По служебным делам мне необходимо было съездить в Ташкент. Я не был там довольно давно, и хотелось вновь встретиться с друзьями. С особой радостью и в приподнятом настроении добрался до алматинского аэропорта. До вылета оставалось еще полтора часа, хотя в кассе, где я брал билет, меня предупредили, что в аэропорту я должен быть за два часа до вылета. Но каково было мое удивление: в само здание меня не пустили. “Еще рано”, — заявили мне двое молодых людей в форме служащих аэропорта и преградили путь. На мой вопрос: “Когда можно будет пройти?”, они ничего не ответили. Видимо, уже устали отвечать на подобные вопросы, так как перед входом толпилась уже приличная толпа.
Голос в репродукторе объявил, что регистрация на ташкентский рейс началась. Молодые люди встали по обе стороны дверей и стали пропускать пассажиров по одному, проверяя наличие билета. Провожающих внутрь здания не пропускали, и проводы происходили тут же – у узеньких дверей здания, что создавало дополнительные трудности с проникновением внутрь. Живая очередь двигалась крайне медленно. Причин тому было две. Во-первых, примерно в это же время вылетал самолет на Урумчи. Регистрацию на этот рейс объявили раньше на полчаса, но вылетающие этим рейсом, видимо, еще не все прошли внутрь небольшого помещения и также толпились у входа. Улетало много маленьких китайцев с огромными чемоданами, которых на одного человека было несколько. Они по очередности заносили неподъемный багаж, создавая при этом хаотичность всему процессу. С трудом попав вовнутрь помещения, я выяснил вторую причину столь медленного прохождения очереди. Двое или трое милиционеров в небольшом предбаннике проверяли паспорта пассажиров. Причем проверял лишь один, а другие стояли рядом и разговаривали между собой.
Благополучно миновав и это препятствие, я довольно быстро заполнил декларацию и пристроился в конец очереди. Она двигалась еще медленнее. Прошло около получаса, и, наконец-то, я добрался до первого контрольно-пропускного пункта. Сравнительно оперативно просветили багаж, проверили меня, и теперь предстоял разговор с таможней. Здесь я должен внести некоторую ясность: я не гражданин Казахстана. Следовательно, у меня паспорт другого государства. Денег с собой я вез не много: чуть больше двухсот долларов и около десяти тысяч тенге. Все это я аккуратно занес в декларацию. Таможенник молча изучал написанное мною и попросил декларацию при въезде в страну. Я ответил, что въехал очень давно, у меня вид на жительство, и на меня вопросы, связанные с вывозом денег, не распространяются. Таможенник ничего не ответил и заметил, что вывозить денег мне не положено. Он был немногословен и продолжал настаивать на предъявлении декларации при въезде. Затем попросил показать мои деньги. Намек был вполне прозрачным, и я, вынув свое портмоне, уронил на его стол тысячу тенге. На этом мое общение с ним завершилось, и я продолжил путь к самолету. На этом, наивно полагал я, мои приключения закончатся, но ошибся. Они, по сути, только начинались.
В небольшом зале регистрации толпа была огромной. Продолжалась регистрация на урумчийский самолет и рядом очередь на рейс до Ташкента. При этом регистрировали на удивление быстро и без проблем. Самое интересное началось позже. Вся толпа на оба рейса скопилась перед пограничным контролем и двигалась крайне медленно. Почти полтора часа я провел в этой толпе. Естественно, рейс отложили, и задержка на ташкентский рейс составила около двух часов.
Настроение мое после всего этого было, мягко говоря, подавленным. Я стал раздражительным и ругал себя за то, что вообще согласился лететь в Ташкент, и от души ругал свое руководство, прекрасно понимая, что оно здесь совершенно не при чем.
Все время до взлета я, вместе с пассажирами, провел в самолете. Рейс на Ташкент совместный — его выполняют обе авиакомпании — Казахстана и Узбекистана. За это время нам даже не принесли напитки. Только тогда, когда командир воздушного лайнера RJ-85 сообщил, что через пятнадцать-двадцать минут мы, возможно, получим разрешение на взлет, нам принесли минеральной воды.
Стюардессы были совсем молодыми и неопытными. Создалось впечатление, что они впервые находились на работе в воздухе. При этом они улыбались по поводу и без повода, стараясь поднять настроение пассажирам. Но делали это как-то неумело, чем еще больше нагнетали атмосферу.
