Часть третья
Продолжение, начало см. Часть1 и Часть 2
В декабре далекого теперь уже 1991 года на площади имени Л.И.Брежнева при большом стечении людей, приехавших по такому случаю со всех концов Казахстана, состоялся митинг, который по задумке его организаторов должен был символизировать переход официальной государственной идеологии с основы державно-коммунистической на основу национально-государственную. Выступление участников декабрьских событий 1986 года было теперь объявлено \»волеизъявлением народа\». С этого времени номенклатура ЦК Компартии Казахстана и ведущие кланы казахской гуманитарно-научной и литературной общественности отказались от марксистско-ленинской фразеологии в пользу национал-патриотической риторики. Но грянувшая в дальнейшем приватизация государственной и общественной собственности, обусловившая резкую социальную поляризацию общества, показала, что речь идет не о смене идеологии как таковой, а всего лишь о формировании таких агитационно-пропагандистских установок, или, выражаясь современным языком, пиар-технологий, которые должны обеспечить эффективный и бесперебойный перевод нарастающего гнева становящихся все более и более обездоленными казахских народных масс с истеблишмента на те общественные силы и фигуры, которые способны проявить себя как наиболее дееспособная оппозиция. И таким путем, образно говоря, убивать двух зайцев сразу, столкнув их лбами.
По сути дела, с развалом социализма Казахстан пошел не к капитализму, а к феодализму. И такое определение приведено здесь вовсе не ради красного словца. При распаде Советского Союза перед руководством Казахстана, с точки зрения интересов сохранения достигнутых индустриальных позиций страны, стояла такая дилемма: или найти способ не допустить нарастания оттока инородного (главным образом, европейского) населения, спровоцированного развалом СССР, за пределы государства или бросить все силы и ресурсы государства на проведение ускоренной модернизации всего казахского общества. Но ни то, ни другое не только не было сделано, но даже и не ставилось как общегосударственная задача. Сложившийся в условиях независимой государственности Казахстана режим власти пошел по пути наименьшего сопротивления. Такой выбор фактически возвращает страну постепенно туда, откуда она 100 лет назад стала выдвигаться к тем социальным высотам, на которых застал ее распад Советского Союза. То есть — в феодальную формацию с ярко выраженными родоплеменными пережитками. Но как столетием раньше казахские степи не могли избежать вовлечения в орбиту промышленной революции, так и нынче Республика Казахстан не сможет противостоять экспансии глобализации. Но нынешние легальные лидеры казахов оказались дальновидней некоторых ханов из прошлого, которые оказывали бешеное сопротивление наступлению внешних сил
. Тот же хан Кенесары, 200 лет со дня рождения которого отмечается в эти дни, в войне с войсками Российской империи, прежде всего, отстаивал право своего народа на собственный и неповторимый образ жизни. Ради этого он принес в жертву свою голову. Он был последним выдающимся рыцарем номадизма…А сегодняшние казахские руководители возрождают и используют идеалы кочевнического прошлого, милые сердцу традиционалистской части казахского общества, для того, чтобы с их помощью поддерживать антагонизм между аульными казахами, составляющими большинство, и их урбанизированными сородичами, представляющими меньшинство народа. Это им нужно для нейтрализации последних, являющихся горожанами во втором или третьем поколении и могущих (в силу большей, чем у первых, политической динамичности и социальной раскованности) стать ядром оппозиции к власти, которая, как показало время, на дух не выносит созидательной, модернистской устремленности своих граждан. А сами они между тем и вовсе не собираются не то чтобы класть голову из-за традиционных казахских идеалов, но и даже изображать видимость преданности им. Они с удовольствием предаются сладостному познанию потребительских ценностей и усвоению стандартов жизни Запада. Чтобы сохранить возможность продолжать вести такой образ жизни, им нужно две вещи:
