Индия: живая пирамида истории

За высокой грядой Гималайских гор великая страна. Загадочная и неприступная. Так бережно объятая высокими вершинами! Как трудно до тебя добраться! Но мы дошли, преодолев преграды, и замерли перед тобой.

Ты обожгла нас горячим дыханием и увлекла за собой. И мы шли покорные, ослепленные… Как будто погружались в жерло горящего вулкана. А навстречу неслась огненная лава человеческих тел первородных, первозданных.

Здесь все начиналось, именно здесь! Это чувство не покидало нас все время. В этом горниле, где столько влаги и тепла. Здесь воздух влажный и горячий. И этот непонятный запах… Благоуханье Индии. Оно запомнится надолго. Ты вся — словно лоно. Огромное материнское лоно.

Здесь столько тайны и любви. Бессовестной, бесстыжей, откровенной!

\"КолесоЗдесь все начиналось. Именно здесь. Индия — колыбель человечества. Первый крик младенца. Замри на мгновение, и ты услышишь эхо первого человеческого крика.

Странная, загадочная страна. Гордая и неприступная. И такая хрупкая, ранимая.

Индия всегда притягивала к себе. И шли к ней через горы, моря, пустыни. Тянулись как мотыльки к свету. Ослепленные, обезумевшие. Так тянутся к родине, возлюбленной. Они приходили, чтобы покорить ее, и оставались здесь навечно. Влюбленные и очарованные… Погружаясь в блаженство великого успокоения, и сооружали величественные храмы, не в силах объяснить словами, что происходило в их смятенных душах.

В Индии как в гигантском котле идет непрерывное зарождение. Индия — аномальная зона. Земля, воздух, деревья — все пульсирует, выбрасывая в пространство огромные сгустки энергии. Воздух уплотнен памятью тысячелетней цивилизации. 5000 лет насчитывает индийская культура. Культурные слои накладывались ровно. Ничто не нарушало этот строй — ни природные катаклизмы, ни разрушительные нашествия, и взору предстает уникальный исторический срез, стратиграфическая колонка, в которой сохранились все этапы развития человечества. И самое удивительное, эти слои живут, двигаются, исторгают звуки. Тысячелетнюю историю Индии можно созерцать воочию. Ее можно потрогать, с ней можно говорить. Порой возникает предчувствие, что на улицах индийских городов можно встретить неандертальцев и кроманьонцев. Люди передвигаются на автомобилях, слонах, велосипедах, верблюдах, ослах. Роскошные отели соседствуют с жалкими лачугами, где люди готовят пищу на огне. В городской толпе бок о бок идут бизнесмены с ноутбуками и охотники с каменными топорами. И все это мирно уживается, сохраняет свою самобытность. Здесь присутствуют одновременно все ступени развития человечества. Эта фантастическая картина потрясает воображение.

Об Индии трудно говорить, ее невозможно упорядочить. Она всегда нелогичная, спонтанная. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, она неожиданно взрывается перед глазами восходом багрового солнца, и я начинаю говорить о прекрасных замках Джайпура. Индианки в желтом сари собирают в летнем саду плоды манго. А рядом бродят прекрасные павлины. Женщины похожи на павлинов, или павлины – на женщин. Они одинаково яркие, красивые, загадочные. Женщины — это душа нации. Не познав женщину, не познаешь страну.

Стая голубей вспорхнула над главной мечетью Хайдарабада, и обрывает меня на полуслове. Женщины в черных хиджабах бросают им хлебные крошки. Там в центральной части Индии возникает впечатление, что это мусульманская страна. Тюркские народы из Центральной Азии оказали огромное влияние на индийскую историю. Великие моголы буквально перевернули страну. Слияние двух цивилизаций породило удивительную культуру, и это находит свое выражение, прежде всего, в архитектуре. Она поражает размахом, масштабами. Дворцы возносились на пустом месте, вырубались в скалах. Невозможно представить, как все это происходило. Миллионы кубометров скального грунта перемещались без экскаваторов и динамита. Даже сейчас при нынешних технологиях подобные проекты кажутся сумасбродными. А тогда, в сорокоградусную жару, голыми руками. И главное зачем? Почему? Эта непонятная устремленность в небо. Огромные башни разбросаны по всей стране. Поражает энергия людей. Представьте себе, дикие племена вторгаются в страну и навязывают ей другую жизнь. Народы, мирно занимавшиеся земледелием и собиранием даров природы, вдруг выстраивают в стройные арестантские колонны и отправляют на строительство Днепрогэса или Беломорканала. Всем несогласным и недовольным отсекают головы. Миллионы людей гибнут от непосильного труда. Любой ценой строительство доводят до конца. Спустя века, мы восхищаемся этими творениями. А рассуждения о том, как нарушались при этом права человека, а сердобольные души требовали освобождения страждущих узников зиндана, кажутся нам смешными и нелепыми. В этом суть истории, ее суровая правда.

