Еще раз о шелудивых дворняжках, прозванных волкодавами

Я мог бы дать моей стране

Больше того, что дал.

Если бы гору не резать мне,

Как Тереку — Дарьял.

Возьмите хотя бы «академика-мытаря», о котором говорит Герольд Бельгер. Почему он мытарь? Потому что у него в руках власть и он как хочет, так и мытарит того, кто, следуя призывам президента, хотел бы «работать, производить, сберегать, вкладывать». Возьмем такого академика, как Гани Калиев, ныне депутат мажилиса, а в прошлом президент Академии сельскохозяйственных наук. Сам классический мытарь, вовсю мытарит тех, кто хочет дать сельскому хозяйству новую технику, а говорит: «Техника на селе уже полностью пришла в негодность, она не обновляется 10 лет, полеводство и животноводство в упадке, а главная производительная сила — крестьяне — влачат почти нищенское существование и от бедности мигрируют в город… Развалив село, мы разваливаем нацию…». Кто все это делает? Сам «академик-мытарь» Пани Каляев, а взваливает на других. Эти слова он говорит корреспонденту газеты «Караван». Кстати, в этом же номере (№ 58, 16.07.99) «Каравана» опубликована статья «Комбайн — не птица, но и он может летать», где говорится о моих изобретениях, некоторых из которых этот «академик-мытарь» в свое время армансыз мытарил. Еще более интересная деталь: этот «академик-мытарь» сегодня лидер партии «Аул», призваннsq защищать интересы жителей аула, т.е. тех крестьян, которые, по его словам, сегодня «влачат почти нищенское существование», защищать путем предоставления им новой сельскохозяйственной техники. Интересно, как же он будет предоставлять им новую сельскохозяйственную технику, если своими собственными руками душит эту новую технику еще в зародыше? Или возьмем «академика Мыркымбая», которому Герольд Бельгер также дает убийственную характеристику. «Пусть он даже сотни компилятивных статеек настрогал, десяток монографий нашкрябал, званиями и титулами облеплен, как хвост пса репейниками — все равно называть его академиком язык не повернется. Обхохочешься», — пишет он. Читая эти строки, я вспомнил, как мы от души хохотали над одним из таких «академиков Мыркымбаев«.

В середине 90-х годов при НАН была организована еще одна академия — Академия сельскохозяйственных наук, во главе которой случайно был поставлен доктор экономических наук Гани Калиев. Поскольку стал президентом какой-никакой академии, он тут же обзавелся званием «академик». И зная, какой из него академик, он тут же окружил себя себе подобными. Из НПО «Казсельхозмеханизация» («КСХМ») он взял к себе троих: А.П.Грибановского, В.А.Голикова и Л.С.Сеитбекова. Всех троих тут же сделал академиками. Грибановского назначил своим первым замом, Голикова — ученым секретарем, а Сеитбекова — гендиректором «КСХМ». И вот мы хохотали в тот день, когда академик Г.Калиев, своим приказом назначив Сеитбекова гендиректором «КСХМ», привел его к нам представлять как нового руководителя. Какой там «привел»! Сеитбеков до этого лет 30 работал там и все знали его как облупленного. Он был классический образец «академика Мыркымбая». Как и у всех «академиков Мыркымбаев», у него были сотни компилятивных статеек, десяток таких же монографий, к тому же написанных не им, а его подчиненными или зависимыми от него людьми, об этом его «таланте», а также о таких же «талантах» академиков Грибановского и Голикова я впоследствии написал статью «Как стать академиком?» («Казахская правда», № 2, 97 г.). «Ну они, наверное, подали на тебя в суд?» — спросите вы. Нет. Как может человек подать в суд, если знает, что на суде будет раскрываться еще более «интересные» факты из его жизни? Теперь о том, как мы хохотали. После того, как Калиев представил Сеитбекова нам, как полагается в таких случаях, выступил он сам. И с первых слов сказал: «Судьба нашего НПО мне безразлична», и весь зал грохнул от смеха, а бедняга Калиев все соскакивал и соскакивал со своего места со словами: «Он хотел сказать «небезразлична»… Он хотел сказать «небезразлична», но никто его не слушал...

Когда я читал эти строки, был 31 год, как я за свои изобретения боролся с советской властью и I год, как я продолжал бороться со своей властью. Сегодня этой борьбе со своей властью идет уже 9-й год. И не видно конца. Попробуйте не прийти от такой перспективы в беспросветное уныние. Почему я боролся с советской властью столько лет, президент рассказал в своей первой книге «Без правых и левых», изданной, кстати, еще при соввласти, где он пишет: «Мы постоянно душили способности, не давали проявляться творческим дарованиям людей… инициативных и предприимчивых… мы или душили самым натуральным образов, или попросту отмахивались от них как от назойливых мух. В результате пошли прахом миллионы новшеств и изобретений, равных которым порой не было в мире. Но главное — калечились судьбы людей». Далее президент рассказывал, как соввласть одних изобретателей заставляла ходить по мукам, других — сидеть в тюрьмах, а третьих — попросту убивала там. Все эти «прелести» соввласти за 31 год и я испытал сполна. За исключением тюрьмы. Бог спас. А сегодня? Сегодня ведь и в помине нет соввласти, которая душила и убивала таких, как я. Почему тогда продолжается если не физическое, то моральное душение не только меня, но и всех изобретателей? Причин много. Назову лишь одну. Цель изобретателей и цель шелудивых дворняжек, сидящих и в науке, и в администрации, разные. Более того, противоположные. Цель изобретателей — наращивание мощи Казахстана, претворяя в жизнь Первую стратегию президента, чтобы Казахстан, имея свою новую технику и новую технологию, не на словах и на бумаге, а действительно на деле стал подлинно независимым государством. А цель шелудивых дворняжек, наоборот — не давать Казахстану возможность иметь свою новую технику, новую технологию, растащить все его богатство и довести Казахстан до ручки, чтобы он, обессиленный, изнуренный, изможденный сам упал перед «старшими братьями», которые сегодня ждут и не дождутся, когда это произойдет.

Я ему писал еще тогда, когда он работал ПредСовмина КазССР. И каждый раз мое письмо оставалась без ответа. Почему так происходило, я узнал впоследствии из книги самого президента, которую цитировал выше. В ней, вспоминая месяцы правления Андропова, президент пишет: «К этому времени в аппаратах всех уровней, включая и ЦК КПСС, бюрократическая система сумела организовать мощный оборонительный заслон от многочисленных жалоб и заявлений трудящихся». Этот «мощный оборонительный заслон» вокруг президента был целехонек и тогда, он целехонек и сегодня, чему свидетель я. Вот лишь один факт. В ответ на мое последнее письмо, написанное президенту 18 февраля 2000 года, некто Маймаков 13 апреля позвонил мне, чтобы я пришел к нему в Алматинский облакимат в 322-й кабинет, и он разрешит все мои вопросы, которые я излагал в письме к президенту. Когда я, обрадованный столь счастливому обороту всех моих дел, впопыхах прибежал в 322-й кабинет, он оказался… мужским туалетом… В год публикации Первой стратегии президента на Казахском телевидении существовала передача «Ашык энгiме» «Откровенный разговор». И я, зная по опыту прошлых лет, что мое письмо от 12 августа никогда не дойдет до президента, я напросился на эту передачу и вечером 29 августа (в 9 часов 10 минут) выступил по телевидению.

