Страна как страна

Переосмысление России

За последние 15 лет Россия пережила небывалую трансформацию. И прошла путь от коммунистической диктатуры до многопартийной демократии… Бывшая плановая экономика сейчас основывается на принципах рынка и частной собственности. Армия выведена из Восточной Европы и бывших союзных республик, ставших независимыми государствами. Вместо воинствующего противника с тысячами нацеленных на Запад боеголовок сейчас партнер, готовый к сотрудничеству в области разоружения, борьбы с терроризмом и сдерживания локальных гражданских войн.

Появление новой России — хорошее основание для радости. 20 лет назад такое могли предположить только самые наивные идеалисты. Тем не менее, среди западных наблюдателей распространены какие угодно настроения, кроме позитивных. Россию рассматривают как страшную неудачу, а 1990-е годы как катастрофу для ее народа. Журналисты, политики и научные деятели описывают Россию не как государство со средними доходами, борющееся с пережитками коммунистического прошлого, а как страну-банкрот, наводненную преступными элементами и угрожающую распространением “заразы” по всему миру.

В конце 1990-х американские политики как левого, так и правого толка разделяли эту точку зрения. По мнению республиканца Дика Арми, к 1999г. Россия являлась «ограбленной и обанкроченной анархией с ядерным оружием». Его коллега, председатель Банковского комитета Палаты представителей Джеймс Лич, назвал страну «самой опасной клептократией мира», более коррумпированной, чем режим Мобуту в Заире. Социалист-конгрессмен из Вермонта Бернард Сандерс описал экономику России 1990-х как «трагедию исторического масштаба» — 10 лет реформ принесли стране только «экономическую разруху», «массовую безработицу» и «повальную нищету».

Совсем недавно появился “свет в конце тоннеля”. В том, что экономика стала живо развиваться, а хворающего Бориса Ельцина сменил работоспособный президент, некоторые увидели признаки наступающей стабильности. В конце 2003г. президент США Джордж Буш похвалил старания Владимира Путина превратить Россию в “страну, где главенствует демократия, свобода и закон”. Однако такие сантименты не продлились долго. Когда российская прокуратура в октябре 2003г. арестовала нефтяного магната Михала Ходорковского и заморозила его активы, худшие опасения критиков о грядущем реванше тоталитаризма, кажется, начали осуществляться. Как выразился обозреватель New York Times Уильям Сафир, в России пришла к власти «алчущая власти мафия» бывших офицеров КГБ и военных, взявшая «страну за горло». После того, как пропрезидентская партия “Единая Россия” набрала на парламентских выборах в декабре 2003г. более 37%, Сафир посетовал на возврат «однопартийного режима в России» и объявил национальный эксперимент по введению демократии «скончавшимся».

Тем не менее, данные о российском экономическом росте, макроэкономической стабильности, неравенстве доходов, коммерческом финансировании, а также выборах, свободе печати и коррупции свидетельствуют, что между преобладающими негативными оценками страны и реальностью огромная разница. Хотя переходный период был для России во многих отношениях болезненным, со времен развала коммунистической системы страна добилась значительных экономических и социальных успехов… И превратилась в нормальную капиталистическую экономику со средними доходами. Промышленное производство сначала сократилось, по достоверным оценкам, к 2003г. ситуация изменилась к лучшему… В политическом плане, после репрессивной диктатуры Коммунистической партии и спецслужб, спустя 10 лет, политические лидеры стали избираться на практически свободных выборах, граждане получили право свободы слова, и было зарегистрировано более 700 политических партий.

Экономически и политически Россия по-прежнему далека от совершенства. Но ее недостатки типичны для стран с тем же уровнем развития. И в 1990-х, и сейчас это страна со средним уровнем доходов и ВНП около $8,000 в год на душу населения (согласно паритету покупательной способности). По статистике ООН, это сопоставимо с уровнем Аргентины в 1991 г. или Мексики в 1999 г. Практически все демократические страны с подобным уровнем доходов страдают от коррупции среди чиновников, их судебные органы политизированы, а пресса практически нигде полностью не свободна. Они отличаются большим разбросом доходов, высокой концентрацией частной собственности в немногих руках и нестабильными макроэкономическими показателями. Во всех вышеуказанных отношениях Россия вполне нормальна. Если бы обычные недостатки переходных капиталистических демократий были несовместимы с экономическим и политическим прогрессом, то Западная Европа и США так бы и остались на уровне XIX века.