В Индии поражают не памятники, и величественные храмы, но, прежде всего, лица людей. В них можно смотреть бесконечно. Они совсем другие. На этих обожженных лицах столько света! Да, да… Меня поразили, прежде всего, лица людей. Они безумно одержимы жизнью, не понимая, зачем и почему. Но эта энергия, которую излучают тела, раскаляет воздух. Она обжигает, завораживает. Здесь столько движения, страсти, неугомонной устремленности. Куда? Зачем? В пять часов утра над страной уже палит жестокое солнце. И людские потоки заполняют улицы. Воздух сотрясается голосами торговцев. Дурманящий, пьянящий воздух Индии.

Эти люди похожи на инопланетян, которых здесь ненароком оставили. Они совершенно непохожи на нас, и в то же время я порой углядывал знакомые черты. Ландшафт на севере Индии напоминает родной Туркестан. Глядя на эти степи, начинаешь понимать, почему великие моголы остались здесь навсегда. А столько здесь намешано тюркской крови! На улицах Агры я встретил настоящих чимкентских парней. Откуда?! Каким ветром?! Они слонялись по городу огромными толпами, в своем излюбленном стиле. В любой точке планеты чимкентских парней не спутаешь ни с кем. Бросаюсь навстречу и приветствую по-казахски. А на лицах недоумение. “Вот сволочи! Вот мамбеты!” — ругаюсь я и перехожу на русский. А в ответ — хинди. Стою, разинув рот, не понимая… “Эй, сумрай!”, — пытаюсь я урезонить снобов. А сам прикидываю: “Неужели Чимкент перешел на хинди?”. Гид-переводчик Салима тянет меня за рукав: “Быстрей, мистер Мурат! Мы опаздываем на самолет!”. По дороге она мне объясняет, что это не казахи, а местные индусы… “Да какие же это индусы?!”, – возмущаюсь я. В самолете наш спор разгорается. Я выдвигаю самые невероятные гипотезы. Может быть, это потомки казахских военнопленных со времен мировой войны или чимкентские диссиденты? Или подпольные эмигранты? Бизнесмены обанкротились и сбежали.

\"Гид— Послушай, Салима! А вдруг это внебрачные дети наших дипломатов?! – осеняет меня догадка. — Но почему так много?

— Да, нет же! Они здесь живут давно, — устало возражает Салима.

— Этому можно найти объяснение. В жарком климате рождаемость увеличивается. К тому же у Индии проблемы с противозачаточными средствами…

— У Индии нет таких проблем!!! – взрывается Салима.

— Прибавь к этому совместные предприятия, стажировки и конференции, — перебиваю я. — Послушай, Салима! А ведь русских мы здесь не встретили. И корейцев не видно… Хотя в казахстанских делегациях равное число и тех, и других! Ты слышишь меня?! — пытаюсь я перекричать гул моторов. – У нас интернационализм!!!

Пассажиры самолета оглядываются на нас. Утомленная Салима тяжело вздыхает, и молча смотрит в иллюминатор. Мои фантазии напоминают хаотичное смешение облаков за бортом самолета.

Гоа, Бомбей

\"Через четверть часа самолет переносит нас на западное побережье Индии. Гоа – это, прежде всего, знаменитые индийские курорты. Когда-то эта была португальская колония. Лишь в 60-х годах Гоа вошел в состав Индии. Как быстро, однако, меняется история. Сейчас не каждый найдет на карте страну под названием Португалия. А в прошлых веках эта крошечная держава была одной из самых могущественных империй в мире. Нас, казахстанцев, особенно тронуло бережное отношение индийцев к памятникам португальской культуры, хотя уверен, в период колонизации было всякое. Сколько поучительного в этом примере! Портреты первого португальского колонизатора Васко да Гамы и по сей день красуются во многих индийских отелях. Памятники ему никто не разрушает, а призывов заменить их скульптурами Махатмы Ганди мы так и не услышали.