Факт невероятный. Глава государству предлагает одно, а глава правительства, который по всем законам, и Божьим, и человеческим, должен беспрекословно выполнять все его указания, выступает против него и предлагает совершенно противоположное. Невольно возникает двуединый вопрос: «Почему глава правительства выступает против главы государства, а глава государства терпит это? Как могло случиться такое? Ведь то, что воскликнул глава правительства, все равно что пароль: «Над Испанией небо чистое». Как мог смириться с такой беспардонной наглостью президент? Почему он смолчал? «На эту беспардонную наглость тогда смолчал не только один президент, смолчали все. Особенно поражало меня молчание духовных вождей нации. Это не моя находка. Это находка народного писателя Казахстана, лауреата Государственной премии им. Абая Сафуана Шаймерденова. Всех писателей и поэтов Казахстана он называет духовными вождями нации. Если так, то нет более богатой духовными вождями нации. Их сегодня около 600. Почему смолчал президент, не знаю. Только предполагаю. А вот почему смолчали духовные вожди казахского народа, знаю. Они мертвы. Нет, не телом, а духом. А если духовные вожди нации мертвы, то может ли быть жива нация? Нет, конечно, в этом, кстати, кроется секрет беспардонной наглости г-на Терещенко. Как известно, казахов многие неказахи называют баранами. А бараны, как известно, будучи душой неживыми, не могут защищать не только предводителя, но и самих себя.

вот почему г-н Терещенко открыто, с беспардонной наглостью выступил против президента. Он, просто, знал, что ни один казах не выступит не только в защиту, но и в поддержку президента. Он знал, что президент одинок, беззащитен. Вспомним, как был передан «Байконур» России. Когда об этом впервые прошел слух, президент несколько раз публично, ясно заявлял, что этого не будет, «Байконур» никогда не будет передан России. Но был передан. Почему? Никто не поддержал президента. Я тогда же написал статью, где призывал всех: «Давайте поддержим президента: не дадим «Байконур» России», и разослал ее во все казахскоязычные газеты Алматы. И что? Да ничего. Все молчали, словно мертвые. С тех пор который уже год я не перестаю писать, вернее, кричать, вопить, что «Байконур» — это смерть, это погибель казахской земли, казахской нации. Но все тщетно, все продолжают молчать. Или взять историю со строительством АЭС (атомной электростанции). И об этом в продолжение последних пяти лет неустанно писал, вернее, тоже кричал, вопил, что она тоже смерть, тоже погибель казахской земли, казахской нации, и что? Вновь всеобщее молчание. Хоть бы кто сказал: «Кто этот крикун, паникер? Больной что ли? Почему он все время кричит, вопит о смерти, о гибели казахской земли, казахской нации»? И я невольно постепенно пришел к выводу, что сегодняшние казахи — это духовно мертвый народ. Как известно, в начале уходящего ХХ века один из великих сынов казахского народа Мыржакып Дулатулы безуспешно пытался разбудить казахов от духовного сна, бросая клич: «Проснись, казах!». Но, увы, ни один казах так и не проснулся тогда. Казахи как спали века до этого сладостным сном, так и продолжали сладко спать. А мои безответные вопли показали, что с тех пор сладкий сон у одной части казахов перешел в летаргический, а у другой части — в стегальный, и я начал вопить: «Воскресни, казах!». Но все было тщетно, все продолжали спать. Ну хоть бы кто сказал: «Вам воскресни. Мы все живые!». Нет, все молчали и сегодня все молчат, подтверждая мою страшную догадку. Или возьмем самую свежую историю, историю с национальной валютой. Как известно, ее сегодня уже нет. Ее уже не выпускают. А знает ли об этом хоть один казах? Нет, не знает. Более того, я написал статью об этом с призывом: «Воскресни, казах. Ты стоишь на пороге потери независимости, ведь национальная валюта — это святыня, один из великих атрибутов государственности. Государство, потеряв атрибут своей государственности, потеряет не только свою независимость, но и свою государствообразующую нацию». Но, как говорят казахи, никто даже не вздрогнул. Оно и понятно: вздрагивает от страха только психически нормальный т.е. духовно живой человек. Тут могут спросить: «А где оппозиция, которая от страха не только вздрагивает, но и кричит, вопит? Почему она не вопит: «Воскресни, казах!». Почему она не кричит о «Байконуре», об АЭС? Почему она не кричит, что мы лишились национальной валюты? Почему она не кричит, что это — первый шаг к потере независимости? Ответ прост. Им наплевать на все это: и на твою казахскую землю, и на твою казахскую нацию, и на твою национальную валюту, и на «Байконур», и на АЭС. Вспомним слова оппозиционера № 1, который (буквально), не успев сесть в еще сохраняющее тепло ягодиц своего предшественника кресло, публично перед журналистами, пришедшими поздравлять его с новым назначением, сказал: «Надо ограничить политику повсеместного введения государственного языка».

Вспомним, как он согласился с известнейшим в то время, более того, одним из первых журналистов в Казахстане, удостоившимся Президентской премии, журналистом, об объявлении моратория на государственный язык. Вспомним, на третий месяц своего премьерства как он заявил: «Если Россия не впустит нас в дверь, мы влезем через форточку». Все это я говорю к тому, что все сегодняшние оппозиционеры — порождение этого оппозиционера № 1. Если их порождавшему оппозиционеру не нужны ни твой казахский язык, ни твоя казахская земля, ни твоя независимость, то нужны ли они его порожденцам? Им нужны: одним — кресло президента, другим — кресло премьера, третьим — кресла министров, акимов и акимчиков. Одним словом, им нужны, чтобы их величали «начандык», как остроумно заметил Герольд Бельгер. Если им представится такая возможность, их вопль тут же прекратится. А мой? Нет. Я буду вопить до тех пор, пока казахи не проснутся, одни от летаргического, другие от летального сна. Кстати, тут вся разгадка, почему нынешняя власть устраивает оппозиционерам тотальное гонение. Они покушаются на ее кресла. А за мной? Почему эта власть не устраивает за мной такое же гонение, хотя я ее критикую во сто крат злее, чем все оппозиционеры, вместе взятые? Более того, я дважды подавал на президента в Конституционный суд. Потому что власть знает, что ее кресло мне и даром не нужно. Даже с маслом, как говорят казахи.