Понятие “нормальная” не означает, что можно игнорировать хаос в политике и экономике и просчеты лидеров. Средняя переходная страна не является безопасным оазисом социальной справедливости. Также верно, что не все такие страны одинаковы. В частности, ни у одной страны этого класса, кроме России, нет таких ядерных арсеналов или такого веса в международных делах. Тем не менее, множество схожих стран от Мексики и Бразилии до Малайзии и Хорватии стоят перед необходимостью разрешения одинаковых экономических и политических проблем, чреватых неопределенным исходом… Широко распространенное восприятие России напоминает кривое зеркало – черты узнаваемы, но пропорции искажены. Чтобы получить правильное представление, стоит взглянуть на факты.

Практически все верят, что российская экономика в 1990 г. катастрофически сократилась. Например, доклад, подготовленный Палатой Общин Великобритании в 1998 г., утверждает, что качество жизни россиян “упало до уровня послевоенных лет”. По информации Госкомстата, ВНП России на душу населения между 1991г. (год отставки Горбачева) и 2001 (год прихода к власти Путина) снизился на 24% в реальном выражении. Любопытно, что до начала подъема в 1998 г. он упал на 39%.

Тем не менее, есть основания полагать, что реальные экономические показатели страны были лучше, чем показывают официальные цифры. Во-первых, большая часть промышленного производства СССР состояла из вооружений, незавершенного строительства и низкокачественного ширпотреба, не пользующегося спросом. В условиях рынка компании уже не могли выпускать то, что не продается. Хотя в краткосрочном периоде снижение нерационального производства отрицательно сказалось на ВВП, общая эффективность российской экономики возросла. Кроме того, советские менеджеры практиковали завышение производственных показателей для получения премий. Как только рухнуло централизованное планирование, появился стимул занижать производственные показатели, чтобы экономить на налогах. Т.о. российское производство в дореформенный период было гораздо меньше отчетного, и наоборот.

Во-вторых, сильно выросла “теневая” экономика. Оценить её размеры трудно, но поскольку даже подпольные фирмы потребляют энергию, есть способ измерения объема всей экономики по потреблению электричества. Он показывает уровень официального реального ВНП в 1990-2001 гг. и рост потребления электричества. При официальном падении ВНП на 29% энергопотребление сократилось только на 19%, подразумевая, что данные официальной статистики не совсем верны. Поскольку в условиях рынка компании стремятся к экономии электроэнергии, спад её потребления говорит о том, что реальные производственные показатели были еще выше.

В-третьих, другие статистические данные предполагают, что уровень жизни в 1990г. упал менее резко или даже возрос. По уточненным данным Госкомстата, между 1990 и 2001гг. уровень жизни без корректировки на инфляцию упал всего на 4%. За этот же период розничная торговля реально выросла на 4%. И средняя жилплощадь на душу населения выросла с 16 кв.м до 19 кв.м. Доля семей с радиоприемниками, телевизорами, видеомагнитофонами, холодильниками, стиральными машинами и пылесосами за этот период также выросла. Удвоилось количество машин в частной собственности от 14 машин на 100 семей в 1991г. до 27 машин на 100 семей в 2000 г. Количество русских туристов за рубежом увеличилось с 1,6 млн. в 1993 г. до 4,3 млн. в 2000 г.

Безусловно, Россия пережила рост неравенства как в части доходов, так и потребления. Но цифры показывают улучшение даже в самом низу социальной пирамиды. С 1993г. (первого года, когда появились соответствующие данные) количество жилья с водоснабжением выросло с 66% до 73%; горячее водоснабжение увеличилось с 51% до 59%; а количество домов с центральным отоплением с 64% до 73%. Начиная с 1990 г., уровень телефонизации возрос с 30% до 49%.

Пристальный взгляд на вышеуказанные данные ставит под сомнение аргументы о российском спаде. Широко распространено представление, что экономический спад был вызван неправильной экономической политикой российского правительства в 1990-х. Будто бы разрушительными оказались ельцинская программа приватизации и схема “кредиты в обмен на акции”… В результате к середине 1994г. почти 70% российской экономики оказалось в частных руках. Выдача кредитов в залог акций, практиковавшаяся в 1995г., способствовала передаче крупнейшим бизнесменам акций государственных сырьевых предприятий. Она ускорила создание нескольких мощных ФПГ, возглавляемых т.н. “олигархами”, впоследствии добившимися огромного политического и экономического влияния.

Однако, как показывают цифры, результаты приватизации и обмена кредитов на акции не могли вызвать сокращения экономики. Основное падение официального ВНП и потребления электричества случилась до 1994г, т.е. значительно раньше. Впоследствии экономический спад замедлился, а в 1999г. обозначился быстрый рост.

