— Алтынбек Сарсенбаевич, после третьего съезда партии “Ак жол” аналитики заговорили о том, что теперь следует ожидать обострения внутрипартийных противоречий. Речь идет о борьбе за власть между сопредседателями. При этом ссылаются на то, что господа Абилов, Байменов и Жандосов уже завоевали авторитет как лидеры партии, а Вам придется доказывать право на подобное лидерство. Как Вы относитесь к такого рода заявлениям? Можно ли, на Ваш взгляд, подобные утверждения отнести к попытке расколоть руководство партией?
— Начну свой ответ с последней части вашего вопроса. Вы абсолютно правы в своём прогнозе о том, что попытки расколоть партию и её руководство будут предприниматься. Судя по некоторым публикациям, к этому уже приступили, засучив рукава. Мы к этому готовы, и разработчикам подобных схем я могу сразу же сказать: не тратьте попусту силы, не дождётесь!
По “горячим следам” одной из публикаций на вашем сайте хочу предупредить вдохновителей идеи о моём соперничестве с А.Байменовым. Я никому не рекомендую влезать между мной и Алиханом – можете застрять в неудобной позе.
Во-первых, мы, все сопредседатели партии, много лет знаем друг друга, всегда были единомышленниками по всем концептуальным вопросам государственного строительства. И не раз нас пытались не только разобщить, но и противопоставить друг другу, особенно в то время, когда мы работали во властных структурах. Ничего не вышло. Так что мы прошли испытание властью.
Во-вторых, “Ак жол” — это не партия вождистского типа, где правит один, а остальные поддерживают и аплодируют. Мы создали, я надеюсь, динамичную демократическую партию, партию действия, которой чужд бюрократизм, поэтому институт сопредседателей в ней выбран осознанно. Наши задачи гораздо шире, чем банальное лидерство в партии.
Таким образом, борьба за власть между сопредседателями партии исключена – наш статус определяет лишь ответственность перед людьми, которые оказали нам доверие.
Что же касается конкретно меня, то чувство высокой ответственности перед рядовыми членами партии на меня налагает ещё и тот факт, что я избран сопредседателем в день своего вступления в “Ак жол”. Такого уровня доверия и легитимности для исполнения своих обязанностей мне вполне достаточно, как, впрочем, и каждому из сопредседателей.
Поэтому, несколько перефразируя Г.Явлинского, могу сказать, что мы впятером, спустя долгие годы, ещё можем простудиться на похоронах горе-аналитиков и политтехнологов, предрекавших партии такую судьбу.
— Вы много говорили о том, что явилось причиной Вашей отставки с поста посла Казахстана в России. В то же время не прекращаются разговоры о том, что Ваш поступок связан с поручением главы государства “присмотреть за молодежью”. Что скажете об этом?
— В своих интервью газете “Время” я, по-моему, назвал все причины моего ухода с государственной службы. Кардинальное же решение я принял только тогда, когда окончательно убедился в том, что мои взгляды и подходы абсолютно несовместимы с линией, проводимой представителями ближайшего окружения президента, которые, к тому же, сформировали монополию на обеспечение главы государства информацией и получили возможность от его же имени декларировать свои идеи.
После заявления партии по итогам выборов в маслихаты, в котором они были признаны нечестными и сопровождавшимися грубыми нарушениями, мы решили основательно готовиться к парламентским выборам. Для этого необходимо время и серьёзная кропотливая работа. Естественно, я не мог не считаться и с мнением своих соратников о необходимости моего возвращения в Казахстан для функциональной поддержки нашей партии.
Конечно же, вокруг этого есть немало кривотолков, и версии ходят самые разные, от кондовых до экзотических. Один из “аналитиков” даже предположил, что меня направили в “Ак жол” “присмотреть за молодёжью”. Ещё один “знаток”, кстати, на вашем сайте, утверждал, что есть договорённость о возвращении в страну А.Кажегельдина, и я, якобы, должен встретить его на политическом поле. 17 ноября Медеуский районный суд запретил автору этого прогноза Е.Бапи заниматься профессиональной деятельностью и осудил его на один год условно. Очевидно, сразу же после того, как этот приговор был озвучен, наверняка, Е.Бапи понял, что его прогноз — абсурд. Когда привлекаются к ответственности такие мелкие фигуры, окружающие А.Кажегельдина, о каком его возвращении может идти речь?
