Погребальные костры Варанаси

Андрей ГРИШИН

Жара и суета индийской столицы остались позади. Необычайно холодная для Индии ночь, проведенная в “народном” трехъярусном вагоне второго класса, еще напоминала о себе. Тем более, что в поезде не предусмотрено привычного для нас постельного белья и одеял; вместо этого по нему расхаживают зычные разносчики чая с молоком и специями, странствующие монахи и бородатые солдаты (солдаты ли?) с длинными винтовками, по всей видимости, оставшиеся в наследство еще со времен восстания сипаев. Теплолюбивые индусы согреваются спозаранку горячим чаем из одноразовых глиняных стаканчиков, и я вместе с ними, – уснуть все равно уже не получится — наблюдая картины пробуждения страны, проносящиеся за окном. А уже через два часа, когда утреннее солнце согревает воздух настолько, что ночной холод кажется чем-то нереальным, оставшимся от Казахстана с его вполне естественными февральскими морозами, начинается Варанаси – как считается, самый древний из ныне существующих городов планеты. Хотя, право называться древнейшим до недавних пор оспаривал еще иранский город Бам, но разрушительное землетрясение 2003 года, по сути стершее с лица земли это живое наследие человеческой цивилизации, поставило Варанаси вне конкуренции.

Индия огромна, и бессмысленно в одну поездку пытаться осмотреть все, тем более что десятки городов этой великой страны хранят собственные приманки. Варанаси, помимо своей истории, может похвастать рекой Гангом, но не только ей. Город еще известен иными притягивающими и одновременно отталкивающими аттракционами, регулярно происходящими каждый день и каждую ночь на берегах легендарной реки.

Туристические сайты и порталы кроме восторгов касательно достопримечательностей Варанаси, честно предупреждают – будьте там предельно осторожны. И не только из-за преступности, которой, впрочем, там не больше чем в целом по Индии. Просто в Индии множество богов и далеко не все они безобидны. Тем не менее, и у них есть свои последователи, которые тоже пытаются найти свое место под солнцем на берегу Ганга, особенно в том месте, где постоянно, день за днем, происходит кремация тел, оставивших этот мир индийцев.

Река Ганг для жителей Индии священна и нет ничего лучше после смерти, как избавиться от телесной оболочки на ее берегу, где, видимо, предоставляется больше возможностей для благоприятной реинкарнации бессмертной души. Умершим безразлично; их родственников, выложивших немалые деньги за доставку тела и сам процесс кремации, по-моему, тоже не сильно заботит, что момент избавления от телесной оболочки стал главной достопримечательностью города. И, естественно, в накладе не остаются местные жители, давно и прочно живущие за счет туризма.

Первый же вечер по приезду я делаю то, что делают тысячи туристов, несмотря на предупреждения “Lonely planet” и других “Библий туриста” – осуществляю вечернюю прогулку вдоль побережья Ганга. Запутанные улочки старого города выводят к ступеням, которые практически спускаются к воде. На берегу возвышаются древние и часто полуразвалившиеся постройки, используемые под жилища, чередуемые храмами, чаще действующими, но некоторые из них почему-то пустуют, а точнее облюбованы под свои нужды обезьянами. Стайки детей разного возраста сразу же начинают клянчить деньги, и не дай бог кому-то что-то дать – в этом случае остальные уже требуют. Но постепенно дети отстают, более-менее освещенные участки пути тоже закончились, зато все больше древних пустующих строений и по пути все чаще встречаются всякие странные личности, которые навязчиво предлагают купить наркотики, показать местные достопримечательности или просто бесцельно идут за тобой по пятам. Но и темные участки, наконец, преодолены, а впереди виднеются отблески костров и доносится музыка – “шоу” в самом разгаре.

Понятия о жизни и смерти у нас и индийцев коренным образом отличаются, поэтому родственники почивших не видят ничего плохого в том, что кремация их близких становится местом притяжения самой разношерстной публики, а организаторы кострищ (не знаю, как зовется эта профессия) еще и сбивают по доллару со зрителя за право смотреть на процесс превращения тела в пепел, мотивируя тем, что хворост нынче дорог, а пожертвованная им сумма улучшает вашу карму. Не берусь судить, но возможно, что и родственникам покойных может перепадать традиционный “бакшиш”, особенно, когда ты платишь приличные для Индии деньги распорядителям костра.

Доллар я пожертвовал, правда, без уверенности, что карма моя при этом улучшилась. Дожидаться процесса перехода тела из одного состояния в другое я, впрочем, не стал, так как не являюсь большим любителем подобных зрелищ. Поэтому, продвигаюсь дальше, мимо костров к освещенной эстраде, где музыканты громко и красочно прощаются с умершими. Буквально же в ста метрах вверх от реки начинается нормальная жизнь с отелями, ресторанами и торговыми рядами – предприимчивые индусы не упускают возможности подзаработать на человеческих слабостях, понимая, что некоторым живым нужно где-то жить и что-то покупать.

Обратный путь вдоль берега проделываю уже на лодке. По ходу действия получаю инструкцию от лодочника: церемония кремации фото и видеосъемке не подлежит. А в воздухе в этот момент действительно пахнет жареным. И уже не только от места эстрады, но просто из темноты, где сокрылись десятки храмов (их в Варанаси более тысячи), раздается музыка и песнопения. Минут через сорок лодка причаливает к тому месту, откуда у меня началась вечерняя прогулка. Хотя, маленькая гостиница, где я остановился, находится в нескольких сотнях метров от берега, специфический запах, похоже, достигает и этого уютного уголка с цветниками и бурундуками. И почти до самого утра сюда доносятся ритуальные песнопения, которые почему-то под конец приобретают форму чего-то абсолютно абстрактного и диссонирующего, что органично смотрелось бы на фестивале субкультуры или новых форм джаза. Но это точно не игра воображения, как и звуки, похожие на то, как трубят слоны. Другие постояльцы слышали то же самое.