Теперь о том, почему смолчал президент на пароль г-на Терещенко. Вновь повторяю: не знаю, только предполагаю. Вспомним период между обнародованием Первой стратегии президента и ленинским восклицанием этого франкиста. В СМИ (особенно в «Егемен Казахстан») шел мощный вал единодушной поддержки Первой стратегии. А дел? Действий? Их не было. Президент ждал от народа «энергичных действий, а не пустых разговоров», как он не раз говорил впоследствии. Когда он обнародовал свою Первую стратегию, он свято верил в силу народного духа, что видно из ее текста. Он верил, что народ, особенно его интеллигенция, сразу подхвати его слова и тут же начнет претворять его предложения в жизнь. Но этого не произошло, дальше пустых разговоров ни народ, ни интеллигенция не шли. (Я имею в виду казахский народ и казахскую интеллигенцию. И я подозреваю, что к тому печальному выводу, к которому я пришел годы спустя, президент пришел тогда же, месяцы спустя, после публикации своей Первой стратегии. И что же ему оставалось делать? Он же не может кричать, вопить, как я. Он Президент. Его избрал народ, который оказался вот таким. Он же не может говорить ему, как я, что он мертв. И самое страшное, что он видит — этот народ до того мертв, что не может даже прокормить самого себя, не говоря уже о строительстве нового государства и о его защите. Все протягивают ему руки: «Дай! Дай! Дай!». Что он может дать? Он дал самое главное — Свободу! Свободу жить. Свободу работать. Свободу обогащаться. Свободу действовать. (Он дал, например, мне, свободу подавать на него в суд). А ему кричат: «Дай! Дай! Дай!». И вот когда Президент, не зная, что еще дать народу, находился в полном замешательстве (я вновь предполагаю), к нему пришел этот «начандык» всей «пятой колонны» в Казахстане и сказал, что надо распродать все, что можно распродать, все богатства и рукотворные и не рукотворные. Это был гениальный план угробления Казахстана, о чем «начандык» всей «пятой колонны» в Казахстане, естественно, не говорил президенту. Какой там «не говорил». Он даже не дал ему подозревать об этом. Хотя президент тут же догадался о его коварном замысле, но, находясь в полном замешательстве, не зная, как прокормить народ, который хоть мертв духом, но жив телом, смиренно-обреченно согласился с таким гениально-коварным предложением. И пошло-поехало. И с тех пор Казахстан каждый год на миллиарды и миллиарды тенге, вырученные от тотальной распродажи первых трех богатств, указанных в Первой стратегии президента, покупает зарубежную технику, причем не новую, а старую, оказавшуюся им самим ненужной. Президент, смирившись с тотальной распродажей всех богатств страны, однако, не смирился с покупкой такого старья. Так, на юбилейной сессии НАН летом 1996 года он, выступая перед массой шелудивых дворняжек, прямо заявил: «Надо поставить надежный заслон завозу из-за рубежа устаревших технологий и техники». Иной читатель в этих моих словах может усмотреть смертельное оскорбление ученым, работающим в системе НАН: академиков, чл.-корр., докторов, профессоров и т.д. А я скажу, ничего оскорбительного тут нет. Вот факт. «Из завершенной в 1992-1994 гг. поисковой НИОКР (научно-исследовательской и опытно-конструкторской работы. — C.К.) ни одна не принята и не используется на производстве… Если в 1994 году сотрудники 20 институтов НАН подали в Национальное патентное ведомство 140 заявок на изобретение, то в 1995 году — 118 заявок от всех учреждений НАН». Так пишет ответработник аппарата президента. («Казахстанская правда», № 53, 12.03.1996 г.). Теперь немного подумаем. если каждый институт НАН в 1994 году, каждый месяц получая из наших карманов по несколько миллионов тенге, подавал по 0,6 заявке на изобретение, то в 1995 году количество подаваемых ими заявок стало еще меньше — 0,5, хотя каждый из них по-прежнему продолжал получать из наших карманов по несколько миллионов тенге. Если учесть, что в каждом НИИ НАН в то время работало не менее 1000 чел., то что же получается? Получается, что 1000 чел., среди которых сотни кандидатов, десятки докторов, чл.-корр., академиков (если не больше) сообща, гамузом, в месяц выдают по половинке заявки на изобретение, которая еще неизвестно, будет ли эта половинка признана изобретением. Так можете ли вы представить себе большего убожества, чем это? Неужели вы считаете, называть таких убогих людей шелудивыми дворняжками для них будет оскорблением? Даже называть их шелудивыми щенками не будет звучать оскорблением. Тут иной читатель может задать вопрос: «А как избавиться от этих убогих и шелудивых?» Очень просто. Есть не один, а два эффективнейших метода: один английский, другой американский. По американскому — ни одному ученому, хоть он член или не член НАН, не надо платить деньги за ученые степени и звания, а платить только за РАБОТУ. А английский еще хлестче: надо заставлять их самих платить, т.е. любой ученый, который хочет стать членом академии, должен платить сам. И все. Тут все шелудивые дворняжки мигом исчезнут. Но это же ужасно. Мы этим погубим не только науку, но и государство. Ничуть. Останутся подлинные ученые. Их, правда, будет очень мало, единицы. Но зато они сделают то, что не сделает тысяча шелудивых дворняжек. Кроме того, придут тысячи и тысячи изобретателей, которых сегодня отовсюду гонят эти шелудивые дворняжки. Однако, я отвлекся. В конце 1995 года (примерно 3-4 ноября) правительство Казахстана во главе с продолжателем гениального плана г-на Терещенко Кажегельдиным по предложению министров Школьника и Храпунова приняло постановление о строительстве АЭС в Казахстане. Министры объясняли эту авантюру нехваткой электроэнергии в Казахстане, тем, что угольные электростанции вырабатывают очень мало электроэнергии и кроме того, выбрасывая в атмосферу ядовитые газы и пыли, страшно отравляют окружающую среду. Да, это так. Но, если уголь добывать не сегодняшней горной техникой, а новым добыточным комплексом, которого я предлагаю, то можно было бы не строить АЭС. Уголь будет добываться чистым, что даст двойной эффект: с одной стороны — электростанции будут вырабатывать большее энергии, чем АЭС, с другой — не будет отравляться окружающая среда. И мои попытки объяснить все это министру Храпунову ни к чему не привели. Он просто-напросто не принял меня. Также не принял меня его зам Калякин. А начальник управления Ряфков, узнав, о чем я хочу вести речь, просто отказался разговаривать со мной. Я и до этого подозревал, что это авантюра, и она затеяна выучениками г-на Терещенко, а после того, как несолоно хлебавши вышел из министерства, мое подозрение перешло в твердое убеждение. И в ответ на эту авантюру я написал статью под названием «Надо ли Казахстану строить АЭС?», где всех вдохновителей этой авантюры назвал диверсантами. Сперва написал ее по-казахски и предложил газете № 1 «Егемен Казахстан». Ее сотрудники от одного слова «диверсия» пришли в ужас, их обуял страх времен соввласти, руководимой коммунистами, которые учили их что писать, что не писать и наотрез отказались опубликовать ее. После этого я заново написал ее по-русски и предложил газете № 2 «Казахстанской правде». Ее сотрудники тоже отказались опубликовать ее, но не от страха и не от объема (она была объемом в 41 стр.), а оттого, что сами они были диверсантами, чем я и писал в статье. После отказов газет № 1 и № 2 мне ничего другого не оставалось, как лично обратиться к органам, призванным бороться с диверсантами. Четыре экземпляра статьи собственноручно отнес в четыре органы: в Совет безопасности во главе с самим президентом, Генпрокуратуре, в тогдашний ГСК и КНБ. ГСК, возглавляемый нынешним спикером платы мажлисменов Ж.Туякбаем, ответил, что бороться с диверсантами не его дело. Гeнпpoкypaтypa, возглавляемая неким Нарикбаевым, спустила на тормозах и до сих не знаю, что предприняла славная наша Генпрокуратура по этому делу. Совбез ответил, что АЭС будет строиться не с бухты-барахты, а после тщательного анализа всех положительных и отрицательных сторон. Но самый интересный ответ был ответ КНБ.