Сравнение России с прочими посткоммунистическими странами еще более ставит под сомнение тезис об исключительности случившегося здесь экономического кризиса. Официальный уровень производства упал во всех странах Восточной Европы и бывшего СССР… Эта общность подразумевает единую причину. Одна из них — это снижение военной и экономически бесполезной активности, прежде считавшейся производством. Вторая — это временная разбалансированность экономики сразу после развала плановой системы. Учитывая эти объяснения, официальные производственные показатели начали восстанавливаться через несколько лет.

Показатели относительного спада в этих странах подрывают другое распространенное представление о России. Некоторые спорят, что исключительная скорость реформ усилила спад и привела к “шоковой терапии” сравнительно с “постепенностью” экономических реформ в Китае. На самом деле очевидной связи между скоростью реформ и изменением производственных показателей восточноевропейских стран и стран бывшего СССР нет. Согласно официальной статистике, в группу стран с наименьшим сокращением попали как быстрые реформаторы, включая Эстонию, Польшу и Чехию, так и такие медленные или даже вовсе не реформаторы как Беларусь и Узбекистан. Также в группу переживших наибольший спад попали те, кто не реформировался (Таджикистан, Туркменистан), и такие реформаторы, как Молдова.

Особенно показательно сравнение России и Украины. До переходного периода Украина имела крупное население (около 52 млн. в 1991г.), промышленную экономику, значительные природные ресурсы и политическую культуру, схожую с Россией. Но, в отличие от последней, здесь сохранилось (переименованное) старое коммунистическое руководство и реформы проводились более осторожно – больше собственности осталось в руках государства. При всем том официальный ВНП страны на душу населения за период 1991-2001гг. сократился на 45% — почти вдвое выше, чем в России.

Сравнительный анализ показывает, что российские реформы шли почти так успешно, как только можно было ожидать. Истинным доказательством может служить то, что реальное сокращение производства за этот период оказалось небольшим и полностью прекратилось к 2003г., после чего начался бурный рост. Если же учесть искаженную структуру спроса, завышенную отчетность и бесполезность большей части дореформенного производства, то в среднем русские сегодня живут лучше, чем в 1990г.

1990-ые были для России периодом чрезвычайной экономической турбулентности. Между декабрем 1991 и декабрем 2001 стоимость российского рубля относительно доллара США упала более чем на 99%. В 1998г., через 3 года после того, как властям удалось стабилизировать инфляцию, спекулятивный кризис прорвал защитные механизмы центрального банка и заставил правительство девальвировать национальную валюту. Многие решили, что российские экономические реформы провалились.

Однако данный кризис не был изолированным – он случился в разгар аналогичных кризисов по всему миру. Каким бы плохим ни казалось падение стоимости национальной валюты на 99%, данные МВФ показывают, что 11 других стран, включая Беларусь, Бразилию, Турцию и Украину, пережили то же самое. Более того, хотя рубль подешевел на 61% в течение 2 месяцев 1998г., похожие или даже более масштабные кризисы случились 34 раза в 20 других странах с января 1992 по декабрь 2001. Последствия кризиса также оказались менее суровыми, чем утверждалось. За ним последовал устойчивый экономический рост и оживление либеральных реформ.

Как утверждается, методы проведения экономических реформ также обострили экономическое неравенство. Главным виновником называется приватизация. Так, ЕББР обвиняет схему “кредиты за акции” в “резком расслоении богатств и доходов” в середине 1990х… По данным официальной российской статистики, коэффициент Гини, измеряющий неравенство в цифрах от ноля (полное равенство) до единицы (абсолютное неравенство), – вырос от 0.26 в 1991 до 0.41 в 1994, перед тем как стабилизироваться на уровне около 0.40.

Приватизация не могла вызвать рост неравенства по одной простой причине – он произошел раньше. Коэффициент Гини резко возрос в 1991-1993г. и достиг пикового значения в 1994г. до того, как такие следствия приватизации, как реструктуризация или растущий дивидендный доход, дали о себе знать. Также ни при чем безработица. В 1992-1993гг. она держалась на уровне 6% и выросла в 1998 г. до рекордного значения 13,2%., когда это неравенство реально сократилось.

Как утверждает экономист-аналитик Мирового Банка Бранко Миланович, 77% роста неравенства в России можно отнести не к приватизации, безработице или росту доходов предприятий, а к росту диспропорции между зарплатами. Хотя некоторые русские, работающие в успешных фирмах, ощутили рост доходов за счет свободного рынка и открытой торговли, другие остались работать в менее успешных фирмах и госсекторе…

Также утверждается, что российские реформы создали тонкую прослойку олигархов, купивших лучшие компании по чрезвычайно низким ценам в результате участия в аукционах “кредиты за акции”, а затем лишивших компании их активов. Именно последнее увязывают с низким уровнем экономических инвестиций и слабым экономическим ростом.