Что же касается присмотра за молодёжью, то, во-первых, я сам отношу себя скорее к новому поколению, нежели ретроградам. Во-вторых, вряд ли президент “внедрил” бы в партию “своего” человека при таком общественном резонансе, что даже его советник так рьяно взялся за “Ак жол”, считая его страшнее ДВК. Ну, а в-третьих, в нашей стране “присмотром” за “Ак жолом” занято очень много людей. Это и акиматы на местах, которые не давали возможности лидерам партии встречаться со своими сторонниками и всеми дозволенными и недозволенными методами выбивали кандидатов “Ак жола” с предвыборной дистанции. Это накачанные парни, дважды избившие пресс-секретаря нашей партии и приставившие нож к горлу женщине, активистке “Ак жола”, которая не хотела снять свою кандидатуру на выборах. Это и правоохранительные органы, внимательно отслеживающие и прослушивающие переговоры активистов “Ак жола”, но не умеющие найти преступников, творящих эти беззакония. Это и официальные СМИ, озадаченные соответствующей работой. Это и озабоченные советники, пытающиеся искажать нашу платформу, дискредитировать наши действия, очернять членов партии и её сторонников. Так что, не переживайте, за молодёжью есть кому “присматривать”.
— На съезде Вы заявили о том, что для достижения цели можно и необходимо объединяться “с правыми и левыми”. Означает ли это сотрудничество, скажем, с партией “Асар”, тем более что и эта партия борется за влияние на президента страны?
— Да, я об этом говорил, и от этих слов не откажусь. Для расширения демократического поля и укрепления общественных институтов нам надо улучшать тактику взаимодействия с политическими партиями как справа, так и слева. Что и происходит. Например, альянс с коммунистами (слева) и Партией патриотов (справа) под девизом “новый закон — новые избиркомы — честные выборы”. Если к этой акции присоединится и “Асар”, как партия, провозгласившая самые высокие цели демократии и равноправия, то почему бы с нею не сотрудничать? Мы ждём от них отклика на наш призыв.
— Сегодня в парламенте находится проект нового закона о СМИ. Он будет уже четвертым (если принять во внимание поправки в действующий закон) за время существования независимого Казахстана. Все, что принималось, каждый раз еще больше ограничивало свободу слова, права журналистов и СМИ в целом. При этом постоянно говорится о незыблемости демократических принципов. Действующий закон принимался непосредственно при Вашем руководстве министерством культуры, информации и общественного согласия. А сегодня Вы говорите о незыблемости демократических принципов, одним из которых являются свобода слова и распространения информации. Каково же все-таки Ваше мнение относительно свободы слова и правительственного проекта закона о СМИ?
— Давайте вернёмся к истории вопроса. Первый Закон о средствах массовой информации был принят 28 июня 1991 года. Заслуга этого закона в том, что он впервые отменил цензуру. Эту дату мы отмечаем как День печати. Но это был один из первых законов постсоциалистического периода, тогда наше общество ещё не было раскрепощённым, оно “только училось”. Поэтому многие его положения, да и сам понятийный аппарат был всё-таки из тех, отступающих времён. В этом законе было 42 статьи. Затем, 23 июля 1999 года, в мою бытность министром, был внесён новый проект закона о средствах массовой информации, из которого было исключено всё ненужное и отжившее. Этот закон состоял из 26 статей, был лаконичным, конкретным и понятным. Он был достаточно демократичным, хотя и представлял собою своего рода компромиссный договор на время переходного периода. Во время действия этого закона я не слышал от представителей средств массовой информации жалоб на то, что его положения мешают вести профессиональную деятельность. 3 мая 2000 года мы внесли изменения в этот закон, касающиеся в основном телерадиокомпаний, занимающихся ретрансляцией зарубежных телевизионных программ. Объём ретрансляции сократился до 20 процентов при экономических льготах в виде возмещения НДС. Логика была в том, что занимающие дорогие частоты каналы должны производить собственную продукцию, а не наживаться на результатах чужого труда, к тому же не давая возможности развитию отечественного телевидения. Как правило, такие конторы состояли из 3 – 4 человек, занимались просто-напросто привлечением средств на размещение рекламы и при этом гордо называли себя “независимыми телерадиокомпаниями”. Я уверен, это было целесообразное и справедливое изменение в законе.