власть над Казахстаном и исключительное право на распоряжение его материальными ресурсами. По Конституции и то, и другое принадлежит народу. Но народ — это понятие абстрактное. Особенно в условиях Казахстана с его рассеянным на огромном пространстве народонаселением. Как известно, сельскому населению в силу его раздробленности и разобщенности куда трудней сопротивляться произволу властей. А если иметь в виду еще и то, что сельские казахи, считающиеся оплотом казахской традиционности, легко поддаются жузовому, племенному и родовому дроблению, станет понятно, почему ставшие за последние 10 лет безоглядными адептами европейских вкусов и образа жизни казахские верхи, озадачившие себя императивом сохранения за собой вышеназванных двух вещей (государственной власти и исключительного права на распоряжение материальными ресурсами страны), не только всемерно способствуют доминированию мировоззрения вчерашних и сегодняшних аульчан над мировоззрением их урбанизировавшихся сородичей, но и даже откровенно, с использованием всей мощи казахских СМИ, сидящих до сих пор на полном государственном обеспечении, натравливает первых на вторых (\»национал-предатели\»), способствуя формированию атмосферы гражданской войны внутри казахского общества. Городские казахи, как городская часть населения любого этноса, являются той лидирующей силой и необходимой базой, под началом и на основе которой наш народ получает исключительно благоприятную возможность для консолидации в современную нацию. В такую нацию, которая сама станет определять задачи для власти, а не пойдет слепо у нее на поводу. Возьмите россиян. Разве не москвичи с петербуржцами и уроженцами прочих крупных урбанистических центров определяют судьбу их государства и общества?! Представьте себе ситуацию, при которой в Российской Федерации мировоззрение горожан было бы волюнтаристским образом приведено в подчинение лишь формально представляющему из себя что-то целое общественному мнению разрозненных сельских общин, не объединенных ничем, кроме общих русских традиции и определенного отношения к своим городским сородичам?! Такого там не может быть, потому что русские уже сложившаяся и доказавшая свою жизнеспособность в современных условиях нация. В Казахстане же верхи, которые, хотя сами и вестернизировались с превеликим удовольствием за считанные годы, фактически представляют из себя синклит высших сановных кланов, сформированных согласно жузовской и родоплеменной структуре казахского народа, явно не желают консолидации в единую нацию как отдельно взятых казахов, так и всех казахстанцев. Более того, они совершенно осознанно и определенно противодействуют ей с использованием всех имеющихся у них ресурсов. При этом ими демонстрируется выдающаяся беспринципность и изрядная изворотливость.Первые шаги независимой Республики Казахстан, нежданно-негаданно освободившейся от державной опеки Москвы, совпали с первыми шагами по пути перехода или, вернее, перевода общества от социализма к капитализму. В подобной ситуации фетишем, как известно, становится первоначальное накопление денег или капитала. Один из классиков политической экономии Вернер Зомбарт выделял 4 способа этого накопления в такой переходной период: 1) наживу путем насилия; 2) наживу путем волшебства; 3) наживу путем использования духовных способностей (изобретательности); 4) наживу путем использования денежных средств (ростовщичество). А также им были выделены 6 основных типов капиталистических предпринимателей: 1) разбойники; 2) завоеватели; 3) государственные чиновники; 4) спекулянты; 5) купцы; 6) ремесленники. Сейчас, спустя 10 лет, мы уже знаем, что в казахстанских условиях в качестве капиталистических предпринимателей периода накопления первоначального капитала исключительную роль сыграл лишь один из названных типов – государственные чиновники. А главным способом явилась нажива путем насилия (отъема). Это самое насилие нашло свое выражение в масштабной денационализации, в результате которой административная номенклатура и ее ставленники составили класс нуворишей-капиталистов и сформировали то, что нынешним советником президента РК Е.Ертысбаевым в его бытность ответсекретарем социалистической партии Казахстана было квалифицировано как “экономика племянников”.