Крупный российский бизнес определенно сконцентрирован в руках нескольких магнатов. В этом отношении пример России типичен для всех развивающихся экономик – от Мексики, Бразилии и Израиля до Южной Кореи, Малайзии и Южной Африки. Даже в таких развитых странах, как Италия или Швеция, крупнейшие компании часто в руках государства или отдельных семейств. Последние через финансово-промышленные группы часто контролируют значительную часть национального производства. Крупные бизнесмены неизбежно связаны с политикой, получают кредиты и субсидии от государства (напр., Южная Корея и Италия), участвуют в приватизации (Мексика и Бразилия) или занимают высокие должности в правительстве, сохраняя связи со своими компаниями (Италия и Малайзия). Олигархические группы зародились в прочих переходных экономиках, например, Латвии и различных государствах Средней Азии.

После азиатского финансового кризиса система переплетения интересов политиков и собственников получила уничижительное наименование “клановый капитализм”, даже если это сопровождается быстрым экономическим ростом в таких динамичных странах, как Малайзия и Южная Корея. В случае с Россией — резкое падение производства произошло раньше появления на экономической арене олигархов в 1995г. Затем, спустя несколько лет стагнации, начался экономический рост.

На самом деле контролируемые олигархами компании показывали отличные результаты, гораздо лучшие, чем показатели множества сопоставимых компаний, оставшихся в госсобственности или под руководством т.н. “красных директоров”. Давайте рассмотрим 3 самых очевидных примера:

— Во время действия ельцинской схемы “кредиты за акции” Ходорковский (сейчас в тюрьме) приобрел контрольный пакет Юкоса;

— Борис Березовский (сейчас в изгнании) вместе со своим тогдашним партнером Романом Абрамовичем взял под контроль другую нефтяную компанию — Сибнефть;

— Владимир Потанин купил крупнейшую компанию по производству никеля “НорильскНикель”.

С 1996г. прибыль и производительность всех трех компаний значительно выросли. Выросла и цена акций. За 1996-2001 гг. аудированная прибыль Юкоса, Сибнефти и Норникеля до налогообложения выросла в реальном выражении соответственно в 36, 10 и 5 раз. Также подскочили в цене акции, например Юкос и Сибнефть подорожали более чем в 30 раз. Эти показатели значительно лучше данных газовой монополии Газпром или энергокомпании ЕЭС, оставшихся в госсобественнности, или таких их ближайших конкурентов, как «Лукойл», где сохранилось прежнее руководство.

Отнимали ли олигархи у компании их активы вместо того, чтобы инвестировать в производство? Аудированная финансовая отчетность показывает, что их активы существенно увеличились по сравнению с 1998г. Активы Юкоса стоили $4,7 млрд. после приватизации и уже $11,4 млрд. в 2001 г. Активы Сибнефти сначала сократились, но начали расти, начиная с 1999 г. Крупнейшие олигархи инвестировали в свои компании ежегодно сотни миллионов долларов. Например, в 2001 г. Юкос вложил $945 млн. в собственность, строительство завода и оборудование, в то время как капиталовложения Сибнефти составили $619 млн. Напротив, крупнейшие скандалы по поводу увода активов случались именно на гос.предприятиях. Напр., бывшее руководство Газпрома обвиняют в воровстве через разветвленную сеть торговых компаний. Государственная компания “Аэрофлот” тоже сократила активы в период 1998-2001 гг.

Это не значит, что олигархи думают об общественных интересах, не связаны с политикой или заботятся о миноритарных акционерах. Они обогащались за счет полюбовных соглашений с правительством и в массовом порядке обесценивали стоимость акций миноритарных акционеров, чтобы консолидировать контроль над компаниями. Защита прав инвесторов и добросовестное корпоративное управление остаются слабым местом России. Но это опять-таки типично для развивающихся стран, где экспроприация миноритариев практически универсальна. Законодательные реформы помогают решить проблему, но случается это уже на более высоких уровнях экономического развития, чем у России.

Утверждение, что олигархи приватизируют компании, чтобы лишить их активов — пример обратной логики. На самом деле активы используются для того, чтобы купить другие компании, когда придет удобный момент. Олигархи стараются минимизировать уплаченную ими за госсобственность цену с помощью легальных (а иногда нелегальных) путей консолидации своих пакетов. Как только они становятся полными собственниками, то начинают действовать как все остальные, инвестируя, чтобы поднять эффективность. Так олигархи действуют везде, будь это J. P. Morgan и John D. Rockefeller в США или Сильвио Берлускони в Италии.

