Гейдар Джемаль родился в Москве в 1947 г., учился в пределах Садового кольца в школе, потом в МГУ, из которого был исключен по политическим мотивам. С конца 70-х годов принимал участие в подпольном исламском движении в Средней Азии. Летом 1990 г. участвовал в создании Всесоюзной исламской партии «Возрождение», позднее участвовал в работе Таджикского филиала этой партии в коалиционном правительстве в Душанбе. С 1993-го ведет деятельность в интересах исламского проекта в самой России, на телевидении и в прессе. Является постоянным членом оргкомитета Хартумской конференции, которая объединяет все исламские движения и партии. Хартумская конференция инициировала создание Исламского комитета, для того чтобы выразить идею союзнических отношений между Россией и Исламом. Комитет как бы является представителем исламского мира в России, представляет позитивную ориентацию исламского мира по отношению к России, которую он видит как альтернативу Западу и как партнера по противостоянию Западу. возглавляет Исламский комитет с 1995 года. — В политологии в последнее время весьма распространен термин «политизация ислама». Относительно религии, чье практическое мировоззрение не привыкло разделять светское и духовное, это выглядит несколько странным.
— В исламском мире следует рассматривать две стороны. Первая — правительства национальной бюрократии, официальные госструктуры, представляющие собой определенный уровень связей, менталитет, включенность в международный истеблишмент и систему взаимозависимости и т.д. Вторая — реальный или «живой» ислам, который предстает в виде множества политических течений, партий, имеющих в том числе и боевые, вооруженные «крылья». Это порядка 500 организаций — субъектов неформального политического процесса. Эту цифру я беру по числу участников Хартумской конференции, проводившейся с 1993 по 1997 г.г. Это совсем другой ислам, и надо отметить, что его политические ресурсы, как ни парадоксально звучит, значительно выше, чем у национально-бюрократических госадминистраций. Правительства мусульманских государств — это то поле, на котором играют Соединенные Штаты. Реальный ислам в большинстве своем «непрозрачен» для Запада.
— Почему политические ресурсы неправительственного «живого ислама» выше и предпочтительнее, чем ресурсы официального ислама?
— «Живой ислам» на порядок мощнее не только официального ислама, но и, например, потенциала всемирного «левого» движения в 30-40-е годы XX столетия. Потому что он опирается на живое органическое поле людей, разбросанных по разным странам, говорящих на разных языках. Политический ислам основывается на нескольких функциональных концептах, которые могут составить базу некоего языка оппозиции в международной системе независимо даже от конфессиональной принадлежности. Например, неприятие фьючерсных сделок и «воздушной» экономики, ростовщического принципа и дутых финансов, господства национальной бюрократии над живой общиной и гражданским обществом. В реальном политическом исламе, который опирается на Коран, суры и т.д., дело обстоит резко иначе, чем в официальных «ставленниках». Начать с того, что сам институт мулл является в исламе некоей псевдоидеей. Фундаменталистский ислам — это ислам пророка Мухаммеда, который не учреждал корпорации мулл. Он имел в виду очищение традиции Авраама, которая в свою очередь сама изначально являлась политической традицией, противостоявшей любой узурпации и насилию, а также диктату клерикальной касты — абсолютно нелигитимной. Мы все сейчас живем под гнетом экуменического корпоративного клерикализма, включающего в себя и Ватикан, и Далай-ламу, и Московскую патриархию, которые на самом деле гораздо реальнее осуществляют политический диктат, чем во времена Реформации и Возрождения. Во фрейдистском устройстве современного общества они являются аналогом «супер эго», которое сообщает авторитет и стабильность всем мероприятиям, проводимым вышестоящими олигархическими и бюрократическими структурами. Их можно сравнить с золотым эквивалентом современного мира, живым воплощением тех самых «общечеловеческих ценностей», о которых в последнее время так много бормочут неопрофаны, озабоченные больше всего на свете взрывом каменных будд, произведенных талибами.
— У каждой цивилизации есть собственные взгляды на свои и чужие политические пространства. Здесь можно вспомнить и средневековую идею западных христиан Orbis Christiana, и русскую концепцию «Третьего Рима». Под каким углом «реальный ислам» рассматривает окружающий мир?
