с непониманием отнесся к действиям Варшавы, когда та ввела запрет на импорт украинского зерна. Тогда Польша прекратила поставки вооружений режиму Зеленского под предлогом того, что страна сама вооружается. В отличие от Дании, которая передала Украине почти все сухопутные тяжелые системы вооружения, Польша себе такого позволить не может, ибо непосредственно граничит с Россией и Беларусью.
Коллективный Запад хотел бы видеть на Украине вариации 38-ой параллели между Северной и Южной Кореями. В этом случае конфликт не исчезает сам по себе, а только замораживается. При этом у России он продолжит отнимать ресурсы и сковывать ее действия, тогда как бремя содержания Киева для США, Евросоюза и Великобритании резко ослабнет.
Проблема в том, что со стороны коллективного Западного нет ни одного игрока, которому в Кремле могли бы доверять. А значит и возможности заключить перемирие тоже нет. Если провести демаркационную линию по тем местам, где сегодня пролегает ЛБС, то Россия не решает ни одну из задач СВО, которые так или иначе были публично озвучены высшим политическим руководством государства. Даже Донецк из зоны обстрелов украинской артиллерией в этом случае не будет выведен.
Договор с Западом невозможен без решения вопроса о том, что Москва получит за уничтожение трубопроводов «Северный поток-1» и «Северный поток-2». Это чрезвычайно важные объекты стратегической инфраструктуры, к тому же дорогие, чтобы Кремль мог списать их на неизбежные потери военного времени.
Даже та часть российской элиты, которая всей душой и капиталами за примирение с коллективным Западом, не имеет аргументов для товарищей по правящему классу, чтобы простить «СП-1» и «СП-2». Потому что когда такие удары остаются без должного возмездия, то всегда есть соблазн повторить.
Украина и Запад не имеют материальных ресурсов, чтобы одержать победу над Россией на поле боя, а потому как в шахматах предлагают Москве «ничью». Однако «ничья» именно в таком виде означает поражение Кремля, а потому представляется неприемлемой.
У России ресурсы для разгрома Украины есть, но нет политической воли, чтобы их должным образом задействовать. Произойдет ли процесс «вызревания» адекватных политических решений – время покажет.
***
© ZONAkz, 2023г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.