Короче говоря, как и все другие страны переходного периода, Россия страдает от неравенства, финансовых кризисов, значительного теневого сектора и переплетения экономических и политических интересов. Однако утверждение, что российская экономика — некий уникальный монстр, есть крупное и безграмотное преувеличение.

В конце 1990-х председатель Банковского комитета Палаты представителей Лич писал, что провел исследование наиболее коррумпированных режимов мира, включая Филиппины при Маркосе, Заир при Мобуту и Индонезии Сухарто. И какими бы скверными они ни были, в отношении «распространенности политически толерантной коррупции» их превзошла посткоммунистическая Россия. Прочие характеристики российской коррупции были столь же мрачны. В ежегодных рейтингах Мирового Банка и правозащитной группы Transparency International (TI), оценивающей «предположительную коррупцию» на основе различных бизнес-исследований, Россия находится ближе к нижнему краю. В индексе МБ за 2001г. Россия занимает 142 место из 160. В индексе TI за 2002г. Россия стоит 71-ой из 102.

Летом 1999г. Мировой Банк и ЕБРР провели опрос бизнес-менеджеров из 22 посткоммунистических стран. Респондентам предлагалось оценить долю ежегодных доходов, которые такие фирмы, “как ваши”, обычно тратят на неофициальные платежи государственным чиновникам, “чтобы все было как надо”. Согласно опроснику, такие платежи могли бы делаться, чтобы ускорить подключение к коммунальным системам, получить лицензии и разрешения, улучшить отношения с налоговиками, таможенниками или при импорте товаров. Также, чтобы определить степень взаимосвязи политиков с бизнесом, респондентам был задан вопрос, в какой степени продажность парламентских законов, президентских указов и судебных решений влияет на их бизнес.

По показателям «степени взяточничества» и «чиновничье воровство», Россия оказалась в середине посткоммунистических государств. В среднем на взятки у российских фирм уходит 2,8% доходов, чуть меньше, чем в Украине и в Узбекистане, и гораздо меньше, чем в Азербайждане (5,7%) и Кыргызстане (5,3%). Процент ответивших, что они «иногда», «часто», «в основном» или «всегда» платят чиновникам, также оказался средним: 9% против 24% в Азербайджане, 14% в Латвии и Литве и 2% в Беларуси и Узбекистане. В обоих случаях ответы русских респондентов оказались на уровне того, что можно было ожидать для страны на таком уровне экономического развития.

Насколько коррупция в России затрагивает частных лиц? ООН проводит многонациональный обзор жертв преступлений. Между 1996 и 2000 гг. она просила городских жителей ряда стран ответить на вопрос: «Кое-где есть проблема коррупции в правительственных и чиновничьих кругах. Просил ли или ожидал ли [в прошлом году] какой-нибудь правительственный чиновник, например таможенник, полицейский или инспектор в вашей стране от вас взятку за услугу?» Процентный показатель положительных ответов для России оказался средним для развивающихся стран. Около 17% русских сказали, что их просили или от них ожидали взятку в предыдущем году. Это меньше, чем в Аргентине, Бразилии, Литве или Румынии. Опять-таки показатели оказались типичными для страны с такими подушевыми доходами.

Западные оценки российских политических институтов за последние 10 лет были весьма резкими. Журнал The Economist в номере за июнь 2000 г. назвал Россию «фальшивой демократией». Для сравнения, этот же журнал назвал Иран, где ученых могут присудить к смерти за отступление от религиозных догм и неизбранный религиозный совет имеет право вето на законы, “квази-демократией”. Правозащитная группа Freedom House присвоила России рейтинг «5» как за соблюдение политической, так и гражданской свободы с 2000 г. по шкале от «1» (лучший) до «7» (худший). Эта оценка предполагает, что российский политический режим менее свободен, чем военная хунта Бразилии поздних 1970-х, и гражданские свободы там соблюдаются хуже, чем в Нигерийской диктатуре 2001 г. Больший рейтинг в области политических свобод имеет даже наследственное эмиратство Кувейт, где политические партии запрещены, женщины лишены права голоса, а критика эмира наказывается тюремным заключением.

Позиция оппонентов российской демократии основана на нескольких пунктах. Российских лидеров обвиняют в манипулировании выборами с помощью государственных СМИ, зажиме и цензуре независимой прессы, а также использовании юридических и административных рычагов для запугивания и выведения из игры политических оппонентов. Электорат этой страны именуют безучастным и легковерным. В то же время крупный бизнес якобы подрывает демократические процессы через финансовую поддержку своих кандидатов. По мрачному, но весьма репрезентативному мнению репортера New York Times, комбинация индифферентности избирателей и официального манипулирования означает, что «здесь за последние десять лет не было по-настоящему демократического выбора новых лидеров».