Сегодня появляется новый закон. В нём 41 статья, что свидетельствует об усилении регулирующей функции государства. Если в старом законе было оговорено лишь три основания отказа в постановке средства массовой информации на учётную регистрацию, то в новом варианте их в два раза больше. В преамбуле закона появился термин “единая государственная информационная политика”, что предыдущим законам не было присуще. Как тут не вспомнить “ляп” И.Шабдурасулова: “У большинства из нас идеология есть. Появилась она не от хорошей жизни”.
Другой концептуальной разницы между новым и старым законами я не нахожу, но отчётливо просматривается стремление к созданию новых “крючков” для средств массовой информации. Поэтому, если не было концепции перемен, то и не нужно было принимать новый закон. Если нынешний закон построен на концепции свободы распространения информации, то следующий этап должен был обеспечить свободу получения информации, чего, к сожалению, не происходит.
Дополнения, по моему мнению, нужны были в плане демонополизации рынка СМИ, если быть более конкретным, необходимо раздробить рекламные услуги, то есть ввести норму, запрещающую одной компании быть оператором более одной телекомпании в масштабах республики. Обусловлено это имеющейся сегодня ситуацией, когда рекламные операторы-монополисты довольно жёстко влияют на сетку вещания.
Что же касается проблем средств массовой информации, то они проистекают не из закона о СМИ, а, как вы прекрасно понимаете, их природа лежит вне нормотворческой деятельности. Не согласно же Закону о печати ликвидировались типографии, закрывались газеты, расстреливались антенно-фидерные устройства, подвешивались отрезанные собачьи головы и т.д. Хотя есть уголовная статья, которая ни разу не применялась, но, я уверен, когда-либо заработает. Она определяет наказание в виде лишения свободы сроком до 5 лет за создание препятствий при осуществлении журналистской деятельности.
— Алтынбек Сарсенбаевич, в эти дни исполняется два года со дня создания общественного объединения Демократический выбор Казахстана. Говорят, что за ним стояли и Вы. Услышим ли мы когда-нибудь всю правду о тех событиях, названных “попыткой олигархического переворота” “хунтой”?
Не хочу быть героем задним числом — за организацией ДВК я не стоял. Тем не менее, я не скрывал того обстоятельства, что имел возможность общаться и обмениваться мнениями со всеми лидерами ДВК первого призыва. Более того, на начальном этапе деятельности Демвыбора, будучи Секретарём совета безопасности, в интервью газете “Время” я открыто заявил о том, что появление этого движения вполне соответствует принципам демократического развития нашей страны на данном этапе.
Узнаем ли мы всю правду о событиях тех дней? Я остался на позиции, которую я высказал в своём недавнем интервью: не хочу, чтобы новое обнажение этой темы вскрыло и углубило едва зажившие на теле нашего общества раны. Для окончательного же излечения нужно попросту вернуться на исходную позицию (я имею в виду амнистию Г.Жакиянова) и сделать выводы, необходимые для того, чтобы подобные события не повторились.
Что же касается причин возникновения ДВК, то они тоже вполне очевидны: государственная машина, отлаженная и безотказно работавшая в самые тяжёлые периоды либеральных рыночных реформ, по завершении экономического переустройства страны впервые дала сбой. Если искать причины, или технические детали этого сбоя, надо, образно говоря, заглянуть в двигатель нашего общества – его Конституцию – и урегулировать диспропорцию давлений, определяющих его работу.
— В нашем многонациональном государстве, очевидно, каждая партия должна определиться по национальному вопросу. Вот несколько вопросов в этом ключе. Итак, кто такие сегодня русские в Казахстане? Оккупанты? Полноценные граждане? Граждане, пораженные в правах? Временные жители?
— Наверное, я начну отвечать на вопрос с позиции представителя коренной нации. Так вот, я сразу отметаю как первое, так и третье определение. Было бы кощунственно называть оккупантами наших сограждан, которые строили на нашей земле города, создавали промышленность, а сегодня вместе с нами строят новое государство. К счастью, в отличие от целого ряда бывших союзных республик этот термин нам известен на чужом печальном примере. Истерия начала 90-х прошла мимо Казахстана, поскольку нам удалось добиться того, чтобы десятилетиями копившиеся обиды национальной элиты на союзный центр не были спроецированы на русских, проживающих в Казахстане. В этом – огромная и неоспоримая заслуга президента и его команды, как и в том, что некоренным гражданам страны, испытавшим, по сути, шок лишения родины, была дана возможность нормальной адаптации к условиям новой государственности.
