Власть, приобретенную бесчестным
образом, никто никогда не
поддерживал хорошими средствами.
Тацит
Когда говорят о жизни, имеют в виду смерть. Когда говорят о смерти, имеют в виду жизнь.
На тему состояния здоровья нашего президента можно говорить либо хорошо, либо ничего, — тем более, что есть соответствующий закон, определяющий конкретное состояние здоровья президента как государственный секрет. В этой связи, когда даже сам президент начинает говорить о своем здоровье, даже в превосходной степени, он все равно нарушает закон о государственных секретах. Мы же не собираемся нарушать этот закон и поэтому конкретное состояние его здоровья нас не интересует. Тем более, что мы собираемся поговорить на тему смерти. В том числе и его! Что мы железно знаем, так это то, что мы все умрем. Рано или поздно! Смерть неотвратима, даже если будешь править долго, как председатель Мао. Кстати, злые языки утверждают, что для поддержания его здоровья китайские медики использовали не только корень женьшеня или древнееврейский метод пробуждения интереса престарелого царя Соломона к жизни (подкладывание в его постель юных красавиц), но и жестокий метод переливания младенческой крови, тем более, что в условиях политики ограничения рождаемости всегда было достаточно брошенных на вымирание младенцев. Смерть младенца должна была продолжить жизнь диктатора!
Очевидно, что для смерти безразлично, от чего и в каком состоянии ты умрешь: от болезни или здоровым. Хотя, строго говоря, медицина считает старость разновидностью болезни. Но во втором случае мы просто имеем в виду смерть человека, который всю жизнь вел так называемый здоровый образ жизни и конец жизни которого в народном фольклоре метко описан следующим образом: “Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет!” Из последнего вовсе не следует, что я пытаюсь издеваться над здоровым образом жизни. Я сам не курю и не пью! Уже – не могу! Но главный смысл данного абзаца не в том, что надо свято чтить здоровый образ жизни или насмехаться над ним, а в том, что для смерти в конечном счете безразлично состояние нашего здоровья. Поэтому и для нас должно быть безразлично конкретное состояние здоровья президента, если мы собираемся поговорить о его смерти. Иначе говоря, не ждите от меня каких-либо сенсаций о том, что президент вот-вот умрет от какой-то страшной неизлечимой или заразной болезни. Сенсаций не будет! Даст бог, он еще нас всех (нашего возраста) переживет! Так что, сегодня бессмысленно гадать о том, когда он умрет. Гораздо больший смысл имеет разговор о том, что будет с государством и обществом, когда Назарбаева с естественной неизбежностью не станет.
Конечно, тоталитарное государство автоматически накладывает табу на тему смерти правителя. Но так как смерть — неотъемлемый атрибут бытия, то и эту тему абсолютно обойти невозможно. Поэтому, чем больше будешь говорить о жизни правителя, тем отчетливее будет проступать тема его смерти. Так, хотя в сегодняшнем Казахстане и нет предвыборных страстей, но все равно много прогнозов на тему о преемнике президента, что, иначе говоря, означает, — а кто у нас будет президентом, если вдруг Назарбаев умрет? Даже если не физически, а только политически!
В последнем случае мы как раз приблизились к тому, чтобы на тему смерти поговорить не как простой обыватель, для которого смерть очевидна только тогда, когда человек перестал дрыгаться, а философски, когда смерть следует рассматривать не как одномоментный акт, а как процесс. Но, избегая одной крайности – обывательского кретинизма, мы не должны впадать и в другую крайность — в философский кретинизм, когда на страницах популярного издания пытаются говорить непонятно о непонятном же. Для этого есть философские специализированные издания! Поэтому мы не будем заводить длинный разговор о том, что мы начинаем умирать с того момента, как только родились, что вся наша жизнь есть своеобразная подготовка к смерти и т.п. Что же касается меня, то признаюсь, что тема смерти и для меня недостаточно понятна, но попробую все же о ней порассуждать понятным языком.
Сегодня нет предвыборных баталий. Но, когда читаешь (и перечитываешь!) того же Ермухамета Ертысбаева, даже там, где он с явной неохотой и крайней осторожностью говорит на тему преемственности, он все равно заключает тем, что — преемник преемником, но Назарбаев-то, вечен! Или, если он не вечен,
то Казахстан обречен. Короче, из всего творчества Ертысбаева на тему о Нурсултане Назарбаеве невольно напрашиваются два вывода: (1) президентства даже далеко немолодого Назарбаева на жизнь достаточно молодого Ертысбаева хватит с лихвой; (2) если вдруг Назарбаев умрет, то и казахстанское государство и общество погибнут. Оба его приведенных тут вывода, вне всякого сомнения, интересны. Однако, по известным причинам, нас интересует больше второй вывод.Во втором случае опять-таки имеется в виду не только физическая, но и политическая смерть. Эта политическая составляющая внезапно актуализировалась в связи с последними обострениями внутриполитической обстановки в стране. Вместе с тем мы могли наблюдать, как сам Назарбаев, чтобы избежать политической смерти, в это же время проявлял повышенную политическую активность, направленную как на утверждение своего положительного имиджа, так и на политическое низвержение или “перевоспитание” доступных и наиболее активных оппонентов. Сегодня, когда Галымжан Жакиянов и Мухтар Аблязов томятся в тюремных застенках, и с учетом того, насколько неубедительно и необоснованно выглядело обвинение в их адрес, возникает вполне обоснованное опасение относительно того, не попытается ли действующий режим продлить
свою жизнь за счет смерти молодых оппонентов, которых не без основания считают политзаключенными. Вместе с тем, чтобы хоть как-то обезопасить политическую жизнь действующего президента, режим, как известно, предпринял ряд законодательных мер, в том числе принял законы о Первом президенте, о легализации теневого капитала и о политических партиях. Каков будет результат, покажет время, так как каждый из этих законов может иметь не только ожидаемые следствия.Но есть еще один уровень жизни и смерти – идеологический. Иерархически уровни жизни и смерти расположены в следующей последовательности: самый нижний уровень – физический, средний – политический, высший – идеологический.