Но не удалось. Тогда я решил записаться на прем к его заместителю, начальнику департамента КНБ по Алматы и области г-ну Р.Алиеву. Но тоже не удалось. Узнав мою фамилию, они находили тысячу причин, чтобы не записывать меня. А тогда, четыре года тому назад, 23 марта 1996 года, мне удалось-таки вынудить их принять меня безо всякой предварительной записи. Но не удалось убедить их в том, что в Казахстане против Казахстана идет массовая диверсия. Даже криком. Я кричал: «В Казахстане против Казахстана идет массовая диверсия»! А они кричали: «Нет»! Мы сидели в проходной комнате. Во время наших криков через нашу комнату туда-сюда дефилировали молодые парни отнюдь не хилого телосложения, многозначительно поглядывая в нашу сторону. Устав от крика, я потребовал от них официального ответа. Они сказали: «Зачем?» Я сказал: «Буду жаловаться на вас президенту». И 5 апреля 1996 года они все же дали официальный ответ, где было записано: » Он сразу взял сторону диверсантов. Он ответил буквально так (цитирую): «Указанные Вами факты, возможной диверсии со стороны упомянутых должностных лиц не нашли подтверждения», т.е. выходило, что я оболгал честных тружеников. После удалось выступить по Казахскому радио (7 марта 1996 года), а 15 марта — опубликовать 24 страничный отрывок статьи в газете «Доживем до понедельника». И я ждал, что напрасно оболганные мною честные труженики подадут на меня в суд. Но, никто не подавал. Все молчали. Было такое же молчание, как и при моем крике о казахской земле, о казахской нации. И я, обнаглев, написал еще одну статью, назвав ее «Диверсанты всех стран, добро пожаловать в Казахстан»!, в которой я всем диверсантам, которых приглашал в Казахстан, дал ряд «дельных» советов и завершил статью так: «Вот еще один «дельный совет». Постарайтесь никогда, ни в коем случае не попадаться мне на глаза.

Это потому, что я действую на диверсантов как кислота на лакмусовую бумагу. Вот и все. Если вы последуете всем моим этим советам, то вам, уверяю, в Казахстане ничто не грозит: ни ГСК, ни КНБ, ни задержание или выдворение, даже подозрение. Итак, господа диверсанты всех стран, добро пожаловать к нему, в Казахстан. Сейiлбек Кышкашулы, единственный распознаватель диверсантов в Казахстане». («Заман-Казахстан», № 18, 17.05.1996г.). А в начале статьи я высказал предположение: за такой призыв соответствующие органы меня могут подвергать соответствующему допросу (если я в своем уме) или поместить в соответствующую лечебницу (если я не в своем уме). Но ни того ни другого не было. (Вот вам, пожалуйста, еще одна свобода, которую дал мне президент). И на эту статью все молчали. Мои первые подозрения, что мы, сегодняшние казахи, неживые люди, возникли как раз в это время. Молчали и диверсанты, что было понятно. Что они могут сказать, если действительно диверсанты? Молчали и недиверсанты, которые по долгу службы должны были бороться с диверсантами, что было совершенно непонятно. Не буду утомлять вас. Скажу, что против АЭС я вел борьбу в течение 5 лет, опубликовал 12 статей и добился-таки победы (третью по счету за более чем 40 лет борьбы). 26 сентября 2000 года правительство Казахстана наконец отказалось от своего пятилетнего намерения строить АЭС. Скажу еще о двух победах, правда, кратковременных, кончившихся поражениями. Ведя непрерывные бои с шелудивыми дворняжками и с их «хвостами» со дня публикации Первой стратегии президента, я в конце 1994 года добился первой за 34 года борьбы маленькой победы. Тогдашнее Министерство науки и новых технологий включило одно из моих изобретений — новый зерноуборочный комбайн — в свой план на 1995 год. Должен признаться: я бы один ни за что не добился этой победы, не будь тогдашнего главы этого министерства — Галыма Эбiлсейiтова. Я был у него на приеме трижды. И все три раза ругался с ним самым беспощадным образом. А в это время он был еще и вице-премьером, т.е. третьим лицом в государстве.

