Раз Вы, мой всегда догадливый читатель, уже заметили, о чем у нас сегодня с Вами пойдет речь, то позвольте сразу же с Вами не согласиться; — речь пойдет не о том, о чем Вы думаете. Мы будем говорить не о родах (трайбах) как о явлении социальном, исторически сложившемся в условиях нашей поныне многозагадочной страны, а просто об эволюции грамматической категории рода, которая, как мы с Вами в дальнейшем убедимся, весьма странно ведет себя в разнородном однородстве и крайне часто переходит как сугубо грамматические, так и исключительно исторические, вернее, историко-логические границы. И поскольку понятие \»род\» лежит в основе множества производных со всеми вытекающими отсюда последствиями (родитель, родственник, родить (рожать), родоначальник и Родина, наконец), при некоторой обширности рассуждений мы можем независимо от самих себя занять Вашу позицию — речь пойдет о куда более серьезных вещах.
Так вот, всего недельку назад мы были очень огорчены, став, помимо нашей воли, свидетелями того, что молодой и перспективный ученый Арстанбек превратился в Львицу, ибо по-казахски обратился к существам женского рода с предательским в данном случае словом \»сiнлiлерiм\» (сестренки). А потом обнаружили, что казахский язык в нынешнем его \»модернизированном\» состоянии содержит в себе множество грамматических, скажем так, капканов, которые могут \»изуродовать\» пол (и в грамматическом и в физическом смыслах) любому недостаточно осторожному человеку. А доказательств этому — море, и это море давно затопило практически все существующие и предыдущие номера как \»бумажных\», так и электронных СМИ. В чем же тут дело? Да в том, что множество имен и фамилий в казахизированном варианте, когда мы почти поголовно отказались от \»чужеродных\» русских суффиксов (-ов, -ова-, -ин, -ина), привело к тому, что мы перестали понимать, к какому роду (полу) принадлежит человек, носящий такую усеченную фамилию.
Один пример. Мы хорошо знаем и ценим материалы \»жасалашовского\» автора, подписывающегося как Жулдыз Абильда. Он (или она) постоянно выступает на страницах молодежки, и нам всегда хочется ее (или его) как-то отметить, процитировать. Но не можем этого сделать, ибо боимся спутать его (ее) пол. Если вдруг мы напишем, что \»в данном номере газеты выступил журналист Ж.Абильда\», нас могут завтра же обвинить в невежестве, в незнании родного языка, ибо означенная персона может в самом деле оказаться представительницей прекрасного пола. Ведь в казахском языке нет грамматической категории рода, хотя казахи, как и вся остальная часть человечества, тоже делятся на миллионы мужчин и женщин. Поэтому мы часто вынуждены, если раньше непосредственно не имели дело с тем или иным человеком, задаваться дурацким, скажем совершенно открытым текстом, вопросом: \»Чей ты сын, дочь моя?\». Ибо немало наших имен может принадлежать как к мужскому, так и к женскому полу, среди них и наша яркая Звезда (Жулдыз). Бахыт, Куашыш, Турсын(-хан), Дидар, Нуржан, Меирхан, Амирхан, Аманхан и т.д. — эти и другие подобные имена, если их носители еще как-то не стали всенародно известными хотя бы с помощью телевидения или фотографий и, на худой конец, спасительных суффиксов -улы, кызы, теги (с большой оговоркой), могут завести в форменный тупик любого неискушенного (в особенности русскоязычного) читателя в вопросе о их половой принадлежности.
Правда, с \»баями\», \»беками\», \»гали\» (\»кали\») сомнений практически нет — они почти всегда мужчины. Вот \»ханам\» и \»жанам\» повезло куда меньше, ибо во многих случаях они оказываются грамматически двуполыми. (Прим.: Слава Аллаху, в этом смысле меня, Галымжана, так сказать, Муканова, Бог миловал, потому что, по моим недостаточно полным сведениям, ни одна казашка-мать пока что не умудрилась этим именем назвать свое новорожденное чадо женского рода. — Г.М.).
Разумеется, есть счастливые исключения (Фарида, Назира, Мугалима и др.), которыми мы опять же обязаны персидскому, по-моему, суффиксу — а. Но иногда встречаются такие весьма коварные моменты, когда имена (фамилии), которые, казалось бы, давно уже монополизированы женщинами (Ляззат (Наслаждение), Раушан (Роза)), неожиданно переходят во владение мужчин, да еще каких! Таков случай с одним бывшим акимом и настоящим Поэтом.
