Жизнь в мегаполисе, как бы ни жаловались на нее горожане и жители пригородных районов, не так трудна, как за пределами большого города. И возможностей больше во всех сферах, и городской бюджет позволяет поддерживать инфраструктуру хоть на каком-то уровне. А что происходит там, где кончаются городские деньги и внимание городских властей? Что за пределами мегаполиса? Чтобы узнать об этом, мы специально поехали по старой илийской дороге, которая ведет в никуда (раньше она выходила к реке Или, к древнему городу Капчагай, сейчас упирается в искусственное водохранилище).
Чем дальше от города, тем больше оседают, словно сползают вниз, дома. Село Жетыген… Все чаще встречаются низкие домики, больше похожие на землянки. Вдруг на этом фоне мы замечаем большое поле, покрытое тепличной пленкой — явно выращивают не для себя, а на продажу. На крыше еще и спутниковая “тарелка” — решаем подъехать и, если получится, поговорить.
Нас встречает хозяйка, мы застали ее в работе – руки и одежда в земле. Земли немного – несколько соток, получили ее хозяева бесплатно, по надельному акту десять лет назад. Платят государству земельный налог – 360 тенге в год, воду на полив берут бесплатно – арык рядом. На первый взгляд расходы небольшие. Но, по расчетам хозяйки турчанки Галины Татаровой, содержать такое хозяйство очень дорого. В этом году 6 тысяч они потратили на семена (покупают только голландские, пачка – 2000 тенге), пленка для теплицы – 14 тысяч, за вспашку поля трактором – тысячу. А урожай надо еще вырастить, увезти в город (расходы на ГСМ), суметь продать оптовикам, кроме того достать справки, что продукт прошел проверку – агроном берет 200 тенге, даже не взглянув на овощи-фрукты. При его зарплате судить его за это трудно. На все уходит долларов 200, выручить с урожая можно $300-400. Но это только здесь, на участке. Татаровы покупают землю еще и на полях – $ 100 за гектар – и сеют семена арбузов, тоже, кстати, голландские. Работают сама Галина и ее муж (сейчас он на поле), есть сын и две дочери, но они еще маленькие, учатся в школе. Когда работы на двоих слишком много, хозяева нанимают рабочих.
— Вот тут, — Галина показывает на близлежащую дорогу, — у нас, как на Сейфуллина, стоят каждое утро по обе стороны много рабочих.
— А почему они не могут завести свое хозяйство, как вы?
— Я же сказала, сколько мы потратили денег, а для них это очень большая сумма, они в день за 200 тенге работают.
— А если бы, допустим, у них оказались эти $300, смогли бы они, как вы?
— Нет.
— Почему?
—
Знаете, для этого основание нужно, фундамент, а потом уже… Отдать им эти деньги сейчас – они просто брюхо набьют, и все.— Что значит “фундамент”?
— …Вот мы нанимаем, например, русских – мужа и жену. У них даже дома своего нет, живут в брошенных домах. Они работают, 400 тенге получили и тут же их пропивают. Или нанимаем сторожа за 4 тысячи в месяц. Он два месяца сидит, мы ему даем 8 тысяч. Через неделю он опять приходит к нам: “Дайте в долг”.
— В общем, дело тут не в базе?
— Нет.
Сторону, где находится хозяйство Татаровых, называют “турчатником” — здесь живут турки и курды. Живут, конечно, небогато, но по здешним меркам неплохо.