И вдруг, уже после ухода его со своих постов, я узнаю, что мой зерноуборочный комбайн включен в план этого министерства и самое приятное выделены деньги для его реализации. Не будь Галыма Эбiлсейiтова, ни один чиновник министерства не сделал бы этого. До этого я думал, что в Казахстане за независимость Казахстана бьются только два человека: я и президент. А оказалось, нет. Оказалось, нас трое. В то время я работал в упомянутом выше «КСХМ», где гендиректором был тоже упомянутый выше академик Сеитбеков. Сегодня название учреждения другое, изменилось, но неизменным остался его гендиректор, все тот же академик Сеитбеков. После того как министерство выделило деньги на мою работу, Сеитбеков издал приказ. Был организован временный творческий коллектив, а я был назначен его руководителем. Хотя деньги поступили в середине 1995 года и не в полном объеме, я все-таки сумел плановую работу закончить в срок. Все чертежи опытного образца нового комбайна были вычерчены. Оставалось переводить их в металл. А для этого нужны деньги. А кто их даст? Прежнего министра не было. Мертвые казахи-коллеги его просто выжили. И прежнего министерства не было. Его слили с НАН, образовав новое учреждение под названием МН-АН и во главе его был поставлен Школьник (не ученик начальных классов, а ученый, доктор технических наук, профессор). И я пошел к нему просить деньги. Но Школьник наотрез отказался дать деньги, это было удивительно, ибо МН-АН был правопреемником Министерства науки и новых технологий, и как правопреемник должен был (нет, обязан был) профинансировать мою работу. Только в последствии, перед тем как писать статью, где приглашал всех диверсантов всего мира в Казахстан, я случайно узнал, что вдохновителем строительства АЭС в Казахстане, вдохновителем, с которым мне пришлось 5 лет бороться, был он, Школьник. Хотя в первой статье об АЭС его фамилии не было, но он знал, что в своих последующих статьях я ни за что не упущу его фамилию. Я так и поступил. Так что г-н Школьник правильно отказал мне. Кто же даст деньги тому, кто его называет диверсантом? К тому же хочет, чтобы Казахстан имел свою новую технику, новую технологию, а он совсем этого не хочет. И возобновилось мое хождение по мукам. К тому времени было 36 лет, как я изо дня в день ходил от одного учреждения к другому, от одного «начандыка» к другому. И вновь повторяя свое турне, я дошел до помощника президента, первого нашего космонавта Тохтара Аубакирова. Он посоветовал мне вынести все свои изобретения, касающиеся сельского хозяйства (не только зерноуборочный комбайн, но зерносеялку и хлопкоуборочного комбайн) на Ученый совет «КСХМ». Я сказал, что из этого ничего не выйдет, потому что у некоторых членов этого совета, как говорят казахи, нет пули, чтобы застрелить меня. Дело в том, что в статье «Надо ли Казахстану строить АЭС?» я писал: «В Казахстане против Казахстана идет массовая диверсия», и эти слова в газете были выделены жирными буквами, как подзаголовок, и где я упомянул фамилию двух упомянутых выше академиков, членов Ученого совета академика Грибановского и академика Роликова. Так что эти академики еще дальше, чем Школьник. И я не согласился с советом Тохтара. Тогда Тохтар сказал, что в таком случае он ничем не может помочь мне. Оставался еще один человек, который мог бы помочь мне: президент. Но он был недоступен мне. Я стоял у подножья «мощного оборонительного заслона» вокруг него и видел, что мне ни за что не пробиться к нему. И я, заранее зная, что Ученый совет сходу закопает все мои изобретения, скрепя сердцем согласился с Тохтаром. Ученый совет состоялся 26 июня 1996 года. Кроме членов Ученого совета, в числе которых были мои закадычные «друзья» академки Грибановский и Голиков, присутствовали Тохтар Аубакиров как инициатор этого заседания, и упомянутый выше академик Г.Калиев, в то время президент Академии сельскохозяйственных наук. Весь зал был полон людьми. Еще бы. Предстояло редкое зрелище, где члены Ученого совета (академики, доктора, профессора) скопом будут бить одного, а этот один тоже не останется в долгу, он тоже будет бить их. Что может быть интереснее такого спектакля? Как я предполагал, члены Ученого совета камня на камне не оставили от моих изобретений. И мне ничего другого не оставалось как действовать адекватно. Выступая с ответным словом, я назвал их паразитами на теле общества. Обращаясь к каждому академику по фамилии (Калиеву, Сеитбекову, Грибановскому, Голикову), я сказал: «Вот вы все каждый месяц за одно только звание «академик» получаете по 6000 тенге, а есть ли от вас отдача хотя бы на 6 тиын»? И тут произошло невероятное: все разом встали и разом удрали из зала. Остался сидеть один Тохтар, горестно, воскликнув: «Вот, позорный совет!» Хотя это было невероятно, но этого следовало ожидать, ибо я, продолжая свое выступление, непременно сказал бы, что все они еще и дивepcaнты (пpaвдa, oдни, будучи умными, сознательно действующие, а другие, будучи, дураками, действующие бессознательно). А они это знали, и, чтобы еще paз не опозориться перед публикой, решили удрать. На другой день я был уволен с работы с формулировкой: «В связи с прекращением финансирования Министерством науки темы: 21.2.01.00 » Зерноуборочный комбайн» и на основании решения Ученого совета (Пр. № 5 от 26.06.96 г.) расформировать временный творческий коллектив и уволить его руководителя Кишкашева С. с 1.07.1996 г. Генеральный директор Л.С.Сеитбеков». Здесь «Пр. № 5» — это протокол Ученого совета, сорванного самими его членами во главе с его председателем академиком Сеитбековым. В своем приказе академик Сеитбеков не упоминает самую главную причину моего увольнения. Академики Грибановский и Голяков, которых в первой своей статье об АЭС я называл диверсантами, были его учителями. Благодаря им он стал академиком. Так может ли академик Сеитбеков щадить человека, который называет его учителей диверсантами? Конечно, не может. Так что, г-н Сеитбеков, так же, как и г-н Школьник до этого, поступил очень правильно, впоследствии юристы объяснили мне — приказ Сеитбекова к тому же вопиюще безграмотен. Ну в этом ничего удивительного не было. Если человек не может грамотно излагать свою мысль, то, что можно ожидать от него, кроме такого приказа…