С другой стороны, я убеждён, что мы должны по достоинству оценить лояльность и понимание русскоязычного населения на протяжении всей истории становления независимого Казахстана. По большому счёту, мы, казахи, должны быть за это благодарны. Сегодня критический этап позади, в обществе сформировались подобающие нормальному, не кризисному государству, новые традиции терпимости и гражданского сосуществования. Характерно, что среди населения не находят поддержки радикальные лозунги. И впредь мы должны строить свои отношения так, чтобы любая национальная карта была запрещённым приёмом для политиков, а шулеры безвозвратно изгоняться из политики.
Определить русских как граждан, поражённых в правах, было бы тоже очень большой натяжкой, поскольку ни Конституция, ни какой-либо из наших законов не ограничивает в правах граждан по национальному или языковому признаку. Кстати, обычно критически настроенная к нашей стране ОБСЕ всегда позитивно оценивала нашу политику в вопросах межнациональных отношений.
Поговорим об определениях “полноценные граждане” и “временные жители”. Здесь всё зависит от самооценки самих русских людей, проживающих в Казахстане. Если мы истинные патриоты Казахстана, то мы должны быть за то, чтобы русские ощущали себя полноценными гражданами и, что особо важно, чувствовали свою причастность к государству, к формированию властных органов и другим фундаментальным процессам. Такая тесная сопричастность рождает ощущение неразрывности личной судьбы с судьбой государства, ответственности за его будущее.
Более того, если мы истинные патриоты Казахстана, мы должны бороться за наших сограждан, чтобы они оставались в Казахстане. Во-первых, потому что они представляют собой огромный экономический и интеллектуальный потенциал. Во-вторых, это огромный духовный пласт, который является своего рода внутренним мостиком между нами и нашим северным соседом, стратегическим партнёром. В-третьих, это ментально близкие нам люди, совместно с которыми мы вырабатываем общие ценности для всех народов Казахстана.
Если смотреть чуть дальше сегодняшнего дня, то недалеко то время, когда за русских, проживающих у нас, развернётся серьёзное соперничество между Казахстаном и Россией. Здесь достаточно проанализировать ближайшие экономические планы России, начиная с удвоения ВВП, с учётом демографического кризиса и того обстоятельства, что за Уралом проживает не более 15 процентов россиян. Всё зависит от того, в какой из стран будут созданы наилучшие экономические условия. Возможный отъезд русских нанесёт нашей стране огромный ущерб, это в доказательствах не нуждается. Образованные, квалифицированные, социально активные люди нужны всем.
Поэтому, совершенствуя экономические реформы, мы должны делать Казахстан притягательным для всех. Расширяя демократические институты, права и свободы граждан, мы должны добиться того, чтобы в Казахстане были созданы комфортные условия для жизни всех граждан. В противном случае, потеряв свой внутренний потенциал, мы будем превращаться в государство, в котором базовые отрасли экономики будут отданы на откуп малоквалифицированным гастарбайтерам из других регионов мира.
— Но русских мало в органах государственного управления…
— Да, это серьёзная обсуждаемая тема, и решение проблемы заключается в активизации политических реформ.
Я не претендую на изобретение универсальной панацеи, но есть простое правило – усиление прозрачности политической и экономической системы, расширение выборности создаёт конкурентную среду, в которой люди не будут жаловаться на то, что они ущемлены в правах. Ведь обратите внимание, в частном секторе, где деловые качества напрямую связаны с прибылью, давно решены проблемы, которые сплошь и рядом стоят во властных структурах в центре и на местах. Там работают люди не по принципу дружбы, родства или национальности, а те, кто своим трудом или умом приносит предприятию доход.
Руководитель, избираемый народом, и, самое главное, ответственный перед народом, — от поселкового акима до самых верхних эшелонов власти, — будет подбирать людей не по национальному признаку, а по деловым качествам. Он будет сам заинтересован набирать в свою команду только тех толковых и честных специалистов, которые будут работать не на свой карман, а на выполнение обещаний, данных избирателям, иначе следующие выборы он не выиграет. То есть, конкуренция на политическом поле заставит руководителей руководствоваться не цветом или разрезом глаз своих подчинённых, а другими, более ценными качествами.
— Есть ли смысл сегодня заменить русский язык английским, который дает также полный доступ к мировой культуре? Надо ли разрушить в Казахстане русскоязычную культуру и создавать заново культуру англоязычную?