Хозяйка рассказывает, что за спутниковое телевидение они отдали $130, смотрят Турцию. “Кто-нибудь не из турков и курдов такие хозяйства имеют?” Женщина, помолчав, словно уяснив себе подтекст вопроса, отвечает с ласковой, спокойной, чуть хитроватой улыбкой:— Знаете, как в советское время у нас был чекмень орудием труда, так он и остался. У нас портфель не забирали, чтобы мы без работы остались и не знали, чем заняться, понимаете? Мы четыре года этот дом строили, вкладывали в него все, что зарабатывали с поля…
Она словно говорит: “Мы себе цену знаем, и с того, что у нас есть, нас уже не собьешь”. Эта женщина иногда словно не договаривала, особенно в вопросе о “фундаменте”, но и так ясно: речь шла не столько о наличии дома, финансовой базы, сколько о каком-то “стержне” в душе, вокруг которого все и вертится и который внушает уверенность, что стоит всю жизнь копаться в земле, строить дом
и растить детей и что такая жизнь имеет смысл. «Фундамент» Татаровых, как у многих турков и курдов, — преемственность поколений (всегда работали на земле, сохраняли язык, традиции) и религия.Во все времена при любом режиме они вели, по сути, натуральное хозяйство: ведь хотя они и продают, но лишь затем, чтобы удовлетворить свои потребности — одеть детей, обучить их и т. д. Потому им совершенно безразлично, кто находится «у руля» — ведь на их архаичную натуральную форму хозяйствования власть распространяется лишь в форме налогов и справок. Такие люди — крестьяне по укладу жизни — всегда были и будут нужны. Они работают на себя, принося пользу и государству, и не требуют помощи.
Имени-отчества сельского акима Галина Татарова не помнит, потому, что поводов обращаться нет. Областного акима видит по телевизору, а районного не знает даже фамилии. О партиях она тоже не знает.
— Если здесь не будет акима, в вашей жизни что-нибудь поменяется?
— Нет. Что он есть, что его нет.
— Получается, не помогает, но и не мешает. Собираются скоро акимов выбирать, вас это интересует?
— Нет, мы сами по себе.
— И ничего вам от государства не нужно? Если была б возможность, потребовали бы вы что-нибудь от правительства или вам ничего не надо?
— Три года назад у нас было тяжело с финансами, а сейчас нам хватает. Вот разве солярку бы сделали подешевле. Да работу дали людям, чтоб на дороге не стояли. Есть такие семьи, их просто жалко. Летом они могут еще прокормиться, а зимой приходят голодные, просят покушать. Вот им бы помочь.
—
Так, может быть, вы им и можете помочь? Дать вам еще земли, и вы бы их нанимали?— Неизвестно, окупится ли это. Вот мы в прошлом году арбузы по 7 тенге сдали — хорошо, а в позапрошлом по 2 тенге сдавали и в арык скидывали — никто не брал.
Кстати, на трассе в поисках работы в основном стоят люди титульной нации — казахи, приезжающие из Жанатаса, Балхаша. Они, в отличие от турков, непосредственно на своей шкуре ощущают действие или бездействие властей. Им помощь государства необходима. Другое дело, что кто-то из них, конечно, так и останется поденным рабочим — им большего и не надо, а кто-то обязательно захочет встать на ноги. Для сравнения: если миллиону человек обеспечить равные условия и каждому дать, условно говоря, $1, то завтра этот миллион долларов соберется у одного человека, но это будет уже не та финансовая элита, которая у нас сейчас есть. Это будут люди, разбогатевшие благодаря своему таланту, интеллекту и трудолюбию. Проблема в другом: власти, которая и представляет нынешнюю финансовую элиту, помогать таким людям невыгодно.
Аким Жетыгенского сельского округа Владимир Александрович Перепелица признает, что проблем немало: преступность, алкоголизм, наркомания, приток неблагополучных семей из города и, соответственно, отток наиболее активной части населения в город. Не хватает техники и оросительных систем, течет крыша в школе. Есть разрушенные здания — Дом культуры, магазин Казпотребсоюза и детский сад. В селе нет машины «скорой помощи». Какие-то проблемы решаются (3 миллиона тенге потрачены на сооружение канала, Дом культуры выкупил частник, крышу школы ремонтируют), но большинство проблем так и лежит мертвым грузом. Аким здесь получает 14 тысяч тенге в месяц, управляющий делами — 9 тысяч, ветинспектор — 6 тысяч. Финансовой самостоятельности сельский аким не имеет.