Наступило 31 декабря 1996 года. В тот день президент принял в своей резиденции журналистов, среди которых был и главный редактор журнала «Зерде» «Интеллект» Аменгелдi Эшiрбек, который мою 56-летнюю борьбу с разными шелудивыми дворняжками знал лучше меня самого, и он задал вопрос президенту: «Уважаемый Нуреке! Вы каждый раз говорите, что для того чтобы Казахстан стал подлинно независимым государством, у него должна быть своя новая техника, своя новая технология. Так вот, есть такой изобретатель (здесь он назвал мою фамилию), который более 30 лет боролся с советской властью, теперь более 5 лет борется с нашей властью. Хотя вы сами поддерживаете таких людей и всех призываете всячески помочь им, но его никто не поддерживает». На что президент, указав на сидящего тут же своего пресс-секретаря Кырымбека Кешербаева (нынешнего министра образования и науки), сказал, чтобы он (президент назвал мою фамилию) принес все материалы ему, и я приму его лично. Хотя сам я не был допущен к президенту, но мои материалы попали к нему. И он направил их лично тогдашнему министру сельского хозяйства С.Ахымбекову, чтобы он принял меня лично, подробно ознакомился с моими предложениями и вынес соответствующее решение. Хотя и Ахымбеков не принял меня, но после небольшого спора, который, как говорят казахи, не променяешь на драку, работники министерства согласились со мной. В ответ на поручение Президента они написали, что можно изготовить опытные образцы всех трех изобретений: новой зерносеялки, нового зерноуборочного комбайна, нового хлопкоуборочного комбайна, что было моей мечтой, чего я каждый раз добивался: «Давайте изготовим и испытаем». Итак, я одержал вторую победу. Но она оказалась такой же кратковременной, как и первая. Вновь потерпел поражение от г-на Школьника. Как говорят казахи, шатак опять вышел из-за денег. А денег на такие работы в то время выделял МН-АН во главе со Школьником. Он опять отказался выделять деньги на мои изобретения. Если в первый paз он отказался беспричинно, не приводя никаких аргументов, то в этот раз он привел железный аргумент. Он сослался на липовый протокол № 5 Ученого совета «КСХМ», состряпанный академиком Сеитбековым год назад. Все. Самое интересное даже не это. Самое интересное — поведение Минсельхоза. Он тут же пошло на попятную. Если до аргумента г-на Школьника он поддерживало меня, то после аргумента г-на Школьника поддержал г-на Школьника. Кстати, здесь есть еще один интересный момент: поведение Тохтара Аубакирова. Тохтар Аубакиров сам своими глазами видел, как члены Ученого совета позорно удирали с заседания, и он знал, что протокол этого Ученого совета липовый. И, заикнись он об этом, аргумент г-на школьника рухнул бы, как срезанное дерево (как говорят казахи). Но наш прославленный космонавт, всецело поддерживающий президента во всем, не счел нужным поддержать человека, который также поддерживает президента во всем. И мне ничего другого не оставалось, как вновь обратиться к президенту. Дело привычное. К тому времени я писал ему сотни писем, и, как сказал выше, все они оставались без последствий. Но в этот раз мое письмо совершило чудо. Министр Ахымбеков сам искал меня целый день и найдя попросил прийти к нему на прием. Хотя он принял меня весьма любезно, но предложение его было весьма нелюбезное. Он, как и Тохтар Аубакиров, предложил мне вынести все свои изобретения, касающиеся сельского хозяйства, вновь на Ученый совет «KCХM». Я вновь оказался припертым к стене. Да еще так, если мой отказ Аубакиров тогда мог никому не сообщать, то Ахымбеков обязан был сообщить мой отказ самому президенту. И мой отказ дал бы в руки моих оппонентов не железный, а алмазный аргумент, они сказали бы президенту: «вот видите, не только мы, даже он сам не верит в свои изобретения-химеры». И я угробил бы не только свои изобретения, но и самого себя. И вот вновь заранее зная, что и в этот раз ничего не выйдет, пришлось вновь скрепя сердце согласиться на коллективное битье шелудивых дворняжек. Второй Ученый совет состоялся 7 мая 1997 года. В этот раз из посторонних присутствовали: по поручению Школьника его правая рука Могильный (такая вот фамилия) и по приглашению Сеитбекова корреспондент газеты «Егемен Казахстан» Р.Уркiмбай. Еще одно отличие — в этот раз я доложил о своих изобретениях на казахском языке, доказывая всем сидящим в зале казахам-мертвецам, что казахский язык свободно может быть языком и науки и техники. Сеитбеков начал было гнусавить: «Надо бы по-русски…». — Я оборвал его: «Я говорю на государственном языке!» Все казахи, и члены, и не члены Ученого совета, подтверждая, что они действительно мертвецы, задавали мне вопросы на русском языке, а я отвечал им на казахском. В остальном совет ничем ни отличается от первого. И в этот раз члены Ученого совета камня на камне не оставили от моих трех изобретений. Если руками членов Ученого совета г-н Могильный все мои изобретения загнал в могилу, то руками Уркiмбая Сеитбеков загнал в могилу меня самого. Уркiмбай опубликовал в своей газете статью «Один строптивец против сорока нестроптивых» («Егемен Казахстан», № 119, 20.0б.97 г.), где я был назван не только строптивцем, но и грубияном, склочником, лжецом, клеветником, проходимцем, авантюристом. За-что? За то, что (хочу воплотить в жизнь Первую стратегию президента, хочу, чтобы Казахстан имел свою собственную новую технику, новую технологию и веду непримиримые бои с теми, кто не хочет этого, хочет, чтобы Казахстан не имел ни своей новой техники, ни своих новых технологий и к тому же, растеряв все свои богатства, обессилев, рухнул. И этих врагов независимого Казахстана поддерживает из всех газет самая пропрезидентская газета «Егемен Казакстан» во главе с Калижаном Уалиханом (ныне депутатом парламента), который известен своей рабской преданностью президенту. Знает ли он, Что будучи рабски преданным президенту, предал президента, подложив под его Первую стратегию большую свинью? Знает ли он, что, опубликовав такую статью, он, фактически, как и все диверсанты, выступает против президента? А рядовые журналисты в этой газете? Знают ли они все это? Вопрос риторический. О каком знании журналистов, работающих в этой газете, может идти речь, если они не знают разницу между прописными и заглавными буквами? Хорошо, будем считать, что все они из тех казахов-интеллигентов, которые духовно мертвы. Ну а где духовные вожди №№ 1, 2, 3, которые обязаны быть живыми и которые обязаны бить в набат по поводу такого вопиющего факта в газете? Спят. Одни — летаргическим сном, другие — летальным. Возьмем духовного вождя нации № 1 Олжаса Сулейменова.

Как известно, с первых дней обретения Казахстаном своей независимости он не устает талдычить о жизненной необходимости вторичного присоединения Казахстана к России. Говорит, что это «неизбежно». Знает ли он, что он этим уподобляется крепостному крестьянину, который, заполучив свободу, тут же вернулся к своему барину, вновь попросился к нему в рабство, чтобы он вновь сел на его шею? Духовный вождь нации № 1 настолько потерял свой рассудок, что заявляет, что в будущем в Казахстане будет жить одна нация — «казахстанец». А казахи? Видимо, исчезнут с лица Земли. Духовный вождь № 2 Мухтар Шаханов — неразлейвода с российским, известнейшим поэтом, который в день снятия памятника Ермаку оплакивал его Духовный вождь № 3 Сафуан Шаймерденов провоцирует казахов идти друг на друга войной. Все три жуза казахов, по предложению Шаймерденова, должны воевать друг с другом, чтобы представитель победившего жуза сел в кресло президента Казахстана. К чему все это говорю? Да к тому, чтобы еще раз напомнить мертвецам (а вдруг воскреснут?), в каком духовном состоянии находимся мы, казахи, сегодня. Тут иной читатель может задать мне каверзный вопрос: «Хорошо. Будем считать, что вся сегодняшняя казахская интеллигенция духовно мертва. Ну, а Президент? Ведь в своей книге «Без правых и левых» он рассказывает, как он, в бытности ПредСовмина КазССР, не раз помогал многим изобретателям. Называет даже их фамилии. Почему он не помогает тебе? Тем более, как ты сам говоришь, он знает некоторые твоих изобретения?» Очень просто. Шелудивые дворняжки, которые так натерпелись от меня, ему говорят: «Он ведь больной. Кто он? Академик? Нет. Доктор? Нет. Профессор? Нет. Он даже не кандидат. Он даже не специалист. Он абсолютно ничего не понимает ни в сельском хозяйстве, ни в горном деле, ни в энергетике. Он не знает, как сеют пшеницу, а предлагает новую зерносеялку. Он не знает как убирают хлеб, а предлагает новый зерноуборочный комбайн. Он даже не видел, как растет хлопчатник, а предлагает новый хлопкоуборочный комбайн. Во всем мире добычу твердых полезных ископаемых ведут одним единственным способом: бурят и взрывают. Все светила мировой науки давным-давно пришли к единому мнению: по другому нельзя. А он? Утверждает (естественно, будучи ненормальным), что его добычной комплекс может добывать твердую горную массу без бурения и взрывания. Более того, утверждает, что добычу будут вести без единого человека да еще двумя потоками одновременно. А сегодня в мире нет ни того ни другого. Ни безлюдной добычи, ни двухпоточной технологии. Сегодня в мире в добыче твердых пород даже однопоточной технологии, не говоря уже о двухпоточной. Полет его больной фантазии доходит до того, что его зерноуборочный комбайн не ходит по полю, как все нормальные комбайны, а летит над хлебным полем. Это еще ничего. Летая над хлебным полем, он убирает хлеб, не теряя и неповреждая ни одного зерна.

