Национализм в советской и постсоветской ментальности неизменно соотносился только с негативной оценкой. Большевики всегда опасались национализма, отдавая предпочтение интересам пролетариата, который называли интернационализмом. Воинствующий интернационализм в Югославии, в СССР, в Китае и даже в Кампучии совпадал с этнократическими интересами доминирующей нации. История категориального антогонизма, национализма и интернационализма доказывает драматизм и безысходность положения малых народов и государств от эпохи великого переселения народов до движения Сопротивления в современной Чечне и Восточном Туркестане. Перипетии борьбы на высшем политическом олимпе, метрополии по поводу перспектив политики и ситуации на колониальных окраинах неожиданно обнажали органику национализма и интернационализма. Умирающий Ленин, теряя рычаги верховной власти, страстно, хотя и приватно, заговорил о национализме угнетенной нации и об истинно русском настроении. Однако сочувственное отношение к националам и призыв обуздать великодержавных держиморд не были услышаны, тем более, не были поддержаны партией Власти. Сталин сам смертельно боялся национализма, считал себя глубоко русифицированным. Изгоняли из себя “нерусского” не только Ленин (сведения о своем этническом происхождении держал в секрете сам), Троцкий (отрицал свое еврейство), но и другие члены Политбюро. Выходцы из национальных меньшинств в верхнем эшелоне управленцев меняли записи о “национальности” в документах, женились на русских женщинах. Обязательное отрицание нерусской этничности сопровождалось в номенклатурном сословии резким обретением утраченной исконности при отстранении от руководящей должности. Часто происходит гиперболизация “обиженными” этнических символов, прежние гонители этнического на глазах преображались в этнических эпигонов, ганнибалов либерального этнизма. Так этнические “прагматики” трансформировались в этнических традиционалистов, конфликты – в непримиримые. Таким образом, этнизм оказался куда более живучим, а к началу перестройки в СССР наметилось возрождение этнического в форме национализма. В постсоветском пространстве началось возрождение национализма. Он выглядел специфически. Это был постмодерновый, просвещенный национализм. Любое общественное явление, в том числе национализм, имеет многослойный, противоречивый и консолидированный характер. Понятно, что было бы необъективно оценивать его однозначно только как явление. Это скорее процесс, чем явление, или то и иное одновременно, как частные случаи одного феномена. Постсоветский национализм был скомпрометирован очевидным традиционалистским национализмом высшего руководства Грузии (Гамсахурдия), Азербайджана (Ельчибей), Абхазии (Ардзинба) и др. Подобное наблюдалось в странах Азии и Африки в период после антиколониальной революции начала 1960-х годов. Тот национализм был геополитически оплодотворен коммунистическим экспансионизмом СССР и Китая. Коммунистический экспансионизм и воинствующий интернационализм имели практику создания националистических движений радикального направления, финансовой и военной поддержки националистических режимов, наблюдалось ангажирование и манипулирование лидерами партий, движений, лидерами боевиков и т.д. Таким образом, создавая, пестуя националистические режимы и марионеточные государства, великая держава формировала военно-политическую агентуру. Известно немало исторических прецедентов прямого предательства вновь созданных государств и режимов. СССР предал марионеточные государства в послевоенном Иране, Восточном Туркестане, КНР. Руководство СССР даже не позаботилось вывести свою военно-политическую клиентуру, только часть засланной и завербованной агентуры была вывезена, остальные выбирались сами, частично были истреблены, преданы, перевербованы. Объектами избиений оказались семьи, родственники, друзья “засвеченных” агентов разгромленных просоветских структур. Национализм и националистический потенциал групп расточительно эксплуатировался не только Советским Союзом, но и США, Францией, Великобританией, Израилем и другими государствами. Многострадальный курдский народ, его лидеры, часто являлись объектами торга спецслужб: лидеры перекупались, взаимно интриговали, воевали между собой, истребляя друг друга. Даже в настоящее время националы слишком медленно учились, слабо осознавали задачи и принципы, тактику и стратегию борьбы, всегда сполна расплачивались кровью интеллигентов-идеалистов, боевиков-муджахединов, мирных жителей. Ценой огромных потерь приобретался политический иммунитет, последовательность и выдержка. История казахского народа – история его национализма. Борьба за государственное существование, иногда собственная экспансия (разгром Джунгарии в середине XVIII века совместно с маньчжурским Китаем, основательное заселение Восточного Туркестана). Казахия имела репутацию мстительного, вероломного, жестокого и сильного государства между Срединной Империей, арабским Халифатом, Ираном, Московией – Россией, Узбекией и Джунгарией. Надпись Культегина (VIII в. н.э.) гласит: “Правители и народ сбились с праведного пути, и китайские правители своим коварством сумели поссорить между собой родных братьев; правители и народ прониклись взаимным недоверием, так тюрки потеряли собственную государственную независимость” (смысловой перевод мой. – А.Г.). Ясное осознание необходимости самостоятельного государственного творчества показывает системную завершенность и институциональную сформированность этнополитического самосознания, что еще более важно – наличие нормативного национализма – стремление к самовоспроизводству утраченных сфер, понимание самоценности государственности. Политологически искушенное поведение тюркской элиты и истеблишмента уже в VIII в. н.э. показывает достаточную свободу экономического сознания от саттелитарности, прививаемого и культивируемого прежде господствующей державой. Напротив, недостаточную регенерированность сфер национального сознания, ассимилированность и вторичность собственной этничности, отрицание нормативного национализма демонстрирует перед колониальными странами один из тюркских правителей марионеточного типа. Он просит внедрить систему китайского просвещения на территории собственного каганата следующими словами: “Я подданный собственного государя. Я нижайше прошу дать возможность одеваться как китаец” (смысловой перевод с казахского. – А.Г.), (Тур