Какова была специфика этой акции в нашей стране? Как отмечал еще К.Маркс, “так называемое первоначальное накопление есть не что иное, как исторический процесс отделения производителя от средств производства”. В казахстанских условиях основную массу производителей в индустриальной сфере составляли представители некоренного и, иначе говоря, русско-европейского населения. Это была по определению могучая сила, сосредоточенная в крупных урбанизированных центрах и способная, благодаря своей неоспоримой способности к самоорганизации, заставить молодую государственную власть в Казахстане считаться с собой. Поэтому власти в течение первых 5 лет независимости вели политику, направленную на деморализацию русскоязычного населения и заражения его выездными настроениями. Во исполнение этой задачи до 1997 года они удерживали под своим жестким учредительским контролем практически весь массив СМИ страны. В государственной идеологии во главу угла в безапелляционном порядке выносилась идея императивного права казахского народа на определящее мнение. Разумеется, это нравилось абсолютному большинству казахов, которым к тому же в голову тем или иным как бы неформальным способом исподволь вбивалась мысль о том, что генеральная линия государства – строительство общества общеказахского благоденствия. И, мол, разумеется, такая политика не нравится всем неказахам, вследствие чего они пытаются саботировать решения казахских властей и не подпускать их самих к распоряжению крупнейшими объектами производства.
Под воздействием подобного рода идеологических установок степень консолидированности казахского общества оставалась высокой весь тот период, когда в Казахстане осуществлялась масштабная приватизация объектов производства. Это удивительно, но правда: тогда казахская общественная мысль эту акция больше склонна была рассматривать не как отчуждение производителя от средств производства, а как отстранение неказахов от управления казахстанскими индустриальными мощностями, как борьбу с их засильем на этих объектах. То есть – где-то как торжество справедливости.
Сейчас-то уже большинство даже простых казахов понимают, что это было наивно – выступать тогда, когда меньшинство уводило у большинства все богатство страны, с позиции этнической солидарности. Но тогда только единицы из многомиллионного казахского населения выступили с осуждением вышеописанной практики. Первым был Нурболат Масанов, не отягощенный, не в пример Олжасу Сулейменову, грузом общеказахского признания. И он сразу же удостоился общеказахского искреннего тогда презрения как национал-отщепенец. На него тут же набросились с гневными разоблачениями даже такие казахские общественные деятели, которые позже сами, когда прозрели, были отмечены званием “национал-предателей” или иными дискредитационные знаками отличия. В качестве примера можно назвать Р.Жангужина и С.Куттыкадама. Но основной массив казахского общества почти до конца являл собой ту социальную базу, с опорой на которую власти до конца провели приватизационное растаскивание по частным углам всех крупнейших объектов экономики. А русские, особенно те из них, кто составлял цвет индустриальных кадров Казахстана, голосовали против такого рода политики ногой. На глазах обезлюдели целые города.
А власти перед внешним миром продолжали делать вид, что ничего особенного у нас не происходит. Так, в 1993 году государственная статистика обнародовала такие данные, озвученные потом нашими руководителями с самых высоких трибун: в прошлом 1992 году в Казахстан прибыло 188 тыс. человек и примерно столько же выехало оттуда. В том самом 1993 году, явившемся началом дезиндустриализации и дезурбанизации Казахстана, 70% трудовых ресурсов страны составляли занятые в производственной сфере. 