Имеют ли все эти грамматические премудрости какое-либо отношение к нашему \»Миру казахской прессы\»? Самое прямое. Ибо он, то есть этот Мир, ежедневно переполнен до краев известными или малоизвестными ФИО, о половой принадлежности которых мы, русскоязычные обозреватели, просто обязаны знать, а то, упаси Бог, рискуем нечаянно изнасиловать родовую истину.
Когда, например, русскоговорящая публика недоумевает по поводу переименования Алма-Ата в Алматы, я ее (публику) понимаю именно с грамматической (родовой) точки зрения. Тут есть, кстати, весьма интересная половая (родовая) метаморфоза с тремя ступеньками. Для казаха Алматы всегда (по крайней мере, после отказа от названия \»Верный\») был Алматы, он им и останется. \»Алматы акшамы\» — звучит великолепно! Потому что название газеты воспринимается именно по-казахски, без каких-либо связей с родом-племенем. Но для русскоязычного читателя до сих пор, на мой казахско-русскоязычный взгляд, остается непонятным, почему \»Вечерний Алматы\» с завидным упорством не склоняется. Потому что русская грамматика просто не может существовать без трех — Мужского, Женского и Среднего — Родов, подобно тому, как казахскому общественному сознанию крайне трудно обойтись без Родов — Старшего, Среднего и Младшего Жузов. Русская, как и казахская грамматика, считает своим долгом склонять все существующие существительные. Казахи, как правило, по крайней мере, у себя дома все склоняют безраздельно, а русским это иногда так и не удается: Тбилиси, Конго (сейчас стал склоняться — Заир), кофе, эмбарго и некоторые другие заморские (заокеанские) продукты питания и интеллектуального значения и т.д. Эти несклоняемые лингвостроптивцы стоят особняком, как бы подчеркивая тем самым свою чуждость и отстраненность от внутреннего грамматического мира русского языка.
С Алматы (Алма-Атой) — случай особый. Ибо он где-то до шестидесятых годов был непреклонным, упорно не склонялся, потому что почему-то считался румянощеким Отцом (Дедом) Яблок. Деда ведь, если он еще такой упрямый, очень трудно склонить к чему-либо. Вот почему в те годы \»приезжали (в), уезжали (из), жили (в) Алма-Ата\». А потом Дед этот все же стал более податливым и \»согласился\» на грамматическую операцию по изменению пола (рода) затем уж запел(а) голосом красавицы Алма-Аты. А после суверенитета она (не сама, конечно) опять заупрямилась и вновь поменяла свою известную принадлежность — теперь в сторону \»операции \»Ы\» и уже более вовсе не склонна (несклоняема) ни к чему.
Но русская трехродовая грамматика (неофициальная, по-казахстански) продолжает ее склонять, любить ее, восхищаться ею именно как Женщиной-Красавицей, и не желает, чтобы опять ее сделали Дедом-Девушкой. (Прим.: Эту грамматическую тонкость, похоже, прекрасно понимает и сам Нуреке, ибо в своих импровизированных (не заранее заготовленных) речах он по-русски ее называет именно \»Алма-Ата\», а по-казахски тоже совершенно правильно — Алматы).
Помнится, был случай, когда хотели Караганду тоже \»оказашить\», для чего (в русскоязычном понимании) предлагали произвести ту же \»операцию\», что и с Алма-Атой. Но шахтерша-Караганда, видимо, в силу своей пролетарской непреклонности \»завопила\» исступленным криком русскоязычного женского рода, что господа \»грамматические хирурги\» оказались вынуждены тут же убрать свои \»родоизменительные скальпели\».
Разумеется, мы никак не против того, чтобы новшества (в смысле основательно осмысленных переименований и других преобразований) коснулись всего того, что действительно нуждается в них. Но очень хотелось бы, чтобы наши мудрецы-преобразователи всегда учитывали и грамматическую сторону вопроса, которая, если только удалось их убедить, имеет не только
грамматическое, но и огромное Половое и остросоциальное значение.Другими словами, мы хотим, чтобы историческая справедливость восстанавливалась именно сугубо историческими (и не только) методами восстановления Истины. В этом смысле особую ценность, по нашему мнению, представляют объективные (без каких-либо предвзятостей) исследования таких специалистов, как лингвисты (ономасты), картографы, этнографы и др.
