— Чем Вы объясните происходящий парадокс – почему стремительное разрушение всего комплекса духовно-гуманитарного казахскоязычия наступило именно в эпоху независимости? Заслуживает ли народ своей этнокультурной элиты или он все-таки не делит с ней ответственность за стагнационные тенденции в духовно-культурной сфере казахов? — Следует отметить, что вопрос об отставании казахского языка от насущных запросов времени существовал и в годы советской власти. Однако он (этот вопрос) стоял не так остро, как сейчас, ибо, на мой взгляд, входя в состав огромного многонационального государства, где русский язык выполнял практически все функции общегосударственного и выступал как связующее звено между национальными языками на уровне всего Союза, а также представлял страну в ее международных отношениях, казахский язык обладал и довольствовался своей «местной» специализацией и более-менее успешно действовал в сфере художественной литературы, обслуживания казахскоязычных масс-медиа, школьного (среднего) и вузовского гуманитарного (преимущественно) образования (имеются в виду казахские отделения), народного искусства, культуры и быта. Остальная же огромнейшая часть коммуникативного поля, принадлежавшая исключительно русскому языку (многоотраслевая наука, в особенности ее глобально значимые сферы, почти все виды деловых бумаг и государственной документации, сфера межгосударственных отношений и т.д.), представлялась для казахского языка не его «территорией», т.к. считалось, что они (эти сферы) имеют не местное, а общегосударственное значение. Разумеется, были отдельные попытки создания на казахском языке учебных пособий и словарей по этим сферам, они издавались и даже рекомендовались для изучения, но это ни в коей мере не могло изменить существующее положение вещей (одна ласточка весны не делает). К тому же огромное количество разнообразной литературы, имеющейся на русском языке в готовом виде, для освоения которой нужно было всего-навсего приложить усилия и овладеть русским языком, практически сводило на нет усилия казахскоязычных авторов, чьи работы в силу множества объективных причин страдали отсутствием оригинальности и информационной новизны. Кроме того, вследствие закрытости советского общества от другого, капиталистического, мира все иностранные (во главе с английским) языки оставались для подавляющего большинства населения страны совершенно невостребованными. Таким образом, установилась монополия русского языка, безраздельно действовавшая
Почему это «стремительное разрушение всего комплекса духовно-гуманитарного казахскоязычия» пришлось именно на эпоху независимости? Причин, на мой взгляд, несколько. Во-первых, в отличие от советского периода, и без того обессилившему казахскому языку теперь приходится вести борьбу за место под солнцем сразу на два фронта — он пытается, как прежде, выдержать мощный натиск русского языка, и, с другой стороны, подвергся усиливающейся атаке английского, который во всем своем всепоглощающем порыве наконец-то «прорвался» к ранее не освоенным просторам и методично, шаг за шагом зондирует почву для политико-экономической и лингвокультурной ассимиляции «новых территорий». Во-вторых, заново и по-настоящему обнаружены зияющие трещины, о которых речь шла выше и залатать которые оказались не в силах все так называемые научно-методические разработки наших корифеев языкознания и литературоведения. Казахский язык, на который были возложены новые, «суверенные» задачи по заполнению этих трещин, в лице государства не видит никакой поддержки, кроме разве что слоганов типа «любовь к языку — это любовь к Родине», и у всех на глазах начинает чахнуть. Этнокультурная же элита народа, приспособленная, так сказать, к работе только в аквариумных условиях, когда наличествовал довольно-таки терпимый языковой баланс с двумя элементами, совершенно растерялась и сбилась с толку при виде такого неожиданного поворота событий, вследствие чего ныне тщетно бьется как рыба об лед. В суммарном же виде получается, что, несмотря на повседневные заверения о суверенитете как о результате длительного подготовительного процесса, мы в духовном плане вообще и в языковом в частности оказались абсолютно не готовыми к выработке самостоятельного духотворчества. Но жизнь есть жизнь, теперь казахскому обществу и языку предстоит борьба за самоутверждение в новой крайне сложной социолингвистической ситуации. К тому же он должен не только выжить, но и стать работающим государственным языком. А эта задача неразрешима без кардинального изменения средств ее воплощения в жизнь, в первую очередь — без по-настоящему государственного отношения к ней со стороны руководителей страны. Но самое главное, нужна новая генерация национальной интеллигенции, которая помимо патриотизма обладала бы хорошими социолингвистическими знаниями и умела бы успешно применять их в создавшейся сложной ситуации. Что же касается простых людей, то они ни в коей мере не могут делить ответственность за состояние языка со своей элитой, ибо они в силу стихийного (подсознательного) «народного» прагматизма естественным образом желают, чтобы их дети могли получить полноценное современное образование. Поднять казахскоязычную школу именно на такой уровень — вот на чем нужно сосредоточить усилия образовательного олимпа и педагогической общественности республики. А это уже тема для самостоятельного разговора…
— Согласны ли Вы с утверждением, будто проблемы казахского языка являются отображением нынешнего духовного состояния казахского общества?
— Да.
— В чем, по-Вашему, кроются причины того, что отечественная филология оказалась столь слабой перед вызовами времени? Или же Вы считаете ее вполне дееспособной?
— Отечественная филология у нас страдает излишней “академичностью” и в нынешнем своем состоянии не способна решать задачи, стоящие перед казахским языком, нуждающемся, как уже говорилось, в новой генерации исследователей-полиглотов, способных дать объективную характеристику нынешнему состоянию языка в общелингвистическим контексте и построить стратегию языкового строительства на современной научной теории.
— Что Вы можете сказать относительно современного состояния казахского языка в качестве государственного и каковы его перспективы на ближайшие годы?
— Увы, на данный момент казахский язык явно не справляется с функциями государственного. В связи с этим первостепенной задачей ближайших лет является выправление ситуации и реформирование языка в целях приведения его в соответствие с требованиями грядущего, преимущественно технократического, века.
— Как Вы относитесь в принципе к идее перевода казахского языка с кириллицы на латиницу?
— Думаю, что поспешный переход на латиницу только осложнит и без того плачевную социолингвистическую ситуацию. Этот вопрос можно будет поставить только тогда, когда государственный статус казахского языка будет наполнен конкретным содержанием. А вообще, в вопросе о переходе на латиницу я лично придерживаюсь консервативной точки зрения. Считаю, что кириллица достаточно полно и точно отражает звучание казахской речи. К тому же если учесть, что мы сменили за один только век уже два алфавита (арабский, латинский) и теперь
намерены вновь вернуться к пройденному этапу, это, на мой взгляд, никак не может свидетельствовать о серьезном отношении к судьбе языка. В любом случае абсолютно необходимо исходить из реальной социолингвистической ситуации, которая, увы, на данный момент выглядит далеко не безупречной. Здесь должны быть учтены также интересы огромного количества русскоязычных казахов, желающих овладеть хотя бы элементарными навыками письма и чтения на казахском языке. В случае резкого перехода на латиницу они неизбежно утратят последнюю нить, связывающую их с родным языком. И это не единственная проблема. Их (проблем) гораздо больше, чем мы предполагаем…