— Существует Дар-аль-Харб — мир войны, мир этой реальности, в котором мусульмане отстаивают свои права. Египет, Пакистан, Россия или Израиль — это Дар-аль-Харб. Раньше можно было говорить о существовании Дар-аль-Ислам — мир ислама, связанного прежде всего с Арабским халифатом, уничтоженным монголами. Сейчас — это чисто историческое пространство. Но на Земле существует еще один мир — Дар-аль-Куфр. С точки зрения мусульман, это зона чистого неверия. Это такие культурные пространства, как Индия или Китай, где не существует традиционных авраамических религий. В эсхатологической перспективе откроется Дар-ас-Сульх — мир мира, но его начало совпадет с концом этой реальности. Иначе говоря, к Дар-ас-Сульх политическая сфера вообще неприменима.
— В «мире войны» бок о бок сосуществуют мусульманские и немусульманские государства. То есть потенциальные союзники и потенциальные противники. В этом смысле как «политический ислам» воспринимает Россию?
— Проблема в том, что Россия своими действиями вызывает отчуждение у политического ислама, который представляет интересы полутора миллиардов мусульман. Он является тем самым континентальным полем и базой, на которых развивается совершенно новый и авангардный исламский проект. Российская элита не имеет стратегической задачи, потому что с гибелью СССР исчезло единое Политбюро, в чьих руках был единый госконтроль. Вместо этого возникло множество более мелких «политбюро» – Абрамович — Мамут, Авен, Потанин и т.д. Когда перед этими кланами возникает выбор, «с кем дружить?» даже самому недалекому из них ясно, что дружить надо с «семеркой» в лице США, а не с исламским миром. Потому что их единственная задача — обеспечить свое персональное выживание в политической тусовке. Если бы у России был долговременный стратегический проект, эти вещи стали бы очевидны, так как в этой связи политическое руководство исходило не из своих шкурных интересов, а из очень большой игры.
— Какие же реальные преимущества Россия может получить в «большой игре» как союзник «реального ислама»?
— Одной из главных задач России в этой игре могла бы быть интеграция разлитых в мире политических ресурсов, которые принципиально не могут быть охвачены американским правительством «народной бюрократии». Ясно, что США, руководствуясь 10 тезисами Томаса Грэхэма по развитию отношений с Россией, будут стараться аккумулировать политический ресурс исламского мира против России. Но действовать они будут на уровне правительств. А Россия могла бы побороться за «другой ислам», это могло бы компенсировать слабость и вторичность России. США совершенно ясно и недвусмысленно говорят, что они не намерены рассматривать Россию как эксклюзивное государство в вопросах мировой политики. Решение интересующих вопросов «визави», оставшихся от наследства старой эпохи, больше не будет. Россию США теперь будут рассматривать в комплексе таких стран, как Иран, Турция, Грузия и т.д. Трудно предположить, что российский политический класс способен на какие-то нестандартные шаги в этом направлении.
— Но разброс сил внутри «реального ислама» весьма значителен, как же нам с ним договориться?
— Во-первых, непонятно, кто такие «мы». Если речь идет о России, то сейчас правомерно говорить лишь о виртуальном государстве под названием «Россия» в силу вышеперечисленных мною причин. В первую очередь Россия должна превратить политический ислам в мощного союзника и с его помощью оказывать влияние на курсы официальных правительств исламских государств. Россия могла бы активно вмешаться в политические процессы, идущие в исламском мире на уровне диалогов с исламскими государствами, вхождения в контакт с ведущими исламскими организациями. Для этого надо выходить на прямой диалог с талибами, с ХАМАС, с «Хизболла», Алжирским фронтом спасения и др. Обязательно должен быть установлен мир на Кавказе путем прямой конструктивной договоренности с лидерами вооруженных групп. С другой стороны, для России открываются огромные возможности для очень жесткого маневра против своих непосредственных противников: например, Турции — светского натовского и исламофобского государства, где общество разделено. Большая часть турецкого общества и «живой ислам» находятся под диктатом армии, поддерживаемой НАТО. Для них 300 тыс. человек, которых армия перебила в ходе беспорядков, — просто семечки. В Турции существует огромное сопротивление. Россия сейчас постоянно плачется по поводу расширения НАТО в сторону Прибалтики. А с другой стороны говорят: «А нам плевать. НАТО все равно будет расширяться». В ответ можно так замутить воду в Турции, что мало бы не показалось. Если бы Россия выступила фактором диалога и определенного интегрирующего воздействия, то она вела бы речь со всеми этими исламскими чиновниками с позиции силы.
— Как «живой ислам» может осуществлять такие смелые идеи в условиях проекта «глобализации», который усиленно проводят в своей политике США?
