Патриотизм в зеркале покойных идеалов и живых антигероев

Есть аксиоматическая истина — любое более-менее организованное общество людей (государство, конфедерация, союз племен, корпорация или, на худой конец, разного рода религиозные или другие секты) нуждается, если оно действительно хочет обеспечить сохранность устоев своего существования, в людях, преданных его идеалам душой и телом, т. е. в патриотах. А каковы они по масштабу действий и потенциальным возможностям — это уже вопрос второго порядка: самое важное, чтобы человек искренне любил свою большую или малую родину хотя бы в виде самого захудалого аула и отдавал бы всего себя служению ее интересов. Но если универсализировать подобную — достаточно расширительную, эмпирическую — точку зрения, то мы рискуем тут же оказаться опять-таки между молотом и наковальней, потому как ввиду внутренней противоречивости интересов — личных и государственных, обусловленных данным историческим периодом и отвергаемых последующим этапом развития общества в процессе переоценки ценностей и т.д., — многие понятия, в том числе и патриотизм самой высшей пробы, неизбежно становятся предметом пересмотра, чаще всего в сторону отрицания.

Примеров, что называется, уйма, и наша современная история нам их представляет предостаточно. И мы возьмем самые общедоступные, что уже давно стали хрестоматийными. Например, тот же пионер Павлик Морозов, который разоблачил собственного отца-кулака, за что был убит родственниками. Болотбек Кычанов, совершивший аналогичный поступок и павший той же «смертью храбрых». Кстати, про них в свое время писались повести, слагались песни, которые сейчас, конечно же, забыты и выброшены за борт истории, надо полагать, по причине «идеологической вредности». Но с другой стороны, есть все основания предполагать, что, участвуй они в сражениях Великой Отечественной, то опять же попали бы в историю, непременно совершив какой-либо подвиг — настолько они были «идеологически запрограммированы», а если выразиться довольно циничным сленгом нынешнего времени, «зомбированы сталинской пропагандой». И мне кажется, что именно на таком понимании патриотизма и держался весь тоталитарный строй сталинского типа, который, кстати, в то же время отлично умел идеализировать людей, «ставивших общественные интересы выше личных». Ныне, когда мы, похоже, наконец-то поняли, что истина имеет и другую сторону (свобода личности есть, в конечном счете, свобода общества), наша мораль (если таковая, конечно, все еще имеется) стала ускоренными темпами наполняться резко противоположным содержанием: отбросить все коллективистское, ибо оно подавляет свободу индивидуума, и дать волю индивидуальным началам, хотя они, увы, нередко совершают то же самое — подавляют, порабощают и изничтожают другие личности. Словом, качнулся маятник в обратную сторону, да качнулся он так сильно, что впору уже завопить тем же истошным криком мученика, только теперь с противоположного берега. Однако новый, крайне индивидуалистский, механизм уже пущен в ход, в результате чего государственные (общенациональные) устои патриотизма приносятся в жертву господствующей ныне индивидуалистской идеологии. (Которой, между прочим, плевать на национальные интересы). В связи с этим невольно вспоминаются стандартные лозунги первых лет нашего рыночного суверенитета типа «чем богаче отдельные граждане, тем богаче вся страна» и т.д. Правильные, может быть, в условиях психологически подготовленных для этого стран рыночные положения по сути дела оказались непригодными для нас. Возможно, оттого, что у нашего с вами общества деформированное (?) сознание? В любом случае отечественные нувориши, наспех захватившие при приватизации львиную долю былого общего (коллективного) богатства, теперь ни за что не желают проявлять патриотизм в государственном его понимании — ибо они, за редкими исключениями, необратимо уже стали патриотами индивидуального толка. И никакие увещевания и уговоры государства, буквально молящего их делиться хоть малой толикой своего богатства с огромным количеством вконец обнищавших соотечественников, на них не действуют и даже воспринимаются как посягательство на частную собственность. В сущности, подавляющее большинство доморощенных жанабаев — нуворишей стали уже антигероями общества, причем преуспевающими, ибо их интересы законодательно закреплены самим государством. Остальная же масса, оказавшаяся с носом после перераспределения государственной собственности, отчаянно пытается выжить, и это ей удается, что называется, с большим трудом. И этим людям, всецело занятым лишь одной мыслью — добыванием хлеба насущного, нет дела до высоких материй. Государство же, утратившее свои идеалы и терзаемое горькими плодами бездуховности, судорожно пытается заполнить образовавший вакуум новыми идеалами, извлеченными большей частью из анналов истории. Но поскольку у самих госчиновников нет искреннего уважения к ним, почти все т. н. мероприятия по возрождению героического духа сводятся всего лишь к помпезным пиршествам практически с нулевым КПД. Между тем у молодежи свои, заокеанские, кумиры, которые, увы, захватили ее сознание почти на генетическом уровне.

Термин «покойные идеалы», используемый нами в данном случае для обозначения того, что они физически давно обрели покой в мире ином, может стать живым и действующим (и в духовном смысле) понятием только в том случае, если мы, живые, сумеем проникнуться благородным духом наших аруахов — идеалов и оградить себя от мутной волны бездуховности. Если же мы их превратим в формальных статистов духовного процесса, то они, прямо скажем, вновь станут действительно покойниками, совершенно беспомощными перед лицом экспансии антипатриотично-индивидуалистского сознания.

Но есть и другая, не менее важная сторона дела. Чтобы суметь противостоять натиску гипертрофированного индивидуалистского сознания, породившего в огромном количестве живых антигероев, нам нужны новые, современные, что ли, идеалы, способные воодушевлять людей на истинные патриотические деяния, достойные нового века. (Ведь XXI столетие практически на дворе). Но в том-то и беда, что нашему обществу в нынешнем его духовном состоянии, похоже, не под силу создание подобных положительных героев, ибо само это понятие зачастую покрыто у нас густой эрозией фальши. Кстати, именно в связи с этим, видимо, некоторые отчаявшиеся казахские СМИ стали весьма часто с умилением цитировать Мопассана, который, как известно, в некоторых своих произведениях восхищался так называемым патриотизмом проституток. Неужто наша отечественная проститутка более патриотична, чем мопассановская мадемуазель Фифи? Оттого, что она, бедная, униженная, довольствуется родной валютой — тенге? Или те, кто приводит вышеупомянутую цитату — ассоциацию, вкладывают в нее другой, обобщающий смысл — «отдаемся, но не сдаемся»? Вопрос пока остается открытым.

P.S. Проблема патриотизма многогранна. Может, некоторый пессимистический тон данной статьи обусловлен тем, что мы пытались ее рассмотреть лишь с собственной, значит, субъективной точки зрения. Поэтому, наверное, не смогли увидеть то положительное, что озаряет нам путь в будущее. Очень может быть... Исторический опыт достаточно ясно говорит, что казахский народ всегда отличался своей патриотичностью. Ведь не могла же она бесследно исчезнуть, Вот нам бы пробудить ее, не слепую, а осознанную, не разрушительную, а жизнеутверждающую и дать отпор разгулу антигероев, которые ныне, увы, состоят не только из индивидуалистов-жанабаев. А не утопия ли это?