Одна из достопримечательностей Гоа — храм Святого Франциска. Здесь нам поведали удивительную историю. Святой Франциск родился в Испании. Проповедуя христианство, он объехал полмира. Красота Гоа его настолько поразила, что он завещал его похоронить именно здесь. Для него это было очень важно! Святой отец умер в Китае. После смерти ученики перевезли его тело в Гоа. Великолепный храм стал последним пристанищем странствующего монаха. Здесь у могилы Святого Франциска приходит странная мысль: “Выходит, счастье — это не только сама жизнь, но и то, что будет после нее”.

Океанские волны в Гоа в человеческий рост. Они сбивают с ног и я, задыхаясь от страха, бегу на берег. Теперь понятно, почему многие индийцы не умеют плавать. В этом нет необходимости. Все купание заключается в том, чтобы устоять под напором набегающей волны и не дать унести себя в открытый океан. В этом прелесть общения с океаном. Сначала он гонится за тобой, а затем ты просишь его вернуться обратно. Наверное, со стороны это выглядит очень забавно. Три бродячих музыканта с улыбкой наблюдают за мной. У них в руках гитара и гармоника. Я улыбаюсь в ответ, и мы знакомимся. Они поют для заезжих туристов — отец и две его очаровательные дочери. По-казахскому обычаю я влюбился сразу в двоих одновременно и подарил на память двух маленьких керамических верблюдов. Слабая память о Казахстане. Я мог бы подарить им весь мир! Но строгий отец, забыв о концертной программе, торопливо уводит их за горизонт.

Расстроенный, я возвращаюсь в отель. Гоа мне больше не нравится. Купайтесь в своем океане сами! Мы собираем чемоданы и летим в Бомбей. А там небоскребы, фешенебельные кварталы. Бомбей похож на денди. Огромный мегаполис с населением в 15 миллионов человек. Гордый, дорогой, аристократичный. Кстати, сейчас это уже не Бомбей, а Мумбай. В Индии тоже началось переименование городов. Мадрас, к примеру, превратился в Ченнай. Странным образом перестройка в Советском Союзе заразила Индию. Хотя если заглянуть в историю, в этом нет ничего удивительного. Они тоже строили социализм по нашему образцу. Связи были очень крепкими. Многие казахстанцы помнят, какой популярностью пользовались магазины “Ганга”. Индийские фильмы и товары в те годы переполнили страну. Тогда Индия была нашим стратегическим партнером. После того как Союз рухнул, Индия плавно оторвалась и перешла к рыночной экономике. Хотя капитализм там присутствовал всегда. Возможно, поэтому переход был таким быстрым и безболезненным. На память приходит восточная пословица: “Когда караван разворачиваться, последний верблюд становится первым”.

\"НабережнаяБомбей стоит у самой кромки океана. Как все портовые города он наполнен особым романтизмом. Мягкими волнами в окна врывается океанский бриз, а вдали видны корабли и рыбачьи лодки. По дороге несутся машины, стучат копытами конные экипажи. На теплом асфальте возле отеля спят бездомные люди. Маленькая девочка протянула ладонь, и я положил в нее монету. А рядом вижу, как мужчина из мешка щедро разбрасывает зерно для голубей, которое выделил для них городской муниципалитет. Вот такие парадоксальные картины.

Кстати, про нищету, о которой я был много наслышан. Как ни странно, но здесь она не производит тягостного впечатления. Я долго думал, в чем же причина? Понимаете, на этих лицах нет страданий. Это кажется странным, но возникает впечатление, что это образ жизни, потребность жить именно так, а не иначе. Стиль жизни, который они передают из поколения в поколение.

Никогда не забуду восхитительного бомбейского бродягу! Представьте себе картину. В центре города, взобравшись на прибрежный парапет, грязный мужчина лежит на боку и созерцает закат солнца над океаном. Его штаны настолько оборваны, что в огромную прореху виден обнаженный зад. Но это нисколько не смущает его. Мимо идут, женщины, дети, полицейские. Бродяга любовался закатом. Он не просил милостыни, не взывал к состраданию. Он получал эстетическое наслаждение, дарованное Богом. И никто не посмел нарушить это великое созерцание.