75% занятых в индустриальной сфере составляло русскоязычное население, которое в дальнейшем самым интенсивным образом убывало. Доля представителей коренной национальности в индустриальных отраслях Казахстана в целом составляла всего 24%. А в таких промышленных областях, как Карагандинская, Павлодарская и Восточно-Казахстанская (в таких отраслях, как цветная и черная металлургия, машиностроение) – от 3-5% до 15%. Поэтому взятый тогда властями курс не мог не обернуться социальной катастрофой. Он и обернулся катастрофой. Прежде всего — для основного массива коренного населения, проживавшего в сельской местности с соблюдением традиционалистского образа жизни в относительном благополучии, которое в значительной мере подпитывалось индустриальной сферой экономики республики. Массовый отъезд русских из центров индустрии, сопровождавшийся ускоренной дезиндустриализацией экономики Казахстана, гибельным бумерангом ударил по казахскому аулу. Другим результатом этого процесса явилось принятие общественным мнением страны закоснелого характера. То есть трудящиеся массы Казахстана в эти годы лишились способности организованно и принципиально противостоять наступлению на свои права…
Сейчас уже приходится признавать, что Н.Масанов, будучи профессиональным знатоком специфики казахского общества (напоминаем: его перу принадлежит монография “Кочевая цивилизация казахов”
) и не приемлющим политконъюнктурных шараханий исследователем казахстанской современности, уже в 1992-93 г.г. имел ясное представление о том, куда повела общество номадная по духу и историческому опыту государственная аристократия и каким окажутся последствия этого курса для народа Казахстана. Но уметь видеть лучше и дальше других – это полдела. Надо еще найти в себе мужество сказать, рискуя сделаться объектом всеобщего осуждения, горькую правду своему народу в момент, когда он переживает суверенитетную эйфорию. Он пошел на это. Поэтому с тех пор считается “национал-предателем”. Хотя оценка и прогнозы Н.Масанова давно оправдались, всецело контролируемая властями казахская общественная мысль продолжает держать его в черном теле. Ей бы при этом же хоть слово замолвить в защиту погибающих аулов и разоренных аульчан, которым такую судьбу предрекал в свое время Н.Масанов (за что и объявлен “врагом казахов”). Но нет, она не смеет сделать это, поскольку власть за это по головке никого не погладит. Нет, не все там такие беспринципные приспособленцы. К примеру, писатель А.Жаксыбаев в 1997 году попытался обратить внимание высокого начальства на трагедию аулов и аульчан. И тут же лишился должности главного редактора газеты “Казак адебиетi”. С тех пор никто из авторитетов казахской общественной мысли не смеет поминать то, что произошло с “золотой колыбелью” (поэтическое название аула – авт.) казахского народа. Зато они каждый день пополняют списки “врагов казахского народа” лицами типа Н.Масанова, берущими на себя смелость говорить властям правду в лицо…В 1994 году, когда волна отъездов инородного населения из Казахстана достигла катастрофических масштабов, не выдержал и О.Сулейменов. Сокрушаясь над судьбой казахстанского русскоязычного населения, он выразил опасение, что это может отрицательным образом сказаться на перспективах самих казахов. И тут же был объявлен “антиказахом”. Причем дискредитация автора “АЗиЯ”, духовного лидера “декабристов” 1986 года и главы антиядерного движения “Невада-Семипалатинск” осуществлялась и на страницах русскоязычных газет такими казахами-авторами, которые ничем проказахским себя никогда не проявляли и позже не проявили. За “избиение” Олжаса власть простила им их прошлую оппозиционность и предоставила высокие должности. Так что вновь утверждаем то, что давно должно быть понятно всем мыслящим людям Казахстана: с Н.Масановым, О.Сулейменовым и им подобными воюет не казахский народ, а казахстанская власть. Это с ее подачи послушные казахскоязычные бюджетные СМИ и их авторы объявляют таких деятелей “национал-предателями”. Олжас, видимо, до сих представляет опасность для властей, если ему даже сейчас казахская пресса (“Жас Алаш” “Олжас кандай тагдыр iздеп жур?” — “Какой судьбы ищет для себя Олжас?”, № 96, 13.08.02.) продолжает с издевками припоминать розыгрыш “русской карты” в первой половине 1990-х. Ее вывод теперь таков: Олжас, конечно, хороший литератор, но хорошего политика из него не получилось. По “Жас Алашу”, хорошие политики – это, видимо, те, кто разорил те тысячи и тысячи аулов, откуда была родом молодежь, вышедшая в декабре 1986 года на главную площадь ради защиты чести и достоинства казахского народа…
(окончание следует)