Каждый октябрь, в годовщину отстранения его от должности, мне вспоминается первый секретарь ЦК Компартии СССР Никита Сергеевич Хрущев. У меня была особая причина для радости отправки его на пенсию. Я тогда работал заместителем заведующего идеологическим отделом Алматинского сельского обкома партии и как профессиональный журналист писал много самых разных бумаг. Однажды вызывает первый секретарь обкома партии Петр Семенович Канцеляристов — один из многих, присланных Москвой на оказание помощи по освоению казахстанской целины, и озадачивает написать книжку для издательства “Казахстан” об успешных преобразованиях на селе с разделением партийных органов на сельские и промышленные. Отказываться здесь не положено. Об этом мне дали ясно понять в первый же месяц прихода в партийный аппарат из газеты с ее вольными взаимоотношениями. Сперва деликатно, а второй раз — довольно резко. Но какие успешные преобразования, когда эта нелепая, не поддающаяся логическому объяснению реформа Хрущева породила только многочисленные анекдоты? Книжка должна выйти за подписью секретаря обкома партии. Но он не дает никаких наставлений. Видимо, и сам не знает, что сказать. Спустя неделю- другую вызывает, интересуется, как продвигается дело. Бодро отвечаю: “Думаю”. При повторном приглашении снова у меня тот же ответ. Но тут мой шеф раздражается: “Сколько вы собираетесь еще думать?”
Вижу, надо что-то придумать. Меня осенило написать план. А планы можно строить какие угодно и по любому поводу. По нему могла выйти расчудесная, уникальная на весь Советский Союз книжка об одной из неудачных реформ Хрущева, так как книг и брошюр на эту тему не было. Шеф остался доволен и на продолжительное время оставил меня в покое. К следующему вызову я подготовил предисловие к книжке. Здесь можно было обойтись набором напыщенных общих фраз, сопроводив их выдержками из выступлений самого Хрущева. Предисловие дало мне длительную передышку. Но и я уже не мог ничего придумать. Надо было писать книжку. Но для этого нужны были конкретные факты, А их не давала жизнь. И на новые вызовы шефа я только мог говорить, что собираю факты. Однажды он не выдержал, вскипел: \»Сколько вы еще будете собирать факты?\»
Тут и мое терпение кончилось. Ткнув на лежащие на его столе газеты, сам задаю ему вопрос: \»Вы скажите, каких из его утверждений мне придерживаться. В одном месте говорит так, в другом – совершенно иное?\»
То ли не ожидая от меня на повышенном тоне отпора, то ли не зная, что ответить, шеф остался молча сидеть, не глядя на меня. А я повернулся и пошел к себе. Вскоре Хрущева сняли, и я с облегчением вздохнул, избавившись от невыполнимого задания и неясных последствий неприятного разговора с первым секретарем обкома партии.
Каким бы Хрущев ни был, он — наша история. А историю надо знать, не выбирая из нее только то, что нравится, памятуя о том, что плохой пример – тоже пример, чтобы его не повторять. Было у него и хорошее, но остался он в памяти людей больше со своими причудами, непоследовательностью и непродуманностью действий, явно противоречивыми поступками.
Остановись Хрущев на развенчании культа личности, первых нововведениях на селе, исключая слишком широкомасштабные, Эрнесту Неизвестному не пришлось бы создавать черно-белый памятник над его могилой. ЦК КПСС выпускал закрытый сборник “Атлас”, который рассылался всего по несколько экземпляров партийным комитетам от горкомов и выше. Очередной его номер был посвящен откликам зарубежных деятелей на освобождение Хрущева. Из всех высказываний привлекла внимание короткая реплика Черчилля. Для него феномен Хрущева сводился к тому, что он оставил без хлеба Россию, которая за всю свою историю была известна торговлей хлебом. Мы здесь, в Алматы, в столице целинной республики, дававшей миллиарды пудов, ели черный, кислый, непропеченный, как глина, хлеб, какого даже в войну по карточкам не давали. Белый хлеб был в свободной продаже только в трех городах: Москве, Киеве и Ленинграде. Из одной командировки в Москву я привез в качестве гостинца булку белого хлеба.
Тем не менее тогда же годы руководства Хрущева стали называть великим десятилетием. Но что Хрущев? Все последующие после него советские руководители, которых обвиняют в том, что они загнали страну в застой, считали себя достойными лидерами и до последних своих дней не упускали руль управления из дрожащих рук. Выработался какой-то особый менталитет советского руководителя – несменяемого, безальтернативного, единственного на всю огромную страну. Гены этого менталитета оказались столь мощными, что они по наследству передались руководителям постсоветских республик, ставших самостоятельными и независимыми. Достаточно оглянуться вокруг, не показывая пальцем.
