К юбилею независимости стоит подвести экономические итоги. Тем более, что пятнадцать лет непрерывных и радикальных трансформаций позади. Возникло новое состояние стабильности, определяемое, во-первых, установлением относительно устойчивых рынков сбыта, отношений собственности, хозяйственных связей, структурных пропорций и организационных схем. Во-вторых, — исчерпанием материального и человеческого ресурса, питавшего реформы прошлых лет. И, в-третьих, – отсутствием (пока) сильных дестабилизирующих факторов извне и снаружи.
В первые годы суверенитета валовой внутренний продукт (ВВП) сокращался примерно по 10 процентов ежегодно и к 1995 году достиг “дна” – 61,4% к 1990 году (или меньше половины относительно начала перестройки). Следующие пять лет характеризовались небольшим ростом, за исключением “провального” 1998-го, и исключительно счастливого по мировой сырьевой конъюктуре 2000 года, давшего сразу 9,8% плюса к ВВП. Суммарный итог на начало текущего года — 69,3%, то есть порядка двух третей к 1990 году. Душевой же ВВП, с учетом потери от 1,25 (по переписи 1999 года) до 2,0-2,5 (по более реалистичным оценкам) миллионов населения, сократился менее – примерно на четверть.
На базе такой относительной стабилизации появляется возможность прогнозировать дальнейшие перспективы национальной экономики.
Прежде всего рассмотрим состоятельность постоянно оглашаемых надежд руководства Казахстана на то, что начавшийся экономический рост позволит решить накапливающиеся сейчас социальные проблемы, обеспечит сохранение межнациональной и политической стабильности, а с этим – общий переход к устойчивому развитию.
Зафиксируем базовый уровень, по данным официальной статистики, на конец благополучного 2000 года:
Душевое производство ВВП – несколько меньше 1170 долларов в год. Средняя номинальная заработная плата – порядка 95 долларов в месяц. Прожиточный минимум — 27 долларов в месяц, около четверти населения имеют доходы ниже этого минимума. Индекс нищеты, выведенный в отчете по человеческому развитию за 2000 год, – 38 процентов.
Число лиц трудоспособного возраста – около 7,5 млн человек. Из них официально работающих (по числу вкладчиков НПС) – чуть менее 3,7 млн человек. Итого, за вычетом солдат и студентов, безработица и нелегальная занятость составляют порядка 45%.
Зададимся вопросом: как быстро и до “планки” какой из благополучных стран мог бы подняться жизненный уровень населения Казахстана при самых счастливых для нас темпах экономического роста?
Оттолкнемся от цитаты из статьи Владимира Путина, опубликованной им сразу после начала исполнения обязанностей президента России: “Для того, чтобы достичь душевого производства ВВП на уровне современной Португалии или Испании — стран, не относящихся к лидерам мировой экономики, нам понадобится примерно 15 лет при темпах прироста ВВП не менее 8 процентов в год. Если сумеем в течение этих же 15 лет выдерживать темпы прироста ВВП на уровне 10 процентов в год, то достигнем нынешнего уровня душевого производства ВВП Великобритании или Франции”.
Заметим, что упомянутый душевой ВВП, взятый лидером России за ориентир, назван им в той статье размером 3500 долларов в год, и это примерно в пять раз ниже среднего показателя стран “большой семерки”, но в три раза выше, чем у нас. То есть, Казахстану, чтобы выйти на уровень бедствующей сегодня России, потребуется поддерживать рекордные по прошлому году темпы экономического роста как минимум лет десять.
Правда, имеются и другие данные по России. Так, советолог Ариэль Коэн называет душевой ВВП всего 1200 долларов, и в таком случае россиянам, как и нам, придется названные их президентом сроки как минимум удвоить. При условии непрерывного бурного роста до 2030 года. А если от фантазий перейти к реалиям, то есть смысл оценить, как долго вообще мы можем поддерживать положительную динамику ВВП.
Известно, что практически весь нынешний прирост обеспечивается в экспортно-сырьевом секторе и в обслуживающей его инфраструктуре. В этой связи пределы такого роста определяются, с одной стороны, возможностью увеличения потребностей мирового рынка, с другой стороны, резервами увеличения добычи и транспорта сырья.
Первый ограничитель работает с середины 90-х годов, когда “приватизация по индивидуальным проектам” вывела казахстанское сырье на международные рынки уже без посредничества России. Надо полагать, что нынешний уровень продаж и есть та планка, на которую уже вышел Казахстан. К тому же ожидать, что кризисный 1998 год никогда не повторится, а впереди исключительно благоприятные годы по типу 2000-2001гг., разумеется, не приходится. Гораздо разумнее умеренно-оптимистично надеяться, что маятник цен и спроса на наше сырье находится сейчас не в той крайней точке, с которой он может сильно качнуться назад, а колеблется где-то близко к нейтральному положению.
Теперь – о возможностях обеспечения роста поставок нашего сырья, если таковые все же будут востребованы. Надо сказать, что практически все эти возможности определяются недозагруженностью мощностей, построенных еще в годы СССР. Единственная сырьевая отрасль, сумевшая превысить уровни добычи середины 80-х годов (примерно на 10%), – это медная, но дальше она расти не может из-за ограниченности рудной базы. Нынешний рекордный уровень добычи нефти есть повторение достижений советских лет, цветная металлургия по отдельным позициям только приближается к прошлым объемам, черная – значительно отстает.
Ситуацию существования за счет “подкожного жира” иллюстрирует положение в инфраструктуре. При всем том, что за годы суверенитета в энергетике полностью прекратился ввод новых мощностей (кроме одного турбогенератора в Актюбинске) оставшиеся без дефицита покрывают все производственные и бытовые потребности. То же можно сказать и относительно железнодорожного, авиационного и автомобильного транспорта.