Если жизнь начинается с физического уровня и ее высшим проявлением является достижение идеологического уровня, то смерть, как правило, начинается в обратном направлении – вначале личность умирает в идеологическом отношении, затем – в политическом и только в конце концов – в физическом отношении. И если вернуться к анализу темы смерти действующего президента, то неоднократные опасения за его политическую жизнь говорят не столько о его физическом, сколько об идеологическом здоровье.А идеологически казахстанское государство – не здорово. И так как при автократическом режиме верховная власть имеет тенденцию отождествлять себя с государством, то автоматически получается, что нет здоровой идеологии и у нее. Но почему же мы утверждаем, что нет здоровой официальной идеологии? Попробуем ответить на этот вопрос.
Сегодня для всех самоочевидной истиной является то, что общеказахстанской национальной идеи не существует. А национальная идея как раз и должна быть ядром (стержнем) национальной идеологии. Поэтому, что бы ни говорили о национальной идеологии, без своего ядра она будет всего лишь набором пустых, пусть и громких звуков. Правда, некоторые “третьи силы” предлагают в качестве национальной идеи казахский национализм. При этом апологеты этнократизма не понимают, как минимум, двух вещей: во-первых, эпоха позитивного национализма в Казахстане завершилась в 1991 году – с обретением суверенитета; во-вторых, последовательное проведение националистической идеи в сегодняшнем Казахстане есть вернейший способ раскола государства и общества по этническому признаку, а следовательно – вернейший путь к их гибели. Вместе с тем мы видим, как действующий режим в своей политической практике, хотя и завуалированно, но все же активно эксплуатирует националистическую идею. Особенно это очевидно тогда, когда режим переходит на государственный язык.
Мы также являемся свидетелями того, что в Казахстане оживились идеи трайбализма. Многие власть имущие кинулись не только восстанавливать или подправлять свою родословную, но и ревниво отслеживать жузовское происхождение своих политических соперников. Очевидно, что трайбализм может сказаться на судьбах государства и общества еще более негативно, чем национализм, ибо он их раскалывает не только по этническому признаку, но и вносит раскол в ряды самого казахского этноса.
Не один год казахстанская оппозиция пытается доказать, что в Казахстане сложился самый настоящий автократический режим в своей семейно-клановой разновидности. И кажется, что для такого утверждения есть достаточные основания. Во всяком случае в политическом отношении этот режим серьезно претендует на то, чтобы его отождествляли с государством. И в этой связи практически вся политическая власть сосредоточена в одних руках. И что страшнее всего — с течением времени современный казахстанский автократизм имеет тенденцию к парадоксально-политическому раздвоению: с одной стороны – он все меньше и меньше способен лично контролировать все существенные политической жизни, с другой стороны – он “поедает своих детей” и не только в виде взращенных им молодых олигархов. Короче, вокруг стремительно несущейся к своей смерти казахской автократии (для истории какие-нибудь 10-15 лет – это всего лишь мгновение!), которая на себя замкнула всю систему государственной власти, все больше и больше образовывается политическая пустыня. И действительно, мы сегодня являемся свидетелями того, что вокруг президента политическая
почва уже основательно деградирована. Попытки добиться успеха при повторном использовании ранее дискредитировавших себя министров также безуспешны, как и попытки подоить быка. Небезуспешен при этом только акт политического онанизма, который, однако, из-за своей непродуктивности не способен к продлению политической жизни существующего режима.Но объективно важна жизнь не столько действующего президента и существующего режима, сколько жизнь казахстанского государства и общества, которые накоротко замкнуты на единственного человека, на режим единоличной власти. И которым действительно может угрожать смертельная опасность в случае смерти этой личности. И с существующим положением вещей можно было бы хоть как-то согласиться, если бы эта личность была бессмертной
. Но так как это – не так, то трудно придумать что-либо более преступное, вредящее интересам безопасности государства и общества, чем крайний автократизм, переходящий в тоталитаризм.С учетом изложенного, задача каждого истинного казахстанского патриота заключается в том, чтобы еще при политической жизни действующего президента успеть внести свой вклад в демократическое переустройство государственной власти. Иначе, в случае политической смерти действующего президента последующая гибель государства будет неизбежна. История СССР, по историческим меркам ненадолго продлившаяся после смерти усатого генералиссимуса, должна быть для всех нас хорошим уроком. Или урок истории заключается в том, что она ничему не учит?