Наша собака принесла сразу шесть щенков, мы написали объявление и всех продали, от 25 тенге и до ста, — есть примета, что просто дарить нельзя. А через неделю узнали, что один щенок умер, — новые хозяева забывали его кормить. Жена была потрясена, и зареклась впредь отдавать дешево…
Итак, введение частной собственности на сельхозугодья можно считать уже состоявшимся. Поскольку Парламент, конечно же, дружно проголосует за подготовленный правительством Земельный Кодекс (причем предшествующие голосованию дебаты депутатов создадут впечатление, что они – дружно против).
Ну что же, кому-кому, а именно живущим на земле издревле известно, что у природы нет плохой погоды, и что ни делается – все к лучшему. И коль скоро товарно-денежные отношения в нашем обществе стали определяющими не только в экономике, но и в морально-нравственной области, земля все равно уже стала предметом частного торга. А потому лучше все же узаконить этот торг, чем оставлять его в неформальной сфере. Опять же еще древние изрекли, что лучший закон – тот, который фиксирует уже сложившиеся отношения.
Отсюда два вывода: а) закон о частной собственности на сельхозземли – полезен; б) сам по себе он положение к лучшему не изменит.
Если первый вывод вытекает из вышесказанного, то второй нам с вами предстоит обосновать. Чем и займемся.
Гениальный Жванецкий как-то сказал: “Богатый урожай окончательно подорвал экономику Советского Союза”. У нас в Казахстане с сельским хозяйством – похожий парадокс. Казалось бы, мы – чемпионы мира по обеспеченности землей. По территории мы – на девятом месте, по населению — в пятом десятке, и на одного сельского жителя у нас приходится 33,6 га сельхозугодий, в том числе 3,3 га пашни. Это – неподъемно много!
Есть такая простая и точная мерка: страна не может быть бедной, если на одного жителя добывается тонна нефти и выращивается тонна зерна. Нефти мы добываем уже в три раза больше, а пшеницы собираем как раз около тонны. Хотя, при самой скромной нынешней урожайности, имеющаяся пашня должна давать, как минимум, в два раза больше. Наши земельные богатства просто не используются, более того, они пропадают.
Так, за сельхозпредприятиями в 1990 г. было закреплено 197,6 млн. га угодий, в 2000 — уже только 86,4 млн. га, пашни — соответственно 35,5 и 19,4, сенокосов – 4,6 и 2,0, пастбищ – 157,2 и 61,3 млн. га. Площадь под многолетними насаждениями за этот период сократилась на 27%, а залежь увеличилась почти в 20 раз. Заброшенная пашня стала местом концентрации массовых вредителей, источником засорения обрабатываемых земель. Из 22,3 млн. га пашни, находящейся в пользовании, не осложнены отрицательными признаками, влияющими на плодородие почвы, только 14,3 млн. га. В пашне — 4,7 млн. га засоленных и солонцовых земель, 0,6 млн. – дефлированных, 0,48 млн. га – переувлажненных. Пашня в последние годы теряет в 240 раз больше питательных веществ, чем получает за счет внесения минеральных удобрений.
Нельзя сказать, что эта земельная разруха есть исключительно следствие рыночной приватизации. Сельское хозяйство СССР было экстенсивным, в него непроизводительно вбухивались гигантские средства, и товарно-денежные отношения все это, в какой-то степени, оптимизировали. Но то, что “невидимая рука” рынка особенно коротковата именно для аграрной отрасли, – неоспоримый факт. Хотя бы потому, что Казахстан располагается в зоне рискованного земледелия. 41,1% всей территории приходится на пустынную зону, 13,7% — на полупустынную, земледельческая зона занимает 32,6%, а ее биоклиматический потенциал в 2,7 раза ниже, чем в Северной Америке и Западной Европе. Относительно низким является и качество земли. Из 22,3 млн. га пашни только 4,2 млн. га имеют балл бонитета свыше 50 единиц, что позволяет эффективно возделывать сельскохозяйственные культуры. Еще 11,4 млн. га пашни имеет балл бонитета от 30 до 50 единиц, что гарантирует получение неплохих урожаев только в благоприятные годы.
Между тем потребность зерна в мире постоянно растет. К 2050 году ожидается рост численности землян до 9 млрд. человек, тогда как некоторым регионам, например, Африке, уже сейчас не хватает продовольствия.
То есть, если бы Казахстан нашел способ хотя бы получать должное с эксплуатируемых земель, а тем более – восстановить заброшенные сельхозугодья и их плодородие, то экономическая отдача от этого была бы просто гигантской. Плюс – социальный фактор, тем более что на селе у нас остается почти половина населения. Плюс – такой важнейший политический фактор, как превращение в экспортера продовольствия и избавление от нынешней внешней продовольственной зависимости.
К тому же надо учесть, что нефтяной экспорт фактически уже ушел не просто из государственной собственности, но и из национальной вообще (тот факт, что за многими оффшорами и компаниями с иностранными названиями на самом деле кроются наши земляки с очень знакомыми фамилиями, не отменяет вышесказанного, поскольку эти люди, как бы они ни любили Родину и ни чтили национальные обычаи, объективно превратились в экспортеров национальной нефтяной ренты за рубеж). И принципиально та же картина в горно-металлургической отрасли.
Поэтому выращивание и экспорт зерна, и всех его производных — эта та последняя стратегическая отрасль национальной экономики, которая способна оставлять ресурсы внутри страны, предотвращая тем самым окончательное превращение Казахстана в экспортно-сырьевой придаток развитых стран.
Но для этого само сельское хозяйство остро нуждается в большой, очень большой, ресурсной подпитке. Откуда ее взять?
По задумке правительства, деньги на повышение плодородия почвы пойдут как раз за счет выручки от ее продажи. По прикидкам госагентства по земельным ресурсам, общая ценность земель сельскохозяйственного назначения, которые могут быть переданы в частную собственность, составит 1 трлн. 150 млрд. тенге. То есть около 7,5 млрд. долларов, деньги немалые, хотя и совсем небольшие по сравнению с реальными потребностями аграриев. Но дело-то не в размерах этой суммы, а в том, что взять ее планируется у тех, кто работает на земле и сам остро нуждается в инвестициях. Получается что-то вроде проекта орошения арбузных плантаций влагой, добываемой из арбузов.
С этой точки зрения, государству надо бы не торговать землей, а безвозмездно отдавать ее эффективным собственникам, и не просто отдавать, а еще и приплачивать, и много приплачивать. Но, с другой стороны, как его определить, — эффективного собственника, если не через продажу за хорошую цену? Есть и третья сторона: низкая цена продажи — это низкая залоговая стоимость, отсюда – недостаточность кредитования, та же нехватка вложений, низкая рентабельность, невозврат кредитов, банкротство … и окончательное закрепление лучших земель за латифундистами, и вывод из оборота прочих “малоценных”.
А есть еще и четвертая, и пятая, и десятая стороны той же проблемы. И в каждой их них цена земли – вопрос важный, но не главный. Правительство же сосредоточило все свои усилия на арифметике: что, где и за сколько продавать. Дело само по себе необходимое и полезное. Но без ответов на прочие вопросы – бесперспективное.
Примечание. Курсивом выделены материалы “Интерфакс-Казахстан”.