Так ли плохо в России с демократией? Насколько ограничены свободы СМИ? Конечно, состояние политических институтов и гражданских свобод в России во многих отношениях несовершенно. И развитие ситуации при Путине настораживает и грозит дальнейшим ухудшением. Однако всякий объективный сравнительный анализ покажет, что западные обвинения российских политических институтов за последние 10 лет сильно преувеличены. Российская политическая система — одна из самых демократичных в регионе. И наблюдаемые недостатки типичны для многих развивающихся стран.

Начиная с 1991 по 2003 гг., здесь прошло 4 парламентских и 3 президентских избирательных компании. Во всех участвовали кандидаты от партий всех цветов политического спектра. За небольшими исключениями, свободно организовывались партии и избирательные блоки. И практически все смогли зарегистрироваться. Международные избиратели, критикуя неадекватное освещение в прессе и отдельные нестыковки, в общем, высоко оценивают организацию выборов в России. Это контрастирует с отчетами из соседних стран и многих других развивающихся стран мира. Например, ОЭСР охарактеризовала выборы 1993г. и 1995г. как «свободные и честные». Более поздние инспекции назвали кампании 1996г. и 1999г. как «консолидацию репрезентативной демократии». И механизм подсчета голосов в 1999г. и 2000г. показал «транспарентность, отчетность и точность, полностью отвечающие общепринятым международным стандартам». Более серьезные оговорки были сделаны наблюдателями ОЭСР по поводу выборов 2003г. о «широком использовании госаппарата и протекционизма по отношению к отдельным СМИ» в целях продвижения пропутинской партии “Единая Россия”, одновременно похвалив ЦИК за «профессиональную организацию» выборов.

Предположительно, безучастные российские избиратели в действительности участвовали в выборах более активно, чем их собратья из США. Явка избирателей в России никогда не падала ниже 54% и достигала 75% в 1991г., сравнительно со средним показателем 50% в США на недавних выборах президента и в Конгресс.

При «фальшивой демократии» следует ожидать подтасовки результатов выборов, согласно пожеланиям высшего руководства. В России же они часто оказывались полной неожиданностью для политической элиты. Например, на президентских выборах 1991 г. аутсайдер Ельцин со своими 57% обошел Горбачева. В 1993 г. элита была шокирована высокими результатами Владимира Жириновского и его клоунским ультранационализмом. В 1995г. Компартия удивила наблюдателей, выйдя первой по однопартийным спискам с 22%, что повторилось в 1999 г. (24%). При этом партия правящего режима собрала только 15% в 1993 г. и 10% в 1995 г.

Безусловно, некоторые случаи фальсификации и нарушений имели место быть. Во время региональных выборов власти прибегали к формальным придиркам для отсеивания нежелательных кандидатов. Часто нарушались лимиты затрат на кампанию (хотя общие потраченные суммы далеко отстают от аналогичных затрат в Бразилии и США). И высшие чиновники всех уровней прибегали к государственным средствам для финансирования своего переизбрания.

Особенно резкой критике подвергалась российская пресса. В 2002 г. Россия получила рейтинг 30 Freedom House по шкале «политическое давление, контроль и насилие» от 0 (лучший) до 40 (худший). Это поставило Россию ниже Ирана, чье правительство за 2 года запретило 40 газет, бросило в тюрьму больше журналистов, чем любая другая страна, а многих других приговорило к публичной порке.

Критика положения с российской прессой делится на две, не вполне согласующиеся между собой, формы. В 1990-х основной проблемой считался контроль основных ТВ-каналов и газет олигархами. Совсем недавно государство начали обвинять в преследовании и запугивании независимых журналистов и закрытии принадлежащих олигархам СМИ.

Оба аргумента имеют свои основания. Но обвинения в том, что в России пресса исключительно несвободна, критики не выдерживает. Практически в каждой стране крупнейшие телеканалы, радиостанции и газеты находятся в собственности нескольких частных лиц или государства. Газетные магнаты всего развивающегося мира необъективно освещают политические процессы в угоду своим кандидатам. Во многих случаях журналистов и их начальство обвиняют в искажении информации за взятки или привилегии в приватизации СМИ. Даже в таких богатых странах, как Италия и США, журналисты подстраивают свои репортажи под предпочтения таких медиабаронов, как Берлускони и Руперт Мердок.

