2
На момент начала притока оралманов в Казахстан как миграционная, так и демографическая ситуация в стране была совсем иной. Так что казахские государственные мужи в то время, организуя переселение зарубежных казахов на историческую родину, исходили вовсе не из каких-то внутренних проблем, связанных с народонаселением, а думали прежде всего о восстановлении исторической справедливости в отношении вынужденных жить на чужбине сородичей. В этом им примером служило тогда (западно)германское правительство, еще после второй мировой войны объявившее всех немцев, живущих за пределами своей исторической родины, своими потенциальными гражданами, и оказавшееся после распада СССР готовым принимать у себя в стране в массовом порядке тех же казахстанских немцев. Пример-то для подражания был как нельзя лучше хорош, да только Казахстан, несмотря на декларации, вызвавшие большое воодушевление у казахов местных и зарубежных, оказался вовсе не готов к приему своих репатриантов. Эйфория от нежданно-негаданно полученной государственной независимости и восторженная неопытность, толкнувшие руководство Казахстана на принятие аналогичного германскому и израильскому решения, сыграли в данном случае плохую службу. Получилось совсем не то, что ожидалось. Вернее, курс на казахизацию страны, закрепленный в глазах населения, в том числе и официальным призывом к зарубежным казахам переселяться на родину предков, вызвал массовый исход из страны русско-европейского населения. А вот призванный восполнить эмиграционные потери полновесный поток репатриантов так и не состоялся до сих пор. И поэтому страна на протяжении всех лет независимости несет колоссальные демографические потери. И пока не видать им конца. Так что теперь в своей репатриационной политике руководство исходит уже больше из реально критической демографической ситуации в стране, чем из таких высокопарных понятий — восстановление исторической справедливости. Но вот что странно. Она, эта политика, все больше и больше лишается реального содержания.
Согласно информации, озвученной руководителем Агентства по миграции и демографии в начале марта с.г., сейчас количество оралманов возросло до 184 тыс. человек. На 2001 год определена квота и выделены средства на 600 семей. Это – где-то 3000 человек. А Агентство по миграции и демографии во исполнение проекта репатриации 500 000 зарубежных казахов на этот год просило у правительства квоту на 20 тысяч семей (100 000 человек). Иными словами, заявленная государственная политика в отношении репатриации новых оралманов и практика ее реализации – это пока две совершенно разные вещи. По сути, казахстанским властям не удается выйти даже на уровень самых насущных потребностей соответствующего контингента. Так, в Агентство поступили заявления от 4000 казахских семей в Узбекистане с просьбой принять их как оралманов. А в квоту из них включены всего лишь 400 семей.
Чем больше акция по привлечению оралманов, запущенная вначале по идеологическим соображениям, начинает соответствовать актуальной ситуации, тем меньше запала в ней остается. В конце сентября 1992 года состоялся Всемирный курултай казахов, который внес в повестку дня молодого независимого государства Казахстан вопрос возвращения зарубежных сородичей на историческую родину. Уже в следующем, 1993 году, была выделена квота на 10 тысяч семей (50 тысяч человек). В дальнейшем квота только сокращалась: в 1994 году – на 7 тыс. семей, в 1995 – 5 тысяч семей, в 1996 – 4 тыс. семей, в 1997 и 1998 – по 3 тыс. семей, в 1999 – 500 семей. И вот уже 2 года (2000 и 2001 г.г.) квота дается только лишь на 600 семей.
По сути дела, к настоящему времени акция по привлечению оралманов, если говорить о практике, уже сходит на нет. Продекларированное летом 2000 года на уровне руководства правительства изъявление о готовности принять в скором времени еще 500 тысяч оралманов – это, конечно же, чисто популистский ход. Об этом свидетельствует то, что при определении иммиграционных квот в бюджете на следующий (2001) год оно никаких последствий не имело. Следовательно, тенденция к сворачиванию оралмановской акции сохраняет свою силу. Если сейчас в страну хлынут, к примеру, узбекистанские казахи, это будет уже самостоятельный процесс. Уже сейчас участие государства в процессе репатриации и судьбе репатриантов все больше принимает всего лишь формальный, даже символический характер. По политическим соображениям государственная власть не может де-юре отказаться от этого. Тем более в условиях катастрофического сокращения количества населения страны по причине массовой эмиграции, резкого падения рождаемости и увеличения смертности. Если бы она действительно хотела бы придать процессу репатриации хотя бы незначительный новый импульс, ей было бы для этого достаточно совсем немного увеличить финансирование и довести квоту до 1000 семей. Но, несмотря на заявления о 500 000 новых оралманов, она в итоге ни на йоту не увеличила ни финансирования, ни квоты даже в самый удачный — с точки зрения государственных доходов — год. А это значит, что государство в этом вопросе теперь дальше деклараций не пойдет. Из неофициальных источников нам стало известно, что технократическая часть истеблишмента (то есть та часть, которая реально принимает решения), к примеру, большинство ключевых фигур в таких ведомствах, как Минфин, Мингосдохов и Агентство по стратегическому планированию, в принципе выступает против того, чтобы государство несло какую-то материальную или организационную ответственность за репатриацию оралманов. Квоту в 600 семейных единиц при том, что на 2001 год была заявлена готовность принять 20 000, а за пятилетие 2001-2005 – 100 000 семей, надо, очевидно, рассматривать именно как консенсус позиций национал-патриотической и технократической частей истеблишмента. Другими словами, технократы сделали лишь символическую уступку национал-патриотам. Данный пример наглядно показывает, какова расстановка сил на властном олимпе Казахстана (то есть – за кем остается последнее слово в определении государственной политики и принятии решений) и – отсюда — каков будет вектор государственного Realpolitik по отношению к репатриации зарубежных казахов в обозримом будущем.
Из изложенного выше вытекает следующий вывод об отношении государственной власти к вопросу оралманов. Во-первых, ее нынешняя политика в отношении них не является логическим продолжением того, что было в начале 90-х годов. То, что она создает видимость продолжения этой политики, не должна вводить нас в заблуждение. Главная разница в том, что тогда было много реальных дел и реально выделяемых средств и практически не было формального обозначения деятельности. А сейчас все как раз наоборот. И это при том, что у государства сейчас свободных ресурсов значительно больше, чем тогда. К примеру, если бы государство тогда захотело тратить аналогичные нынешним суммы на создание новой столицы, оно бы просто не нашло столько денег… Во-вторых, за прошедшие годы в Казахстане качественно сильно изменился контингент тех, кто в государственном масштабе делает политику и принимает решения. Нынешние ключевые государственные деятели в связи с данной темой всерьез могут рассматривать лишь один вопрос – идеологию политически выверенного выхода из запущенного в начале 90-х государственного проекта по оралманам. Собственно, наличие такой идеологии уже все четче и четче угадывается по всем результатам последнего времени. Квота по оралманам, несмотря на то, что национал-патриотическим силам и непосредственно заинтересованным в увеличении бюджетных трат на миграцию госдеятелям удалось подвигнуть президента на заявление о готовности государства принять 0,5 миллиона зарубежных казахов, жестко удерживается на предельно низком уровне. Одновременно в Закон “О миграции” протащена поправка, согласно которой репатриант утрачивает статус “оралмана” сразу же после получения гражданства. А остававшаяся долгое время камнем преткновения юридическая натурализация находящихся здесь оралманов сейчас вдруг стала проводиться такими ударными темпами, что едва ли можно объяснить это всего лишь усилившейся заботой государства об этих людях. Это тоже политика. И вполне осознанная. И ее цель – поскорей снять с плеч государства заботу о так называемых оралманах.