— Такая постановка вопроса абсолютно неприемлема. Почему мы должны создавать, разрушая? Русская культура – благо и достояние не только казахстанцев. Русскоязычную культуру разрушить невозможно – не только в Казахстане, но и во всем мире. Это духовный пласт, охватывающий огромную территорию от Японии до Западной Европы, и бесперспективно этим жертвовать. Для того, чтобы читать Ч.Диккенса, не нужно отказываться от Л.Толстого; кому мешает наслаждаться Уитменом русская поэзия “серебряного века”; чем Джойс несовместим с Набоковым? Проблема изолированности от мировой культуры не исчезнет, даже если мы будем существовать не в одной, а в двух или трёх системах координат.
Просто надо стремиться не к сокращению, а к расширению альтернативы, открытости. Мои дети, к примеру, читают на казахском, русском и английском языках, дочь осваивает ещё и французский.
— Следует ли из конституции убрать положения, закрепляющие статус русского языка?
— Не следует, поскольку этот статус – не столько компромисс, сколько отражение реального положения вещей в языковой сфере. Более того, надо укреплять просветительскую функцию русского языка. На мой взгляд, генеральной линией поддержки русского языка, имеющего огромный духовно-культурный потенциал, является сохранение сферы его применения. В данный момент никакой угрозы русскому языку не существует, более того, он гораздо сильнее любых видов политического оружия.
Ведь у нас зачастую политизируют вопросы языкового строительства, но исходят при этом не из необходимости укрепления языка, а из другого рода заинтересованности. Когда, два года назад, молдавская молодёжь в течение месяца проводила акции за сокращение применения русского языка в школах, я был сильно удивлён. Почему люди протестуют против того, что их бесплатно обучают языку, которым владеют по меньшей мере 250 миллионов человек в разных странах, тем более прилегающих к Молдавии и напрямую влияющих на экономику страны? Ответ, естественно, лежит не в лингвистической, а в политической плоскости.
— Лингвоцентризм? Уместен ли он сегодня? Если — да, то в какой срок?
— Лингвоцентризм неуместен. В условиях современного Казахстана даже билингвизма недостаточно. Как говорил Вольтер, знать много языков – значит иметь много ключей к одному замку, и имя этого замка – Достойное будущее и Прогресс. На мой взгляд, мы должны знать три языка – казахский, русский и английский. Это нам нужно ещё и для того, чтобы нашим потомкам не пришлось всем изучать лишь один язык – китайский.
— Можно ли сегодня практически создать условия для обучения и произвести обучение всех казахстанцев, не владеющих государственным языком, этому языку? Какие меры нужно принять сегодня для успешного и эффективного развития казахского языка? Сколько это займет времени?
— Вопрос надо ставить несколько иначе. Надо создавать поэтапные условия развития языка, фундаментально подготавливая условия для каждого следующего логичного шага, направленного на расширение сферы его применения. Более того, скажу, что “сегодня и сейчас” нет необходимости, чтобы все казахстанцы поголовно знали казахский язык. Это революционный подход, который, кроме напряжённости, ничего не даст. Ведь даже за 70 лет активного насаждения русского языка не все казахи им овладели.
В своё время существовала опасность исчезновения казахского языка, и эта опасность была весьма актуальной. Теперь, когда половина школьников обучается на государственном языке, эта угроза объективно отпала.
Положение языка значительно улучшится, если произойдёт нормальная урбанизация казахов, ведь объективно отставание было связано с тем, что в советское время более половины коренного населения республики – основных носителей языка – проживало в сельской местности. Более того, и мы это прекрасно помним, среди городских жителей говорить на родном языке считалось едва ли не признаком плохого воспитания.
На сегодняшний день мы добились, чтобы казахский язык мог функционировать как государственный, прежде всего, в вопросах взаимоотношения с населением. Если человек обращается в государственный орган либо иную структуру на казахском языке, он получает ответ на этом языке. В советское время любой обращающийся должен был излагать своё заявление лишь на русском. Это может показаться незначительным достижением, но это определяющее достижение. Что касается роли казахского языка в государственной службе, то надо стремиться к тому, чтобы язык знали, в первую очередь, представители коренной национальности. Будем до конца откровенными: если все казахи – государственные служащие освоят свой родной язык, то на 90 процентов вопрос будет решён, поскольку именно к такой цифре приближается число чиновников-казахов. Таким образом они, кстати говоря, выполнили бы и свой моральный долг перед обществом.