Для оценки неудачных результатов многочисленных нововведений Хрущева, думается, как нельзя кстати приходится известное выражение: “Хотели как лучше, а получилось как всегда”, принадлежащее бывшему главе правительства России, а ныне ее послу в Украине Виктору Степановичу Черномырдину. Но все явно неуместные начинания Хрущева на всех уровнях широко подхватывались и разносились по стране. Не то, чтобы по стране, по республикам и областям не могли добиться получения по одному ягненку от каждой овцематки. А тут ставропольский чабан Малашенко выступает с инициативой о внедрении уплотненного окота овцематок. Хрущев ставит задачу повсеместно подхватить эту инициативу, чтобы овцематки одна за другой выдавали ягнят, будучи круглый год брюхатыми. Корреспондент алматинской областной газеты “Коммунизм таны” (ныне “Жетису”) по пути с курорта заезжает к Малашенко, готовит полосу. Она в один день, с переводом на русский язык, появляется в обеих областных газетах. И тут же раздается команда первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Беляева, бывшего еще членом Президиума ЦК КПСС, статьи перепечатать во всех газетах республики. Редчайший случай в журналистике.
Появился и конкретный последователь Малашенко в Алматинской области в лице чабана Талдыкорганского совхоза Байбатчаева. Я был свидетелем, как последователь Малашенко, получив слово для выступления на республиканском совещании передовиков сельского хозяйства с участием Хрущева и некоторых руководителей других республик, на веревочке затащил плод уплотненного окота на трибуну, чтобы подарить его Никите Сергеевичу от имени своей бригады. У сидящих в зале теперь только развеялось недоумение с ягненком, привязанным за веревочку к мраморной колонне фойе Театра оперы и балета им. Абая в ожидании своего звездного часа.
На этом же совещании Хрущев показал, что он не только туфлей по трибуне ООН, но и кулаком по столу может сильно стучать. Во время выступления секретаря ЦК Компартии Армении он, как подброшенный пружиной, подпрыгнул со стула, стукнул кулаком по столу с угрозой: “Я доберусь до вас! Я доберусь до вас, черт возьми! Вы там всех овечек перевели в шашлык”.
Бесцеремонность Хрущева была беспредельна. В 1960 году наша республика должна была отметить свое сорокалетие с его участием и выступлением с докладом на торжествах. Меня в числе нескольких человек включили на подготовку черновых вариантов разделов этого доклада. На несколько дней отдел пропаганды и агитации Центрального комитета стал нашим рабочим местом. Но завершается год, а об юбилее как будто все забыли, вместо него породив один анекдот: \»Чем Казахстан напоминает женщину? Казахстан, как и женщина, скрывает свое сорокалетие\». Хрущев появляется через год, и, словно забыв, зачем приехал, на многотысячном митинге на Центральном стадионе торжественную речь перевел к разговору о хулиганстве и произнес свою знаменитую фразу вместо приветствия республике: “Свернем хулиганов в бараний рог”. Потом в Крыму он же обнимался с хулиганом, призывая проявлять внимание и чуткость к ним.
Страна терпела и такого лидера. Потому, что действовала система несменяемости, когда однажды забравшегося на вершину власти трудно было ссадить вниз и он правил как единовластный монарх, никому не подконтрольный и ни перед кем не подотчетный. Укреплению этой системы служили подхалимство, подобострастие, заискивание, показухи благополучия и народного благоденствия. Казахи говорят: “Болезни излечиваются, а привычки остаются”. Многие плохие привычки хрущевщины оказались не только живучи в постсоветских республиках, некоторые из них даже расширены и углублены. Но у хрущевского времени было кое-что достойное для перенесения в нынешнюю действительность. Никита Сергеевич не терпел очковтирательство, жульничество и казнокрадство, ставшую болезнью сегодняшнего общества коррупцию. Даже самое ближайшее окружение боялось порадеть за своих самых близких, попавших в беду. Брежнев из Молдавии привез за собой в Москву Николаева с женой, а из Москвы – в Казахстан, сделав его первым заместителем председателя Совета министров. Когда Хрущев снова пригласил его в Москву, Брежнев перетащил за собой туда и Николаева. Но тут вскрылось крупное коррупционное дело, получившее название госплановское, а еще – делом Познанского — по имени руководителя преступной группы, работавшего начальником управления Госплана республики. Одним из фигурантов этого громкого процесса стал Николаев. Его привезли из Москвы и определили местом поселения на 4 года колонию под Алматой. Брежнев убоялся заступиться за него. Правда, года через два была попытка досрочного освобождения, якобы по болезни. Но из Алматы пошла телеграмма в Кремль, и Николаев добровольно прилетел назад досиживать свой срок.
Другой пример. Хрущев исключил из партии и освободил от работы за очковтирательство первого секретаря Павлодарского обкома партии Д.С.Елагина, который впоследствии, когда Брежнев стал генсеком, называл его своим другом. С уходом Хрущева Елагин восстановился в партии, стал председателем Алматинского облсполкома, был избран членом ЦК Компартии Казахстана, депутатом Верховного Совета республики и членом его президиума. Тайно возглавлял коррупционную группу по распродаже государственных квартир. Только суд установил продажу 200 квартир. Постановления на незаконную выдачу квартир подписывал Елагин. Всех соучастников преступлений осудили, ближайшего помощника Елагина — на 15 лет.
Елагин к суду не привлекался, до окончания срока полномочий оставался членом ЦК КПК и депутатом Верховного Совета, преспокойно уехал в Москву, получил там большую хлебную должность.
Можно сказать, с уходом Хрущева начинается крупномасштабная коррупция во всех сферах жизни на постсоветском пространстве. На этом пространстве заметно выделяется наш Казахстан.