Переход с кириллицы на латиницу давно и усиленно пропагандируется элитой казахской филологии и литературы. Их к настоящему времени уже поддерживает почти вся этнокультурная общественность в обеих столицах. Проведенные по этому вопросу многочисленные совещания и конференции, соответствующие выступления на страницах прессы, по телевидению и радио дают свои плоды. Большая часть казахского общества, а особенно казахскоязычная интеллигенция, склонна поддержать инициаторов перехода на латинскую орфографию.
Главный довод этих инициаторов: латинская графика значительно облегчит приспособление компьютерной техники к нуждам казахскоязычных, ускорит процесс компьютеризации в казахском обществе. Конечно, говорить так — это несерьезно. Потому что, если бы успехи в освоении и применении компьютеров обуславливались переходом на латиницу, первым должны были бы пострадать японцы с их мудреными иероглифами. А они по части информатики находятся в числе мировых лидеров и не подозревают о том, что их успехи могли бы быть большими, если бы они, по логике промоутеров орфографической реформы в казахском языке, догадались поменять свое китайское письмо на латинское… В этом случае то, что казахские зиялылар (интеллигенты-просветители) вооружились маловразумительным доводом, удивления не вызывает. Как говорится, не впервой. Удивлять может только непривычно дружная и трогательная забота нашей этнокультурной элиты об ускоренном приобщении простых (неэлитных…) казахов к техническому прогрессу. Ибо прежде она ревниво относилась к такого рода попыткам с чьей бы то ни было стороны, так как небезосновательно беспокоилась, что в этом случае массы казахскоязычных сородичей перестанут нуждаться в ее услугах интеллектуально-духовного поводыря.
Что же случилось теперь? Ведь, как бы то ни было, приобщение казахов к современной жизни продолжается, и оно сопровождается уходом все большего и большего количества казахских масс из-под духовной опеки казахскоязычной интеллектуальной элиты. Лет тридцать тому назад книги казахских прозаиков выходили фантастическим тиражом в 50-60 тысяч, поэтов — в 20 тысяч экземпляров, и тем не менее их было не достать. В 1967 году к пятидесятилетию Октябрьской революции было переиздано большое количество произведений известных казахских авторов. Их тиражи в одночасье смели с прилавков книжных магазинов. Тогда казахов в Казахстане было немногим более четырех миллионов. Через 20 лет тиражи прозаиков уменьшились до 20-30 тысяч, поэтов — до 3-5 тысяч, и при этом все это довольно вяло (если не сказать плохо) расходилось. И это при том, что количество казахского населения увеличилось почти до семи миллионов. В 1989 году, когда проводилась последняя по счету союзная перепись населения, в Казахстане был принят Закон “О языках”, придавший казахскому языку статус государственного языка республики. В 1999 году, когда проводилась первая собственно казахстанская перепись населения, насчитавшая в стране порядка уже восьми (!) миллионов этнических казахов, казахская проза выходила уже тиражом в 3-5 тысяч экземпляров и почти не расходилась. Абсолютное большинство писателей, которые не нашли себе другого прибыльного занятия, сейчас откровенно бедствуют. А ведь раньше они представляли из себя официально самую состоятельную группу казахского населения, и тогда должность секретаря Союза писателей Казахстана котировалась для многих казахов выше, чем должность секретаря ЦК Компартии Казахстана(!). Кто сейчас этому поверит?! Ибо нынче они — из числа самых обездоленных. По социальному статусу казахские писатели теперь находятся даже ниже уровня казахскоязычных журналистов, а ведь в былые времена они смотрели на них свысока. У последних, кстати сказать, дела идут немногим лучше. Впрочем, за последние 2-3 года их материальное положение заметно резко ухудшилось. Еще в 1996-1997 гг. реальная зарплата в 180-200 долларов (в пересчете с тенге) была в казахской журналистике довольно обычным явлением. К тому же тогда она выплачивалась (во всяком случае, в Алматы) своевременно. В 1998-1999 гг. положение становилось все хуже и хуже. И в настоящее время в казахскоязычных СМИ зарплата составляет 20-50 долларов (в пересчете с тенге). Но эти деньги теперь уже не выплачиваются по полгода. Свирепствуют кампании по сокращению штатов. Стремительно растет безработица. Поэтому казахские журналисты безропотно помалкивают, соглашаясь бесконечно долго ждать свои мизерные зарплаты. Зачастую разница реальных доходов у лучших русскоязычных и казахскоязычных журналистов равняется разнице между долларовым и тенговым номиналами. Недавно мне довелось встретить одного известного журналиста-литератора, которого я знал прежде как весьма обеспеченного человека. Он с радостью сообщил мне, что ему удалось устроиться в известной казахской газете на полставки — 1500 тенге. Когда я сказал, что это не много, он резонно заметил, что многие казахские журналисты имеют и того меньший реальный доход — 1000 тенге в месяц… В то же время для передовых журналистов наиболее благополучных русскоязычных масс-медиа Казахстана иметь реальный месячный доход в 1000-1500 долларов — дело, как можно судить по неформальной информации, привычное. Такая разница — отражение реального спроса на продукцию русскоязычных и казахскоязычных СМИ, а не порождение чьего-то злого умысла.