— Нельзя забывать, что практическое осуществление идеи «живого ислама» — это гражданское общество в виде религиозных общин, граждан-патриотов в эллинском смысле слова. Они защищают человеческий фактор своего «полиса» против прихода тиранов. Это — реальная оппозиция собственной бюрократии и плачевному положению дел в современном мире. Мы не боимся глобализации. Ислам сам — глобальный проект. Но глобализация под руководством олигархов и международной бюрократии для нас неприемлема. В этих условиях любой цивилизационный проект не возможен до тех пор, пока все эти мелкие серые мыши находятся на вершине пирамиды. Я убежден в том, что представительная демократия доживает последние дни. Она основывается на том, что потребитель представляет собой важную экономическую силу. Массовое потребление является базой для выдачи кредитов промышленности. Это XIX век. А сегодня совокупная потребительская мощь и покупательская способность миллионов людей есть ничто по сравнению с корпоративным клиентом мировой финансовой системы. Что такое корпоративный клиент? Это — правительство США, это — НАТО, сверхпроекты типа спасения лесов Амазонки или полета человека на Марс. Корпоративный клиент избавляет финансовые потоки от необходимости заботиться об интересах простого голосующего гражданина. Щит «мирового сообщества» эфемерен. Мировое сообщество — это 2000 человек, принимающих конкретные политические решения в мире.
— Насколько прогнозируемы шаги внешней политики России на Ближнем Востоке?
— Россия поставлена перед выбором, который ей определили США. Как предлагает тот же Грэхэм, у Америки относительно России есть четыре возможных вариативных направления. Первое — забыть про Россию. Второе — прессовать Россию по вопросам безопасности. И только четвертое говорит, что надо сотрудничать с Россией. Я уверен, что в итоге победят первые две линии. Грэхэм говорит, что Россия будет всеми силами пытаться задерживать те процессы глобализации, которые происходят в мире, чтобы встать на ноги и получать какие-то дивиденды, в том числе и с ситуации на Ближнем Востоке. Но просто так их задерживать мне кажется контрпродуктивным. Россия, к сожалению, не может сейчас выступать как идеологическое государство. Поэтому она изо всех сил чисто оперативными ходами будет путать карты на Ближнем Востоке. Этот ресурс ограничен. Ее будут изолировать и шельмовать. Если бы в свое время СССР сделал ставку на политический ислам, то он выиграл бы «холодную войну».
— Что произойдет с традиционной парой союзников — США и Израилем?
— Я думаю, сегодня США будут осуществлять переориентацию на арабов, потому что у американских евреев совершенно другой менталитет. Они преисполнены американского патриотизма и напрочь лишены патриотизма израильского. Израильское лобби в Америке этих проамериканских евреев, что называется, «достало». Они хотят его сбросить. Поэтому Израиль будет закономерно искать поддержки и ресурсов в России. И поскольку в России существует гораздо больше произраильского лобби, чем в Соединенных Штатах, он эту поддержку будет находить. Я думаю, что этот процесс будет идти плачевно. Во-первых, помощь США арабам станет достаточно эффективной и Израиль будет сдавать свои позиции. А позиция России, которая будет связывать себя с поддержкой Израиля, но при этом в двусмысленных дипломатических и практических ходах в сторону потенциала старых советско-арабских отношений, будет демонстрировать свою несостоятельность. В конечном счете весь политический капитал от этих отношений, который еще был весом 5-6 лет назад, исчезнет. Россия стремительно превращается в сознательного противника арабского экуменизма.
— Насколько вероятна, с вашей точки зрения, большая война на Ближнем Востоке? Можно ли просчитать ход возможных боевых действий?
— Я вообще убежден в том, что неизбежна мировая война. А война на Ближнем Востоке может быть лишь затравкой для этого. Например, Израиль упраздняет Палестинскую автономию, которую поддерживают «Хезболла» и Сирия. На Голанских высотах тут же возникает горячий фронт. После ближневосточной вспышки мировая катастрофа способна развиться на афганском направлении. Российско-иранский союз против талибов в какой-то момент может вызвать противостояние со стороны Пакистана, который традиционно поддержит Китай, против них вместе не менее традиционно выступит Индия. Россия в конечном счете будет поддерживать Израиль, в основном из-за того, что на Израиль прежде всего сведены интересы криминальной тусовки. Именно в Израиле больше всего отмывается криминальных российских денег, а вовсе не в Швейцарии, как думается многим. Сама судьба Израиля как такового вряд ли важна для людей, которые здесь, в России, принимают решения.
© Русский Журнал