Далее надо определить перечень профессий, в которых в различной степени реализуется социальная функция государственного языка. Это, вслед за государственной службой, здравоохранение, образование, наука, культура, сфера обслуживания населения, транспорт, связь.
В данный же момент языковая политика должна опираться на три дифференцированных подхода:
— расширение и укрепление социально-коммуникативной функции казахского языка;
— сохранение функции и статуса русского языка;
— поддержка других языков народов Казахстана.
Прямые обязанности государства на современном этапе также можно определить тремя принципами:
1. Функциональное обеспечение. Государственные органы должны обеспечить требование, согласно которому казахский язык выполнял бы социально-коммуникативную функцию, как и русский язык.
2. Моральная ответственность, которая заключается в необходимости восполнить исторические пробелы прошлых лет. Казахский язык должен активно расширяться в духовно-культурной жизни (в первую очередь, кино, театр, литература), в средствах массовой информации.
Кроме того, судьба языка во многом определяется интеллектуальной продукцией, производимой на нём. Нам надо избавляться от комплексов.
Я считаю, что казахский язык не требует по отношению к себе льгот и внимания, в которых нуждаются инвалиды в общественном транспорте. Это полнокровный язык, в котором заложен огромный потенциал. Речь должна идти только о поэтапном расширении его применения.
3. Ответственность государственных органов за языковую политику. Если даже члены правительства сегодня на его заседаниях не могут выступать на государственном языке, поскольку залы не оборудованы элементарной аппаратурой синхронного перевода для участников и журналистов, это говорит о многом, и, главное, о том, что между словами и делами у нашего правительства — непреодолимое расстояние.
Несмотря на проваленную подготовку к переходу на государственный язык, сторонники административно-командных методов предлагают уже сегодня определить перечень государственных должностей, для занятия которых необходимо знание государственного языка. Это, естественно, не может не вызывать напряжения в обществе, в то же время, бюрократическими, принудительными методами мы не добьёмся того статуса языка, которого он заслуживает. И, тем не менее, даже если признать такое предложение имеющим право на существование, сначала надо непредвзято проанализировать, что же надо конкретно сделать для того, чтобы государственным языком овладели наши чиновники.
В этом плане показательно само отношение к проблеме. А оно таково, что вокруг языков у нас много споров и заявлений и совсем мало реальных дел. Языковой вопрос для ряда деятелей стал своего рода политической виагрой – когда падает популярность, поднимается именно эта тема, поскольку в ней, как в футболе, разбирается каждый желающий. Однако проходит месяц-другой, и поднявший эту тему политик обо всём забывает.
Нужны не дискуссии о судьбе языка, а реальные дела. В первую очередь, это должно касаться государственных деятелей.
В своё время был создан специальный комитет по развитию языков, начиная с государственного. В течение первых трёх лет его руководство занималось исключительно политизацией проблемы и не сделало ровным счётом ничего для её реального решения. Даже элементарных словарей не выпустили. Когда данный комитет переходил в ведение МКИОС в виде департамента, главное условие, которое мы поставили перед его сотрудниками, заключалось именно в том, чтобы прекратилась политизация вопроса и начались конкретные дела.
Под моим руководством была разработана десятилетняя программа развития языков, где основным принципом была поэтапность при создании условий бесплатного обучения казахскому языку. Был создан республиканский Центр ускоренного обучения, который на добровольной основе обучал казахскому языку всех государственных служащих. Были наконец-то выработаны и зарегистрированы электронные шрифты, впервые появились компьютерные программы на казахском языке, причём не только обучающие, но и аналоги общепринятых – с проверкой орфографии и элементами перевода. Выпущены аудио- и видеокассеты, обучающие государственному языку, появился 33-томный терминологический словарь, начата работа по переводу на казахский язык электронного документооборота.