Точно также и его добычной комплекс, он тоже не теряет ни одного куска угля (или руды), и непримешивает в уголь (или руду) ни одного куска пустой породы. tо есть он решает двуединую проблему — потерь и разубоживание полезных ископаемых, которую сегодня все мировые авторитеты считают неразрешимой. А каков его хлопкоуборочный комбайн? Он убирает хлопок словно рукой, снежно-белым, без единой грязной примеси, без единого обрыва волокон. И что немыслимо без применения дефолианта. И здесь он выступает против всего мира. Все в мире давным-давно обреченно смирились: без этого сильнейшего яда убирать хлопок нельзя. А он утверждает: нет, можно. Более того, этим комбайном он собирается воскресить Арал, а ученые всего мира утверждает, что уже нельзя воскресить Арал. Более того, он собирается оздоровить весь юг Казахстана, где, как известно, сегодня нет ни одного здорового человека. Больны все, вплоть до ребенка, что в утробе матери. Скажите, разве это нормально? Весь мир ошибается. Только один он не ошибается. Самый настоящий шизофреник». И президенту после такой тирады ничего другого не остается, кроме как согласиться с шелудивыми дворняжками, ставшими волкодавами. Ведь и без меня хватает шизофреников, которые досаждают ему. Зачем ему еще одного шизофреника… Наступило 31 марта 1999 года. В тот день президент выступил перед парламентом. Его выступление подействовало на меня как его Первая стратегия в свое время. Только с одним отличием. Если его первая стратегия меня окрыляла, то это выступление ввергло меня в глубокое раздумье, вернее, уныние. «Средств… не хватает даже на самые неотложные нужды. Ситуация неординарная, если называть вещи своими именами — чрезвычайная», говорил он. Говорил он о четырех задачах, выполнение которых требовал от правительства и которых оно не выполнило. И я невольно вспомнил такие же четыре за дачи, которые он изложил в своей первой стратегии и которые тогдашнее правительство, как и нынешнее, тоже не выполнило. Говорил, что у него «создается глубокое ощущение, что в нашем правительстве нет внутренней дисциплины». Говорил, что несогласные с его линией должны уйти из правительства. И я вспомнил, как я некоторых из них называю диверсантами. Говорил: «Скоро исполнится год со дня принятия Закона «О борьбе с коррупцией». Скажу прямо: я не доволен проведенной работой… (с коррупцией правительства) вообще не занимается… Почему с коррупцией должен бороться один президент? А где правительство»? И я невольно вспомнил коррупционеров, которых знаю. Взять хотя бы статью в «Егемен Казакстан». Не будь коррупционеров, появилась бы она в печати? Далее. Президент говорил о продажных, коррумпированных судьях, прокурорах, которые, вместо того чтобы бороться с преступниками, наоборот, как говорят казахи, лижут им рты. И привел убийственные слова Гете: «Судья, который не способен карать, становится в конце концов сообщником преступника». И я вспомнил свои судебные тяжбы. Сперва я судился с Сеитбековым, затем — с «Егемен Казакстан». По совету юристов, которые говорили, что приказ Сеитбекова о моем увольнении вопиюще безграмотен, подай в суд, и ты сходу выиграешь, я подал в суд на Сеитбекова. И действительно сходу выиграл. Но, увы, дальше все судьи (кроме первой) и прокуроры вплоть до Верховного суда и Генпрокуратуры поддержали Сеитбекова. Также произошло и с «Егемен Казакстан». Там тоже первая же судья поддержала меня (правда, только на словах, в приватной беседе), но потом поддержала «Егемен Казахстан». Видимо, Уалихан поделился с ней тем, что перепадало ему от Сеитбекова. А дальше все пошло по накатанному пути, который накатали сами судьи и прокуроры, все до единого, опять вплоть до Верховного суда и Генпрокуратуры все в один голос поддержали «Егемен Казахстан». Поражало меня не то, что судьи и прокуроры и здесь стали сообщниками преступников, а то, что все они внезапно «ослепли»: все они не увидели в статье оскорбительных слов. Сказали, что таких слов в статье нет. Еще более поражало меня то, что этих слов не увидели и эксперты. В качестве экспертов выступили работники Института языкознания им. Ахмета Байтурсынулы. Невероятно, что бы сказали эти эксперты, если великий Ахан (как принято было и при жизни так величать Ахмета Байтурсынулы), который, кстати, пал жертвой такой же лжи в свое время, вдруг воскрес бы и спросил их: «Где ваш стыд? Где ваша совесть? Где ваши глаза? Почему все вы вдруг не увидели то, что увидит любой зрячий? Чем ослеплены ваши глаза? Подачкой?»