Что до преследования прессы, то, как бы это ни было грустно, вмешательство государства в её дела распространено во всех развивающихся странах. И случается даже в странах развитых. Международный Институт Прессы в Вене собирает случаи вмешательства в журналистские дела в странах ОЭСР. Из 48 стран-членов с 1999 по 2000 г. в 26 было зафиксировано по крайней мере по одному случаю, когда СМИ подвергались цензуре, а журналисты попадали в тюрьму или подвергались «чрезмерным» штрафам. И хотя российская ситуация в этот период была относительно плохой, она далека от худшего случая – Турции. Российские журналисты получали тюремные сроки и свирепо штрафовались 6 раз по сравнению с 22 случаями в Турции и 7 в Венгрии и Беларуси. В России зарегистрировано 19 случаев цензуры против 62 в Турции.

В сравнении с государственными гонениями в других развивающихся странах Россия нормальна до уныния. Когда правительство Путина бросилось вытеснять магнатов Березовского и Гусинского из медиа-бизнеса, западная пресса забила тревогу. Однако мало кто обратил внимание на удивительно похожую кампанию в Южной Корее, где президент Ким Дэ Юнг руками Корейской налоговой службы и Комиссии по честной торговле подверг 23 СМИ многомиллионным (в долларовом выражении) штрафам за критику своего правительства. Следователи арестовали руководителей 3 наиболее активных консервативных газет и держали их в одиночном заключении. Говорят, что помощник Кима Ро Му Юн, сменивший его на посту президента, сказал, что газеты “не отличаются от организованной преступности” и что он хочет их национализировать.

Критики демократии Путина были особенно активны в последнее время, когда некоторые события, кажется, подтверждали их опасения. Последние 2 года президент Путин предпринимал попытки шантажировать прессу и пользовался экономическими рычагами для закрытия критических СМИ и нейтрализации потенциальных политических противников. Как многим кажется, арест Ходорковского имел в виду наказание за финансирование либеральных политических партий, подразумевая, что Путин воспользуется властью для нападок на тех, кто представляет для него угрозу. Выборы октября 2003г. в Чечне, где 81% электората отдал голоса за путинского кандидата, отличались убедительностью кампании, проводившейся под защитой танковой брони.

Эти события, вместе с недостатками парламентских выборов декабря 2003г., вызвали на Западе панику. Сафир, например, стал сетовать о возврате «однопартийноой системы» и «возрождении автократии». Единственным выражением демократии на выборах, по его мнению, стала «низкая явка избирателей». На самом деле выборы 2003г. не стали чем-то исключительным. Давление властей на прессу, искаженное освещение и гонения на противников действительно имели место, но в масштабах, не сопоставимых с предыдущими выборами и в других развивающихся странах. Аргумент, что эти факты отпугнули избирателей от урн больше, чем на предыдущих выборах, также сомнителен: процент, набранный партией “Единая Россия” (37,6%), практически является суммой голосов, которые удалось набрать в 1999г. впоследствии вошедшими в неё двумя блоками – “Единство” и “Отечество-Вся Россия”.

Хотя фальсификация выборов в ряде регионов могла изменить итоги на несколько процентов, возможно, повлияв на то, что “Яблоко” и СПС не прошли 5% барьер участия в Думе, официальные результаты оказались близки к данным независимых исследований. Так же как высокий результат “единороссов” нельзя считать основным доказательством нечестной игры. Учитывая, что реальные доходы населения с начала путинского президентства в среднем выросли на 10% (сильный 17% скачок произошел с октября 2002 по октябрь 2003г.), было бы удивительно, если бы пропутинские партии не пользовались популярностью. Нижняя оценка явки 53%-54% и вовсе выше, чем явка избирателей в США.

Хотя указанные события толкают Россию в сторону меньшей свободы, это не выходит за рамки обычной для развивающихся стран практики. Конфликты между местными журналистами и мэрами и губернаторами распространены в таких странах, как Аргентина, Бразилия и Мексика, где бандиты периодически нападают и убивают журналистов, осмелившихся критиковать местных политиков. От Малайзии до Венесуэлы политические соперники правящей власти последние года попадали в тюрьму по совершенно безумным обвинениям. В Мексике некоторые оппозиционеры были убиты. На таких спорных территориях, как Чиапас в Мексике, восток Турции или Минданао на Филлипинах, выборы проводились под присмотром военных. Российские достижения в этом смысле, конечно, не похвальны, но не необычны.