О ВЫБОРНОСТИ
— Выборность, конечно, нужна. Это один из основных признаков демократии, и, поскольку мы строим демократическое общество, рано или поздно мы к выборам должны были прийти. Другое дело — насколько к этому готово население. Может быть, я ошибаюсь, я рад был бы ошибиться, но нельзя не признать, что у нас народ всегда находился в оппозиции к существующей власти. Это два антагониста. Раньше разве не ругали власть те самые люди, которые сейчас говорят, что раньше было хорошо? Тоже ругали… Сегодня непосредственно сельскому акиму пойти на выборы сложно, потому что много проблем, которые в силу тех или иных обстоятельств пока не решены. И что даст выборность акимам? Если уж делать акима слугой народа, поскольку народ его теперь будет выбирать, то надо дать и полномочия, и возможности решать проблемы самостоятельно.
Иными словами, прежде чем насаждать сверху институт выборности, надо изменить систему власти — сломать «вертикаль», когда все: деньги, директивы «можно» и «нельзя» — спускается сверху вниз. А сейчас, когда у акимов нет ни финансовой независимости, ни возможности самостоятельно принимать решения, совершенно не важно, назначаются ли они или выбираются, все равно им будут перепадать только крохи — то, что наверху не нужно.
От редакции.
Майгуль Кондыказакова нашла, набрела или натолкнулась (здесь не столь и важно, как она нащупала тему!) на впечатляющее в нашей обыденной повседневной жизни явление, практически еще не описанное вездесущей, казалось бы, казахстанской журналистикой.
Да, мы и раньше знали, что в двух-трех десятках километрах от Алматы и рядом с Таразом, Талдыкорганом или Астаной с Кокчетавом десятилетиями живут и выживают вместе с остальным казахстанским народом представители так называемых малых народов – турки, курды, карачаевцы, балкары. На малоплодородной земле под Карагандой или, например, Кызыл-Ордой выращивают лук, картофель и капусту корейцы, чьи предки были депортированы в лихую сталинскую годину из советского Приморья и Сахалина. В степях возле Костаная или Жезказгана пасут овец, коров и лошадей чеченцы и ингуши, оставшиеся на новой родине уже после того, как хрущевским Политбюро был снят позорный запрет на возвращение к родным домам в Алхан-Кале, Ачхой-Мартане и Гудермесе.
По роду деятельности нам часто приходится бывать в казахстанских аулах и селах. И в прежнее время даже невольно мы не могли не замечать, что у условных “иммигрантов” и дома побогаче, и дети одеты получше, и сами они выглядят более собранными и деловитыми, чем большинство их соседей из числа “уроженцев” — казахов, русских и даже некоторых немцев. Не растерялись они и в новых, рыночных уже временах. Хозяйство семьи Татаровых, о котором рассказала журналистка, один из многих примеров этого. Нам представляется, что вся проблема заключена в
общинной, коллективистской психологии казахов и русских, выработанной в суровых условиях обживания Евразийского материка. Закреплению основ такого мышления во многом способствовала и коммунистическая практика возведения крупных промышленных и аграрных производств. Коллективизация сельского хозяйства и плоды ее, полученные тремя человеческими поколениями, особенным образом отразились на коренном населении. За семьдесят лет потомки исконных скотоводов, никогда не занимавшихся индивидуальным, одиночным трудом, да к тому же и на возделывании земли, никак не могут найти верную точку приложения сил. И отдельные сотни и тысячи единиц примеров обратного не меняют общую картину растерянности сотен тысяч и даже миллионов казахов. Прибавьте к этому примерно такое же число русских и русскоязычных. Понятно, что жесткой рукой введенные рыночные реформы всего этого не учитывают. И это неплохой повод задуматься вершителям судеб казахстанского народа. Потому как к полной победе рыночной экономики могут многие и не добраться…