Индийская демократия

Индийская демократия берет свое начало в ранней истории, в ментальности страны. Индия никогда никого не завоевывала и не стремилась поработить другие народы. Страна не прославилась великими полководцами и завоевательными походами. Горизонтальное пространство ее не интересовало. Устремленность была направлена по вертикали. Индия стремилась постичь глубины человеческого духа и бесконечность космоса. Индийские философы смотрели в небо и пытались говорить с ним.

Индия неуправляемая страна. Она для этого слишком большая, многоликая, многоязычная, слишком обремененная многовековой культурой. Мудрость правителей этой страны в том, что они не мешают ей жить. Чтобы понять своеобразие Индии, достаточно проехать по ее автомобильным дорогам. Здесь можно проследить всю историю развития транспортных средств. Автомобили, мотоциклы, слоны, рикши, конные повозки, коровы, верблюды, велосипеды – все смешалось и движется в одном потоке. Индийская демократия такая же. Она стихийная, первородная. Здесь много людей, слишком много. Возможно, именно это и спасает страну. Невозможно держать такую армаду в повиновении. Невозможно ей манипулировать, регламентировать жизнь до мелочей. Даже идея патриотизма кажется для этой страны смешной, несерьезной. Порой кажется странным, что у этой страны есть флаг и герб. Как можно одним символом выразить такую страну? Придумать флаг и гимн для всего человечества! И провести границы, обозначить контуры. Можно лишь почувствовать ее сердцевину. Нет, это не Дели — где-то глубже, возможно, немного южней. Там она начинается и медленно растекается, наполняя собой окружающее пространство.

\"БродячиеОчень трудно понять, где Индия заканчивается. Даже по ту сторону океана, на Американском континенте, можно почувствовать ее дыхание. Где-то оно слабее, где-то сильнее, но оно повсюду. Индия пропитывает собой воздух. Наверное, дух страны разносят воздушные потоки или океанские течения…

Все авторитарные и тоталитарные идеи здесь рассыпаются в прах. И не потому, что они кому-то не по душе. Их просто здесь не понимают. В Индии сильны многовековые традиции, ее истины простые и ясные. И потом Индию спасает демография! Один миллиард! С ума можно сойти! Где найти столько стукачей и осведомителей?! Столько ГАИшников расставить на каждом перекрестке… Страна не выдержит, разорится. И потом, никто не станет этого делать. Для любвеобильных индийцев — это абсолютно не интересно. Они умрут со скуки. Для них это чуждо, ведь никто из их богов, будь то Будда или Кришна, подобное не одобрял. А для них это непререкаемые авторитеты. И, какую бы линию не гнул в столице Президент, индийцам на это наплевать. Теперь я понимаю, почему в этой стране нет величественных монументов. Потому что они никому не нужны. Во влажном и жарком климате все мгновенно разлагается, рассыпается в прах, прорастает травой и деревьями. Здесь нетленна только память. Говорят, когда-то давным-давно пробовали они это делать. И были во времена Будды и Махавиры бесчисленные Комитеты Безопасности, Министерства цензуры и общественного согласия, но все бесследно кануло в лету. По крайней мер, в святых книгах об этом ничего не говорится.

Тадж Махал

\"Когда любишь, легко убивать.

Прикасаясь к теплым камням Тадж Махала, я испытываю странные приступы садизма. Хочется довести эту красоту до слез, причинить ей боль. Каменные цветы, словно живые. В них столько трепета, волнения! Возникает непреодолимое желание разбить и посмотреть что же там внутри. Неужели это сплошной кусок гранита?! Там должны быть секреты, причина волшебства. Возможно, спрятаны тайные механизмы, специальные датчики, действующие на человеческую психику.

Тадж Махал похож на цветущее дерево. Там внутри — нежная сердцевина. Ее можно отделить и расщепить на волокна. Трогаю пальцами искрящуюся белизну. Это не сон. Камни источают живое тепло. Столько любви и страданий вложено в эту работу! Столько пролито слез! Миллионы прикосновений и поцелуев. Я вбираю запах камней и прижимаюсь щекой…

\"ИндийскаяУ подножья Тадж Махала испытываешь настоящее потрясение. Происходит переосмысление всей жизни. Все рассыпается в прах перед женщиной. К ее ногам склоняются цари, народы, империи. Если в Мекку идут, чтобы поклониться Всевышнему, то сюда люди идут, чтобы поклониться любви.