Когда российские избиратели пошли на свои участки на 4-ые президентские выборы в марте 2004, они это делали в стране, которую 20 лет назад даже не могли себе представить. Российская экономика больше не является измученной дефицитом, милитаризованной коррумпированной бюрократией образца 1990г. Она стала рынком, в основном управляемым частными фирмами, производящими продукты и услуги для покупателей, а не Госплана. Несколько магнатов контролируют большую часть огромного сырьевого комплекса и буксующей банковской системы и лоббируют ту политику, которая им интересна. Развитие малого бизнеса отягощено коррупцией и госрегулированием. Тем не менее, экономика продолжает расти внушительными темпами.

Политическая система также изменилась до неузнаваемости. Партийная диктатура уступила выборной демократии. Теперь коммунисты вместе со всеми борются за места в парламенте. Пресса, отражая кавалерийские политические наскоки на свою независимость, гораздо более профессиональна и независима, чем в середине 1980х. Чуть более чем за 10 лет Россия стала типичной капиталистической демократией со средним доходами.

Тогда откуда такие мрачные, временами почти параноидальные, оценки? Откуда гиперболы о клептократии, экономическом катаклизме и власти КГБ? Совпадение ряда психологических, идеологических и чисто политических факторов привело к преобладанию искаженного представления среди западных обозревателей. Многие из них просто продемонстрировали рефлексивную и необдуманную реакцию на очевидные страдания русских, выбитых из колеи переходным периодом. На фоне излишеств сверхбогатых тяжелое положение нищенствующих пенсионеров вдвойне шокирует. Однако заострению темной стороны российской действительности есть и менее благородные объяснения. Во-первых, погоня за сенсациями. Редакторы и ТВ-продюсеры знают, что могут обогатиться на счет эксплуатации обеспокоенности западной общественности по поводу угрозы русской мафии. Во-вторых, “левая” мысль за сопротивление глобализации представила Россию этаким борцом с ветряными мельницами. По мере того как российское руководство осваивает рыночную риторику и проводит реформы, прежние трудности можно объяснить как доказательство излишней либерализации. В-третьих, в конце 1990-х Россия стала любимой игрой американских политиков. Поскольку президент Билл Клинтон поддерживал Ельцина и вице-президент Аль Гор был глубоко вовлечен в русско-американские отношения, бичевание Москвы помогало республиканцам набирать очки на выборах 2000г.

Преувеличенные страхи также подпитывались фундаментальным и широко распространенным заблуждением. Многие западные наблюдатели полагали Россию начала 1990-х если не богатой, то высокоразвитой страной. Со своими прекрасными физиками и шахматистами, космической программой и глобальным военным присутствием Россия не смотрелась как Аргентина или Южная Корея. Будучи уверенными, что Россия была высокоразвитой, они восприняли её откат в развивающиеся страны как катастрофу. То же заблуждение затмило и некоторые академические умы. Недавно опубликованная работа нобелевских лауреатов Джозефа Стиглица и Карла Вольфа содержит ценное замечание о том, что в части юридических институтов «между Россией и большинством развитых капиталистических обществ была (в 1990-х) качественная разница». Россия действительно никогда не была «развитым, капиталистическим обществом».

Что ожидает Россию впереди? Некоторые считают, что вслед за всплеском роста за последние 4 года последуют другие сдвиги, и Россия скоро перейдет из ранга развивающихся в низ развитых по примеру Венгрии и Польши. Как предпосылки они подчеркивают квалифицированную рабочую силу, реформированную налоговую систему и в основном открытую экономику. Другие видят в росте бюрократии и политического засилия (живой пример “дело Юкоса”) серьезные препятствия на пути роста. В политическом плане оптимисты ожидают роста демократической конкуренции и возникновения более жизнеспособного гражданского общества. Пессимисты предрекают рост тоталитаризма, ведомого профессионалами спецслужб под “фиговым листком” демократических процедур.

Ни один из этих вариантов исключить нельзя. Однако представление России как обычной развивающейся страны помогает избегать крайних прогнозов. Многие страны из этой категории превратились в нечто среднее между образцово-показательной демократией и полновесным авторитарным режимом. Их демократии ущербны, непредсказуемы и подвержены временным откатам, поскольку лидеры стремятся к манипулированию, чтобы сохранить власть. Они имеют тенденцию развиваться импульсами, часто переходящими в финансовый кризис. Тем не менее, Россия уже не плановая, а рыночная экономика, хоть и с несовершенными институтами и ненормальной долей госвмешательства.

Нормальность России может разочаровать тех, кто ожидал большего. И это не утешит тех, у кого нет другого выбора, кроме как переживать трудности вместе со ней. Но для страны, которая всего 15 лет назад была “империей зла” и пугалом для людей в стране и за рубежом, это огромное и замечательное достижение.