Казахские литераторы и журналисты уже однажды дружно и с восторгом, образно говоря, сбрасывали с пьедестала то, что их породило и составляло основу их благополучия и материального достатка, — прежнюю систему, порядки и т.д. До того они жили на два порядка лучше, чем сейчас. В те времена некоторые казахские авторы за одну книгу получали столько, сколько классные шахтеры или сталевары за всю свою трудовую жизнь не могли бы заработать. И вовсе не потому, что она шла нарасхват. Просто такие были порядки.
Сейчас, стоя уже на пороге беспросветной бедности и рискуя исчезнуть как класс, они вознамерились пойти дальше и ликвидировать кириллицу. “Что в этом для них опасного?” — спросите вы. Дело в том, что в стране имеются тысячи и тысячи людей (главным образом старшего возраста), которые, когда-то окончив казахскую школу, дальше пошли по жизни по такому пути, где нет практической необходимости в казахском языке, и которые тем не менее по привычке, приобретенной в детстве (во времена, когда телевизор еще не вошел в быт как основной предмет досуга), время от времени покупают и читают казахские газеты и книги. Они и составляют основу сильно поредевшей за последнее время аудитории казахских литераторов и журналистов. Если теперь казахские газеты и книги начнут выходить на латинице, что им непривычно, большинство из них едва ли станут насиловать себя, чтобы приобщиться к новинке. Скорее всего, эти люди окончательно пополнят ряды потребителей продукции русскоязычных СМИ. Благо, русский язык им доступен и привычен. Вот и все. Подрастающая молодежь, которая учится в казахской школе или уже окончила ее, обычно не читает казахскоязычные газеты и художественную литературу. Почему — это тема для отдельного разговора.
Таким образом, получается, что казахские работники пера и слова снова лезут рубить сук, на котором сидят. Не по принуждению, а с восторженным энтузиазмом. Лучше всего эту ситуацию можно передать словами Б. Пастернака:
А сзади в зареве легенд
Идеалист-интеллигент
Печатал и писал плакаты
Про радость своего заката.
С ними все понятно. Они уже однажды доказали свою абсолютную неспособность адекватно воспринимать реальность. Рвутся доказать снова. Ну, докажут еще раз. Что от этого изменится?! Кому от этого станет плохо?! Глупо их жалеть. Жалеть надо государственные, народные средства, которые они собираются ухнуть в дело.
Ладно, с рядовыми работниками общественного казахскоязычия ясно. Но неужели так же, как и они, пребывают всего лишь в восторженном заблуждении и верхи, белая кость казахской словесной культуры, которая проявляет себя как генератор пропаганды и “пробивания” латиницы?! На словах и у них все объясняется искренней заботой о будущем родного языка и его носителей. На деле же это похоже на выполнение элитными представителями казахской культуры своих обязательств, взятых перед коллегами и единомышленниками из других тюркских республик. Впрочем, судите сами — вот откровения лидера крымских татар Абдулджемиля Кырым-оглу (Мустафы Джемилева) по рассматриваемому нами здесь вопросу из турецкого издания: “При встрече (представители тюркских народов бывшего СССР. — Авт.), чтобы быть понятыми друг другом, общаются на русском языке. Поэтому нам нужен (свой — авт.) общий язык. И его не нужно придумывать, а лучше в его основе использовать тюркский язык турецкого государства. Для этого необходим общий алфавит, который бы у всех тюрок не отличался бы друг от друга. Вот почему в 1991 году мы принципиально приняли решение перейти на латинский алфавит” (“Tarih ve medenyet”, № 1, 1995 г.). То, что у нас сейчас происходит, сильно смахивает на подталкивание государства и общества к реализации такого рода решения, не правда ли?! Тем более что на одном большом собрании деятелей культуры из тюркских республик и государств, где озвучивалась и находила всеобщую поддержку подобная идея, как известно из самых разных источников, присутствовали как раз почти все те, кто сейчас наиболее рьяно выступает за введение латиницы. Более того, элитные представители казахскоязычия в кулуарных разговорах совершенно откровенно и до конца разделяют высказанное Абдулджемилем Кырым-оглу.
Я совершенно ничего не имею как против турецкого языка, так и против латиницы. Но какое бы то ни было решение по отношению к казахскому языку, казахской орфографии, на мой взгляд, не должно иметь побудительным мотивом внешние обстоятельства. Потому что языковая, общественно-политическая ситуация в тех же тюркских республиках самая разная. То, что где-то пойдет хорошо, еще где-то может выйти боком. Поэтому спешить не следует. А подталкивать общество к тому, последствия чего сам еще не удосужился как следует просчитать, — тем более.