Индийский император Джахан имел большой гарем. Из всей толпы он выбрал одну маленькую неприметную женщину. Она всегда была рядом с ним, и сопровождала даже в боевых походах. Это была испепеляющая страсть! За 17 лет совместной жизни она родила 13 детей, и умерла в очередных родах. От горя император едва не сошел с ума. Он пытался покончить жизнь самоубийством. В гареме томились тысячи красавиц со всего света, казна была полна несметных богатств, но в один миг все потеряло цену. И плакал монарх над телом ее как ребенок. И тогда он решил соорудить этот храм. Невыносимая скорбь требовала утоления. Началась сублимация. Терзающая боль, трансформируясь в материальные формы, отделилась от человеческой натуры, и в этом было спасение. Двадцать лет продолжалось безумное строительство. Страна была разорена, доведена до нищеты. Вскоре одержимый правитель отдал приказ приступить к возведению второго мавзолея для себя лично — точной копии первой, но из черного мрамора. Это был уже слишком! Возмутились даже близкие родственники. В конце концов, безумного шаха сверг его родной сын Аурангзеб. Строительство второго мавзолея немедленно остановили, а монарха заточили в башню Красного форта. Там он и провел последние 9 лет жизни. Говорят, что единственная просьба его заключалась в том, чтобы из окон заточения виднелся Тадж Махал. Только после смерти он вновь соединился с любимой — его похоронили рядом с ней в одном склепе.

Когда стоишь перед белой громадой Тадж Махала, понимаешь, ничто не сравнится с любовью. Все перед ней склоняется. Все теряет цену. Все бессильно и беспомощно. Она есть Бог. А может быть, в этом и была великая крамола? Великий грех и заблуждение… Бог покарал индийского императора за то, что возлюбил он женщину больше, чем Бога. Не знаю, как он предстал перед Всевышним и что говорил в свое оправдание. Но прошли века, а Тадж Махал по-прежнему волнует человеческие сердца. Все простилось грешному императору. Никто не помнит тысячи загубленных жизней, не слышит стоны и вопли страждущих рабов. Тысячи казненных, замученных. Остался лишь Тадж Махал. Здесь многое переосмысливаешь, переоцениваешь. Что такое нравственность в масштабах истории? Можно ли заплатить огромную цену ради бессмертного творения? И невольно переносишь этот опыт на сегодняшний день. Все допустимо. Все проститься во имя великой цели. Если она будет достигнута. А если нет? Если правитель остановится посреди дороги в сомнении или бессилии… Если нет великой цели, а только шкурные интересы, тогда воздастся за все. Все припомнят, а творение будет повергнуто в прах. И воздастся жестоко от людей и от Бога.

Говорят, что все, кто сооружал этот храм, были казнены, чтобы никто в мире больше не создал ничего подобного. Это была обычная практика в те времена. И, несмотря на это, они творили самозабвенно, вдохновенно, зная, что в награду получат только смерть.

Мы хотели взобраться на вершину минарета, чтобы посмотреть сверху на архитектурный комплекс. Но, к сожалению, нам не позволили. Гид объяснил нам, что несчастные влюбленные начали использовать высокие минареты, чтобы свести счеты с жизнью. После нескольких трагических случаев вход наверх был закрыт.

\"ТаджТадж Махал как наркотический дурман. Расставаться с ним больно, мучительно. А уходить надо. Заканчивается время визита, и строгие служители дворца вежливо выпроваживают гостей. Уходя, я все время оглядываюсь. Хочется взглянуть еще и еще раз… Потом, не выдержав, оборачиваюсь. И вот уже сотни людей уходят, повернувшись к Тадж Махалу лицом. Странная, сумасшедшая процессия. Здесь нельзя оставаться очень долго! Среди этих магических камней можно сойти с ума.

Когда я стою перед Тадж Махалом, то почему-то думаю о конце света. Когда не станет неба и земли, и планеты сойдутся в коллапсе. Все перемелется на уровне атомов, электронов. Неужели погибнет и Тадж Махал?! Превратится в пыль, испарится… Эта мысль кажется невыносимой. Все можно повторить. В бесконечном круговороте природы мир непременно возродится. Все можно отстроить заново. И нет ничего страшного в том, что погибнет жизнь, Земля, Вселенная… Погаснут Солнце и звезды… Не станет света, пространства, сотрется в прах вся человеческая память. Это не главное. Это вторично. Во всей этой зияющей пустоте мирозданья должны остаться Бог и Тадж Махал.