Но даже эта реальная работа не так заметна на фоне громких споров о судьбе языка. Причина одна: спорить — выгодно, а делать — невыгодно. Язык не нуждается в словесных дискуссиях, ему нужна финансовая поддержка. Объективное же отношение к государственному языку можно увидеть и по реальным цифрам. Посмотрите на наш бюджет. В нём на его развитие, а также на поддержку других языков республики, заложено всего 100 миллионов тенге. Из них 18 миллионов – на обслуживание Ассамблеи народов Казахстана. Разве можно, имея такие средства, говорить о реальных подвижках в создании нового социально-лингвистического пространства? Где были депутаты, радеющие за государственный язык, когда такой бюджет принимался? Для сравнения, один лишь визит Папы Римского обошёлся бюджету в более 500 миллионов тенге, при том, что католическое население у нас составляет абсолютное меньшинство. А сколько тратится у нас на проведение помпезных праздников и чествований? Здесь цифры, сопоставимые с годовым бюджетом развития государственного языка. Можно ещё понять трудности прошлых лет, когда дефицит бюджета не позволял рассчитывать на серьёзные средства для развития языка. Но сегодня – профицит, и расходы перераспределяются не один раз в году. Не помню случая, чтобы при этом рассматривались программы развития государственного и других языков страны.
Сегодня государственная языковая политика отдана в ведение Министерства культуры. Приходится гадать, к какому виду искусств принадлежит знание казахского языка – опере, балету или айтысу.
— За последние годы Казахстаном предпринято немало усилий для интеграции на постсоветском пространстве. Каково, на Ваш взгляд, отношение российского истеблишмента к таким инициативам?
— Нынешний политический истеблишмент к интеграционным инициативам относится весьма внимательно. В основном отношение позитивное. Но есть немало и противников, особенно в реальном секторе экономики, где господствуют олигархические структуры. Здесь некоторые против Единого экономического пространства, считая, что Казахстан, к примеру, создаст дополнительную конкуренцию российским предприятиям на внутреннем и мировом рынке. Поэтому практически торпедируются подписанные даже главами государств соглашения в нефтегазовом и металлургическом секторе. Особо остро вопрос стоит в сфере тарифной политики на железной дороге. Российские лоббисты считают, что от этого значительно пострадает казна, и их трудно заставить посмотреть на этот вопрос с другой стороны: сколько будет поступлений в бюджет за счёт увеличения грузопотока в результате выравнивания тарифов.
Вообще, на современном этапе вопросы интеграции утрачивают приоритет пропагандистского, политического звучания и приобретают конкретные очертания в экономической и гуманитарной сфере. Общество уже интересуется не столько пафосом идей, сколько темпами их конкретного исполнения. Интеграционные идеи никоим образом не должны использоваться для решения внутренних задач наших стран. К примеру, россияне на этом обожглись, и уже не раз. Когда руководитель Белоруссии в период борьбы со своей тогда сильной оппозицией выдвинул проект союзного государства, он добился поддержки со стороны России. Считающийся, во многом напрасно, этаким простаком А.Лукашенко прекрасно воспользовался моментом: подавил оппозицию (“тем ноги повыдёргиваем, а этим головы поотворачиваем”), и с этого момента на пути союзного государства начали возникать проблемы. Получив огромную выгоду от пропаганды интеграции, сегодня А.Лукашенко – крепкий и безальтернативный лидер своего государства, и в стране практически не осталось политической силы или группировки, которая бы открыто потребовала выполнения взятых им обязательств. В этих условиях белорусский лидер, естественно, не намерен делиться властью ни с потенциальными оппонентами внутри своей страны, ни, тем более, с другим государством. Процесс, что называется, пошёл – в обратную сторону.
Поэтому интеграционные инициативы должны быть объективно востребованы обществом, и такая необходимость вызревает, интеграционные стремления будут востребованы. Стратегической целью нашей интеграционной политики я считаю, в конечном счёте, вхождение в ЕС, где найдена цивилизованная форма сосуществования государств во благо их граждан. Естественно, этот путь непростой и долгий, и на нём множество этапов взросления, как внешних, включая утверждение Организации Региональной Интеграции с Единым экономическим пространством, так внутренних, поскольку нужно не только мечтать о ЕС, но и соответствовать его стандартам в экономической и политической плоскостях.
— Ваше отношение к заявлению Анатолия Чубайса о создании либеральной империи?
— Это, прежде всего, предвыборный ход. Сейчас для завоевания рейтинга у россиян все средства хороши, и, похоже, этой цели А.Чубайс добился. К этой же серии относятся заявления СПС по Чечне перед прошлыми парламентскими выборами.
— Есть ли у Вас какие-то предложения по внешнеполитическим ориентирам партии “Ак жол”? Если да, то, пожалуйста, подробнее о них.
— Предложения есть, но пока они не приняты Президиумом или Центральным советом, я не могу об этом говорить. Надо подчиняться партийной дисциплине.