Когда мы, наконец, взлетели, то минут через двадцать стали разносить легкий ужин. Как отметили сами стюардессы: “Не желаете ли перекусить?” Желающих было, на удивление, мало. “Перекусить” включало в себя бутерброд с сыром и кекс. Самое интересное, что предлагалось запить это лишь напитками и минеральной водой. Соки (по одной упаковке трех видов – апельсиновый, томатный и абрикосовый) закончились уже у третьего кресла, а по второй упаковке сока на борту, к всеобщему удивлению пассажиров, не оказалось. Стюардессы виновато улыбались и предлагали лимонад или минеральную воду. Но на такие мелочи я уже не обращал внимания, хотя от такой убогости я уже отвык.
Летели хорошо. Ташкентский аэропорт встретил теплой ночной погодой, и настроение несколько улучшилось. Паспортный контроль и таможню прошли на удивление быстро и без проблем. Меня встречал друг, и вскоре мы уже мчались по ярко освещенному ночному Ташкенту. Я рассказывал ему о причинах задержки и какие у меня были в связи с этим проблемы. Он хихикнул и многозначительно произнес: “Примерно так же ты будешь и улетать”. Это меня опять расстроило, и по прошествии трех дней все тот же друг привез меня в аэропорт. Всю дорогу он рассказывал мне, как и с кем надо разговаривать. “В здание аэропорта меня не пустят, так что там держись уверенно и не мандражируй. Если они почувствуют, что ты по какой-нибудь причине нервничаешь, то могут наехать, обыскать и так далее”. Эти наставления и вовсе выбили меня из колеи.
Регистрацию я прошел быстро. Заполнил декларацию и отправился к таможенникам. Они на меня практически и не взглянули, посмотрели на старую декларацию и, не сказав ни слова, вернули паспорт. Я вздохнул с облегчением. Впереди осталась граница. Вспомнил Алматинский аэропорт и расстроился. Пограничник молча и, как мне показалось, долго что-то набирал, проверял. Сравнил меня с фотографией и неожиданно спросил: “Вы когда приехали?” Я назвал число. “А где регистрация в Ташкенте?” Я растерялся и вновь назвал дату своего приезда. Пограничник продолжал смотреть на меня. “Ведь три дня разрешается без регистрации?” — “Сегодня четвертый день”, — парировал он. Здесь я вспомнил слова своего друга, который советовал мне говорить, что в Ташкенте я нахожусь лишь один день, а был в Самарканде или в другом городе, где также был всего один или два дня. Но было уже поздно. Я вытащил из кармана свой билет, вложил туда пятьсот тенге и, немного прибодрившись, произнес: “Вот посмотрите билет, я прилетел ведь всего три дня назад”. Пограничник молча взял билет и через пару секунд вернул мне паспорт, посадочный талон и билет. Так я прошел государственную границу. Служба безопасности полета пропускала всех довольно быстро, но тщательно проверяя. Но до того, как пройти в самолет, я уже больше не расслаблялся.
Обратно летели мы также хорошо. Обслуживание было таким же, когда летел туда. Здесь я подумал, а не подать ли нашей авиакомпании идею стажировать новых стюардесс на рейсах Алматы-Астана, которые летят в воскресенье вечером или ранним утром в понедельник, и Астана-Алматы – в пятницу вечером, когда на борту самолета находится весь казахстанский политический истеблишмент. Это подтягивало бы стюардесс и отношение руководства авиакомпании к полетам. Пока я думал, самолет уже приземлился в алматинском аэропорту. Паспортный контроль опять проходили долго. В одно окошко проходили только граждане Казахстана, а в другое – все остальные. Когда казахстанцы прошли — пошли остальные.
Лишь когда я сел в такси, то вздохнул свободно. Проезжая по старым и неухоженным улицам Алматы, я испытывал чувства неописуемого восторга. Наконец-то закончилось мое путешествие по прошлому. Я поймал себя на мысли о том, что в течение всей моей командировки я чего-то боялся. Что сейчас со мной что-то произойдет такое, что мне незнакомо или очень давно забытое. Если еще пару десятков лет назад со мной, советским гражданином, случилось бы нечто подобное (унижение и оскорбление человеческого достоинства), то, наверное, я бы воспринимал это совершенно по-иному: не так близко к сердцу и уж точно так не страдал бы. И все-таки хорошо, что тот наш совковый менталитет проходит, и очень жаль, что он так медленно уходит из нашей жизни. Почему-то хорошее, то, что должны мы взять с собой в будущее, уходит значительно быстрее, чем то, от чего мы должны отказываться навсегда.