Вот еще одна выдержка из того выступления президента: «Об… импортозамещении говорим полгода. Средства выделены, а дела нет». Эти слова вновь напомнили мне его Первую стратегию. Что такое импортозамещение? Это замена импортной техники и технологии отечественной. То есть президент, по сути, говорил, то же, что и в Первой стратегии: самим выпускать свою отечественную технику и технологию. Об этом он говорил и раньше. Так, на юбилейной сессии НАН, о которой я упомянул выше, он говорил, что не только «надо поставить надежный заслон завозу из-за рубежа устаревших технологий и техники», он говорил также, что вместо этого надо «максимально использовать отечественный научно-технический потенциал». Как видим, он никак не может забыть забытую всеми сегодня Первую свою стратегию. Тут невольно возникает вопрос: «Но ведь сегодня мы живем уже по другой его стратегии, стратегии «Казахстан-2030», по которой Казахстан к 2030 году станет первым центральноазиатским Барсом. Да, это так. Но давайте зададимся встречным вопросом: «Кто сделает нас Барсом»? Иностранцы. Так в стратегии «Казахстан-2030» записано. А что иностранцы дураки, чтобы Казахстан, став Барсом, съел их? Выходит, стратегия «Казахстан -2030» в корне, принципиально ошибочна. Да, выходит так. А как мог тогда принять такую стратегию президент? Вспомним, что говорил президент, когда он впервые обнародовал ее. Он сказал, что при подготовке ее ему помогала группа иностранных и отечественных ученых. Вот они и подвели президента под монастырь. Но ведь президент мог сказать им, что такая стратегия ему не нужна? Да, мог. А почему тогда он не сказал? Не знаю. Опять предполагаю. Видимо, они напомнили ему, как была провалена его Первая стратегия. «Вы верили в духовную силу своего народа, но ее не оказалась на том уровне, на котором Вы предполагали. (Естественно, они не скажут ему: «Как были казахи баранами, так и остались баранами». — С.К.). Так что пока духовная сила народа не окажется на том уровне, на котором Вы предполагаете, без иностранцев не обойтись». И президент, зная, что действительно так оно и было, видимо, невольно согласился с этим учеными. Но он не только как президент, который в ответе за судьбу всего народа, но и как любой человек, знает, что иностранцы, какую бы помошь ни оказывали, ни за что не допустит, чтобы Казахстан в будущем стал Барсом. Он знает также, что Казахстан, если когда-нибудь станет Барсом, то станет только своей собственной силой, силой собственного народа, силой его духа, силой его таланта, силой его труда. Вот почему он никак не может забыть свою Первую стратегию. Вот почему он сегодня упорно продвигает «программу импортозамещения». А правительство помогает ему в этом. Помогает. Только на словах. Имитируя бурную деятельность в своем втором выступлении перед парламентом осенью 1999 года, президент назвал сумму, выделенную для импортозамещения. 100 000 долларов. А куда они делись? Потеряли. Раззява-инкассатор вез и потерял. Так что «программа импортозамещения», как и Первая стратегия, будет благополучно провалена правительством, где шелудивых дворняжек как сельдей в бочке. Если мы провалим и эту программу, то все, каюк нам. И мне ничего другого не оставалось, как вновь предлагать президенту свою услугу. Если раньше я не мог найти ни одного человека, кроме бывшего министра Галыма Эбiлсейiтова, который понимал бы меня и поддержал бы мои изобретения, то теперь (т.е. год тому назад, когда я предлагал президенту свою услугу) нашел целый завод, который готов тут же приступить к изготовлению всех моих изобретений. Но у завода не было денег. И я просил президента помочь мне в этом. Письмо было направлено в Министерство энергетики, индустрии и торговли, которое тогда возглавлял Аблязов, а сегодня возглавляет мой старый знакомый Школьник. Министерство запросило тогда у меня материалы только по одному изобретению — по добычному комплексу. Я тут же выслал их. Это было 6 августа 1999 года. 5 ноября 1999 года я случайно встретил министра Кошербаева, тоже старого знакомого. Он сразу же узнал меня и, не дав мне раскрыть рот, пообещал принять меня 11 ноября.

3 августа 2000 года я опубликовал в газете «Ана тiлi» сразу две статьи. Одна называлась «Как смягчить нравы наших «старших братьев?», вторая — «Не действует ли Минсельхоз Казахстана против Казахстана?» В первой я рассказал, как смягчить нравы одного из наших «старших братьев» — узбеков. Надо выпускать новый хлопкоотборочный комбайн? и узбеки не будут кочевряжиться, как сегодня, а будут бегать за нами со словами «ака, ака». То есть не мы будем их называть «старшим братом», а они будут нас называть «старшим братом». А во второй статье я, пользуясь данными самого Минсельхоза, привел расчет, согласно которому в этом году под снегом останутся до 9 млн га неубранного хлеба, что и подтвердилось впоследствии. Чтобы этого впредь не случалось, я предлагал Минсельхозу свой новый зерноуборочный комбайн, который убирает хлеб не только не теряя и не повреждая ни одного зерна, но и не оставляя под снегом ни одного клочка хлебного поля. Тем более есть завод, который готов выпускать такой комбайн. К чему все это говорю? К тому же, что говорил выше. Занимаемся болтовней и имитацией бурной деятельности. Аблязов и Школьник из-за бурной деятельности не могут мне ответить уже более 15 месяцев, Кошербаев — более 13 месяцев, а Минсельхоз молчит более 4-х месяцев.

Если в прошлом году у завода, который готов был выпускать новую технику по моим изобретениям, не было денег, сегодня у него все есть, в т.ч. и деньги, только нет контракта от соответствующих министерств. Если будут контракты, то завод готов в тот же день (нет, в тот же час) приступить к работе. Я мог бы об этом еще раз писать президенту. Но боюсь, что еще один Маймаков из окружения президента пригласит меня в еще один туалет. А министры? Почему они молчат? Потому что им не нужна отечественная техника. Так, недавно Минсельхоз закупил на 9 млн долларов 300 «Енисеев» из России. По другим министерствам у меня таких данных нет. Но знаю, что сегодня Казахстан ежегодно покупает зарубежную технику (естественно, не новую, а старую) на 300 млрд тенге, не считая продуктов питания на 150 млрд тенге. Почему наши министры вкупе с шелудивыми дворняжками не хотят выпускать отечественную технику и технологию? Потому что тогда Казахстан станет сильным, причем настолько сильным, что никому не удастся свалить его и отобрать у него независимость. А это не входит в расчеты наших министров. Ведь все они командиры подразделений, имеющих совершенно противоположную цель — «пятой колонны», которую в упор не видит ни КНБ, ни МВД, ни Генпрокуратура, ни Совбез во главе с самим президентом. Продолжать «эпопею»? Наверное, хватит. Давайте подведем предварительные итоги. Итак, кто виноват в том, что мы плохо живем? Как говорит Калижан Уалихан, подложивший в свое время под Первую стратегию президента большую свинью, едим собачатину? Ответ по-прежнему один: президент. А сами мы? Если мы и дальше будем жить так, как сегодня, и спать (одни — летаргическим сном, другие — летальным), виня во всем только одного человека — президента, а за собой, не видя ни единой вины, то недалек день, когда потеряем все. Казахстан потеряет свою независимость, народы Казахстана — свободу, а казахский народ — не только свободу, но и самого себя. Он исчезнет с лица Земли, превратившись из «казаха» в «казахстанца». А шелудивые дворняжки? Они ничего не потеряют. Виляя хвостами, они прибьются к любому хозяину.