Одним из весьма удачных примеров такого подхода к делу мы увидели в интервью известного картографа М.Серикбаева (\»Ана тiлi\», № 45, 07.10.01.), озаглавленное \»На карте лежат следы предков\», в котором поднимается тема земель, по разным причинам в свое время отошедших к Узбекистану, вследствие чего подвергшихся \»обузбеченному\», что ли, реономастированию.
Что же касается волны \»внутренних\», так сказать, переименований, и не только касательно возвращения прежних, исконно казахских, названий местностям с неоправданными русификациями колониального периода, но и замены исконно казахских (в смысле истинно народных
) ономоявлений \»новоказахскими\» фамильными (родоплеменными) \»новациями\», то эта тема тоже остается крайне актуальной, о чем прекрасно свидетельствует злободневнейшая статья С.Иманасова \»Марапат па, мактан ба?\» (\»Почет или кичливость?\». \»Парасат\», № 10, 2002 г.).Правда, тут проблема поставлена в общем виде (конкретных примеров маловато или приводятся без упоминания фамилий), но она поставлена действительно остро. (Мы тут без ложной скромности могли бы сослаться на собственную вещь под названием \»Очередь за славой. За счет Отечества\», с которой наш виртуальный читатель, возможно, уже и познакомился, ибо в ней поднимался типологически сходный с иманасовским вопрос).
Справедливо критикуя тех \»нуворишей, банкиров и других сильных мира сего\» за их повальную увлеченность увековечиванием своих предков и родов (уже не грамматических, а социально исторических. — Г.М.) за счет вытеснения из исторической памяти народа таких красивых названий, как Кызылкум, Кызылащы, Ащыбулак, Алаколь, Аксу и т.п., автор предлагает создать \»общество защиты исторических названий\» и резюмирует свой материал \»словами одного из крупных русских поэтов\», которые звучат следующим образом:
\»Лишь ты будь зрячим, чувство меры,
Наш неподкупный проводник\».
Думается, что сказанное весьма справедливо, но тут мы хотели бы добавить, раз уж сегодня находимся во власти грамматикализированных подходов, \»чувство родовой (половой) умеренности\». Даже в случае отсутствия грамматического рода при присутствии умопомрачительного множества кланов и родов, охватывающих все три казахских жуза.
А тут тот же \»Жас Алаш\» нам сообщает, что непомерно сообразительные рекламодатели из Шымкента местным жителям подарили новую столицу Казахстана — Актобе (как понимаете, бывший Актюбинск). А чем оно (или он) заслужил(о) такую почесть? Да тем, что \»Актобе — столица горячительных напитков\», т.е. водки. Оказывается, водку эту изготавливает некая фирма \»Омирбек\» и рекламирует ее, видимо, в тесной увязке с именем своего родоначальника, то бишь президента. О том мы, конечно, точно не знаем, но имеем же право предполагать. В любом случае нам подарили для умиленного лицезрения еще один (двенадцатый, по-моему) подвиг полового гиганта Геракла, который, по преданию, мог за одну ночь оплодотворить практически неисчислимое количество сексуально озабоченных дам как легкого, так и тяжелого поведения.
И он, этот Омирбек, гикая, носится по улицам Шымкента: \»Омiрдеген — Омiрбек\» (\»Истая житуха — это и есть Омирбек\» (т.е. Жизнь-бек. — Г.М.), \»Да славится Омирбек!\» и с другими \»жеребецкими\» лозунгами и временами предостерегает себя от возможных последствий своего болезненного гигантизма: \»Не шибко гоняйся за ними (за кем? — Г.М.), Омирбек!\»
P.S. Возвращаясь к началу нашего лингвопутешествия, предлагаем носителям мужско-женских ИФ (имен-фамилий), которым хотелось бы быть упомянутыми (хоть раз) на нашем сайте:
1. Постоянно сопровождать свои материалы фотографиями в полный рост. (Сами понимаете, почему: в противном случае вполне возможны объективные визуальные ошибки).
2. Постоянно предпосылать к своим ИФ полоразличительные выражения типа мырза, ханым, ханша. (Хотя вряд ли сам себя назовешь господином (госпожой).
3. Искать другие более оптимальные пути решения этого крайне запутанного полородового вопроса.