Днем Варанаси совсем не тот, что ночью. Типичный южно-азиатский хаос на дорогах, толчея на улицах, приставучие нищие. Очень много храмов и неимоверное количество свастик, причем, повсюду. Все-таки в этой стране свастика — в первую очередь древний знак солнца, украденный у индусов фашистами и запятнавшие их символ своими деяниями. В одном из неприметных храмов, тоже разукрашенного свастиками, живет слон – животное священное и одновременно являющееся предметом гордости каждого храма, если таковому посчастливилось обзавестись собственным слоном. Так что вполне вероятно, что трубные звуки, услышанные предыдущей ночью, могли принадлежать этому животному, живущему в каком-нибудь малоприметном “ашраме”, затерянном среди сплетения узеньких улиц.

В одном из районов города расположен комплекс буддистских храмов, построенных представителями различных стран, где проповедуется эта религия, и в них проживают соответственно священнослужители, объединенные общей национальностью или гражданством. Мое внимание вновь привлек слон, на этот раз неспешно бредущий посреди проезжей части. Я полез за фотоаппаратом и с досадой понял, что кончилась пленка, о чем я сам себе сообщил в нескольких, как казалось, лишь мне понятных выражениях. Находящийся неподалеку молодой монах посмотрел на меня и обратился ко мне по-русски: “Вы из России?”.

Каюсь, но я не смог запомнить гражданское имя моего нового знакомого из Калмыкии, как и имя, полученное им в монастыре – лишь его перевод с хинди – Молодой. Парню оказалось всего 16 лет. Год назад он покинул небольшой калмыцкий городок, чтобы обрести истину в буддизме. В 15 лет, фактически без денег, без знания языка, но с заходом в Китай (где он предпринял первую попытку стать студентом буддистского учебного заведения) и Монголию (та же история) он вместе со своим другом добрался до Варанаси. Первый год он пока что изучает английский язык и хинди, дальше еще предстоит освоить тибетский, и только после этого наступает черед самих наук. Благодаря ему удалось совершить беглый экскурс в быт монахов – все предельно просто и аскетично. Но зачастую молодые люди стараются не быть слишком оторванными от мирского – могут смотреть телевизор или читать тайком художественную литературу. Подниматься в 4 утра или нет, как я понял, тоже зависит от совести послушника. При удачных обстоятельствах Молодой намерен поступить в Буддийский университет Варанаси, где предстоит учиться семь лет, но зато полученное образование чрезвычайно высоко ценится во всех буддистских странах. Хочет ли он вернуться домой? Несомненно, но нет в нем уверенности, что президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов на самом деле пытается возродить религиозные традиции на его родине – скорее, по его мнению, все делается для показухи. Как бы то ни было, выбор молодого послушника осознан и заслуживает тысячекратного уважения. И все же, при прощании он явно грустил.

Завтра мне пора уже уезжать из Варанаси. Но перед этим меня ожидал еще один аттракцион этого города – стотридцатилетний дедушка. Почтенный старец сидит на подиуме, в окружении нескольких учеников, сменяющих друг друга на посту. Как поведали его приближенные, помимо своих возрастных заслуг “аксакал” последние несколько месяцев совершенно не принимает пищу. Так как старец выглядел очень колоритно, то мне захотелось его сфотографировать.

— Только если старик в хорошем настроении. И еще, нужно будет дать ему 10-20 рупий – предупредили меня его ученики.

Последнее обстоятельство тут же привело дедушку в хорошее настроение, и он милостиво позволил себя запечатлеть, на прощание благословив.

Я, честно, не знаю, следует ли полностью доверять этому феномену, так как за время поездки по Индии приобрел некоторые познания в том, что индийцы чрезвычайно любят все преувеличивать (или, если называть вещи своими именами, накалывать иностранцев). Поэтому не удивлюсь, что почтенный старец на самом деле — пожилой хиппи с нормальным аппетитом, которых в этой стране после спада движения в 50-60-е годы осталось премножество. Но “по вере вашей да будет вам”, поэтому ничего не стану оспаривать, а старец стал последней картинкой, запечатленной мной в Варанаси.

Последняя перед отъездом утренняя прогулка на лодке по Гангу разбивает мрачные видения прошлой ночи. Местные жители и паломники совершают водные процедуры в реке, кто в одежде, а кто и без оной, не обращая никакого внимания на любопытствующих. По ступеням вдоль Ганга носятся дети, собаки и козы, чуть в отдалении по крышам прыгают обезьяны. И лишь следы от кострищ, говорят о том, что все это только затишье, но пройдет немного времени и смотрители костров вновь примутся за дело, а вместе с ними оживет все прибрежное сообщество, поскольку новые церемонии привлекут очередных туристов, у которых есть деньги. Жители же города Варанаси могут быт спокойны – население в Индии преогромное, смертность тоже высока, и вряд ли погребальные костры прекратят гореть в обозримом будущем. А, значит, вместе со смертью не закончится жизнь в этом красивом, древнем, но немного сумрачном городе.