Спорят: пять с половиной миллионов человек прибыли в Россию из ближнего зарубежья за последнее десятилетие или восемь; беженцами их называть или вынужденными переселенцами.
Но признаваемо фактически всеми, что из сопределья к праматери миллионы русских погнали нужда, духовные и нравственные испытания: ведь после беловежского «пьяного» саммита, где на троих в одночасье раздавили многоплеменную общность, ничего не подозревавшие русские стали малой народностью в большинстве отъединившихся республик со всеми вытекающими из этого последствиями.
Помнится, раньше возмущениям не было конца, когда мы узнавали, что, заботясь якобы о росте национальных кадров, русских выдавливали с ответственных должностей, обеспечивая на самом деле карьерное пространство для семейного или родового клана. Или когда кириллицу заменяли латиницей. Или ставили палки в колеса при оформлении гражданства, фактически указывая на дверь. Теперь (пока, правда, глухо) наших утомленных всяческими ограничениями соотечественников подозревают чуть ли не в создании «пятой колонны», а то и в попытке переворота, перекройки пространства. И здесь достаточно вспомнить усть-каменогорский скандал, когда банальная уголовщина была лихо переквалифицирована дружественными властями Казахстана в «политику», и члены некоего кружка, располагающего арсеналом из десятка бутылок с «коктейлем Молотова» и двумя охотничьими ружьями, получили по полной — до пятнадцати лет строгого режима.
Между тем в повестке дня объявились и геополитические страсти. Заседавшая недавно «Шанхайская пятерка» недаром пополнилась Узбекистаном и стала, извините, «шестеркой»: талибы лезут во все азиатские щели, и высокие государственные мужи не зря опасаются зеленого знамени газавата. Оно вполне может утвердиться на отдельно взятой территории и, помимо нестареющей проблемы Восток-Запад, обнаружить новую линию вселенской напряженности Север-Юг. А если учесть факт, обнародованный в начале июня в Оренбурге на семинаре, посвященном проблемам Центральной Азии, и назвать пугающую цифру — девять миллионов? Именно столько наших соотечественников проживают нынче в центрально-азиатских республиках. И именно на них, неверных, в первую очередь может обрушиться гнев воинов ислама. Кстати, в Оренбурге была обнародована и другая цифра. Из Казахстана по причине физического и нравственного дискомфорта, из-за боязни оказаться обездоленными, окончательно утратить родственные связи уехали, убежали, улетели около двухсот тысяч русских. Цифра, в три раза превышающая официальную!
Крут тот берег. Но и родной только издалече кажется приветливым. Самое первое касание заставляет торопеть. И не то, чтобы родная сторона отказывала тебе в приюте. Сама она, терзаемая безоглядными реформами, едва сводила концы с концами. Отсюда неизбежны были конфликты. Лишние рабочие руки прибывающих — притом, что годами не заняты истосковавшиеся по работе руки традиционного населения — не повод ли для взаимного неудовольствия, а впоследствии и нескрываемой вражды? Косые взгляды при появлении лишних ртов — самим жрать нечего! -разве способствует это укреплению национальных чувств? Не раз и не два приходилось слышать, как презрительно именовали прибывших из Таджикистана русских таджиками, а из Латвии латышами. Каким насмешкам подвергались их трудолюбие, умение, почерпнутые за годы жизни в иноязычной среде. Как дивились пришельцы повальному пьянству своих соотечественников и с неохотой отпускали детей в местные школы — научат ли там разумному, доброму, вечному, когда кругом все поставлено с ног на голову и идея всеобщей коммерциализации доведена до абсурда? И вот это последнее обстоятельству особенно напрягает, потому что есть основание говорить об этих детях как о потерянных для восстающего из пепла общества.
По последним обнародованным данным, в 1992 году в России были выявлены 67 тысяч детей, оставшихся сиротами при живых родителях. В 1999 году таких выявили уже свыше 114 тысяч. Наверное, никто не подсчитывал, много ли среди них прибывших с родителями из ближнего зарубежья. Однако социальные психологи давно доказали, что брошенные на произвол судьбы семьи наиболее расположены к распаду и потере устойчивых родственных связей.
Плодить поколение, оставленное без призора, — это для общества в каком-то смысле пострашнее Чернобыля. И хотя общество устами и действиями людей неравнодушных пытается заставить власти повернуться к проблеме лицом, у власти не хватает мощи. Вынужденная расхлебывать грехи своих либеральных предшественников, она может лишь то, что может. Недавно прошел слух, что получить российское гражданство скоро будет стоить в десять раз дороже. Теперь, чтобы нашему соотечественнику вернуться в Россию, придется преодолевать еще и финансовый барьер. Каждый ли такое потянет да и захочет ли? Зато, по замыслу авторов этого хитроумного проекта, мы, вероятно, сумеем оградить себя от части жгучих проблем. Ой ли?