Более того, на повестку дня остро встает вопрос не о повышении производства на унаследованных от СССР мощностей, а о необходимости значительных ресурсных вложений для поддержания хотя бы нынешнего уровня. Как минимум две трети всех машин и оборудования эксплуатируются уже более 15 лет. В базовых, особо фондоемких отраслях, и в коммунальном хозяйстве основные фонды не обновлялись значительно дольше сроков их полной амортизации. По степени изношенности зданий и сооружений, инженерных сетей и коммуникаций ближайшие годы станут для Казахстана временем, когда техногенные катастрофы станут наступать с предопределенностью природных циклов.
Извлечение дополнительных ресурсов на восстановление и модернизацию основных фондов за счет экспорта сырья в рамках нынешней политической и правовой системы невозможно по определению, поскольку ее базисом является именно вывоз основной ренты от эксплуатации природных ресурсов за границу.
Таким образом, можно вполне уверенно прогнозировать пределы роста экспортно-сырьевой отрасли Казахстана, кроме нефтяной: в самом благоприятной варианте, они способны дать прирост ВВП еще порядка 20-30 процентов, но более реалистично ожидать, что уже в ближайшие годы валовой продукт по этому показателю, в лучшем случае, стабилизируется.
Отдельно стоит рассмотреть перспективы роста ВВП в связи с экспортом нефти. Технически такая возможность уже обеспечена пуском трубопровода Атырау-Новороссийск, пропускной способностью до 30 млн тонн и перспективой роста до 67 млн. В идеале, если исходить из максимальной загрузки КТК, а также из самого удачного завершения разведки месторождения Кашаган, быстрого его освоения и еще более быстрого строительства второго стратегического экспортного нефтепровода через Турцию или через Иран, — при наложении всех этих счастливых условий в предстоящие пять-десять лет Казахстан сможет наращивать экспорт нефти максимум по 10 млн тонн в год. Что при условии сохранения нынешних высоких цен эквивалентно 10 процентам прироста ВВП.
По прогнозам, за следующие двадцать лет мировой спрос на нефть вырастет всего в полтора раза, с нынешних 11 до 17 млн тонн в сутки. При этом доля ОПЕК вырастет с нынешних 40 до 50 процентов, так что большой “ниши” для нашей нефти нет. Правда, аналитики предполагают, что за эти же 20 лет потребность Европы увеличится на 250 млн тонн в год. Но все эти прогнозы – на самый оптимистический случай.
На практике теоретически возможные 10% “нефтяного” прироста ВВП будут уменьшаться под воздействием целого ряда факторов. Не говоря о политических противодействиях (которые, безусловно, будут сказываться самым решающим образом), экспорт континентальной нефти связан с большим количеством чисто экономических сдержек. Нефтепромыслы Каспия, по определению, не конкурентоспособны против приморских месторождений, коих, в принципе, достаточно для мировой экономики на всю обозримую перспективу. За нынешним относительным превышением спроса на нефть перед ее предложением стоят не технико-экономические, а политические причины. Соответственно, вывод каспийской нефти на мировые рынки есть не экономический, а политический проект. Эта нефть нужна не в качестве добавки к квотам ОПЕК, а как угроза нейтрализации этих квот. Причем неизбежное, в случае действительно быстрого наращивания экспорта каспийской нефти, снижение мировых цен более всего и в первую очередь ударит по рентабельности и затормозит именно каспийский экспорт.
Поэтому реальные оценки возможности экономического роста за счет нашей нефти составляют, по всей видимости, порядка 3-6 процентов в год. И при этом следует иметь в виду, что любые возможные проценты прироста ВВП по этому показателю являются как бы “холостыми” с точки зрения притока ресурсов на повышение уровня жизни населения и развитие собственно Казахстана. По уже отмеченному органическому свойству нашей уже сложившейся системы, состоящей в вывозе вместе с природным сырьем и натуральной ренты.
Закреплению именно такого положения способствует то, что в собственности государства Казахстан (и то – номинально) уже сейчас находится менее одной трети эксплуатируемых месторождений и трубопроводных систем, а с увеличением мощности КТК и освоением Кашагана практически вся нефтедобыча и транспорт окажутся не просто в частной, а в иностранной собственности.
Итак, самые удачные нефтяные перспективы Казахстана способны (в рамках сложившейся политико-экономической системы): а) создать новые рабочие места и напрямую повысить уровень жизни максимум 5-10 тысячам человек (на “Тенгизшевройле”, при его гигантских объемах и финансах, заняты всего 3200 человек); б) косвенно дать дополнительную работу и некоторое повышение доходов еще 25-50 тысячам человек; в) увеличить объем бюджета на одну четвертую, максимум – на треть от нынешнего объема, что позволит несколько поднять пенсии и заметно укрепить финансирование силовых органов и госбюрократии.
Итак, итоговая оценка перспектив экспортного сектора национальной экономики на текущее десятилетие по самому благоприятному варианту: максимальные темпы по 6-8 процентов в год, общий предел роста не более 1,5-1,7 от нынешнего ВВП, влияние на безработицу и средний уровень жизни – мало ощутимое, приток финансовых ресурсов на поддержку экспорта и соответствующего политического режима – достаточный, возможности получения ресурсов для развития внутренней экономики и социальной сферы – близкие к нулевым.
В следующем номере мы завершим разговор анализом перспектив внутренней экономики. Часть вторая будет называться “Американские цены при африканских зарплатах”.