Ненужный герой

С незапамятных времен ведут люди споры о роли личности в истории. Одни полагают, что именно великие преображают этот мир на свой лад. Как писал известный английский историк Томас Карлейль в книге “Герои и героическое в истории”, “… всемирная история, история того, что человек совершил в этом мире, есть по моему разумению, в сущности, история великих людей, потрудившихся здесь, на земле. Они, эти великие люди, были вождями человечества, образователями, образцами и, в широком смысле, творцами всего того, что вся эта масса людей вообще стремилась осуществить, чего она хотела достигнуть; все содеянное в этом мире представляет, в сущности, внешний материальный результат, практическую реализацию и воплощение мыслей, принадлежащих великим людям, посланным в этот мир. История этих последних составляет поистине душу всей мировой истории”.

На подобную точку зрения пакистанский поэт Юсуф Зафар отвечает:

Эй, мудрец!
Ты долбишь застарелую ложь,
ты сшиваешь лоскутья
придуманной славы,
Ни в одном
из писаний твоих не найдешь
тех людей,
на которых держались державы, —
Чьи труды
создавали зубцы крепостей,
и оружье,
и храмы,
и обувь,
и сбрую,
Чьи тела
за столетье – на много локтей,
перетлев,
приподняли
поверхность земную!…
А твои
показные гирлянды имен
золотые кумиры
истории чинной –
Лишь зола
на подошвах идущих времен,
лишь игра пузырьков
над морскою пучиной.

Разумеется, каждый в этом споре может иметь собственное мнение, тем не менее, даже люди, не склонные придавать большое значение роли личности в истории, не смогут отрицать того, что фигуры героев прошлого обладают огромным значением в современной жизни. Кумиры просто необходимы людям. И хотя тот же Томас Карлейль делил героев на божеств, пророков, поэтов, пастырей, писателей и вождей, самое большое место в сердцах людей занимают герои войны. Мы можем вспомнить наше недавнее советское прошлое или заглянуть в национальную историю любого народа, и результат будет всегда один. Воины всегда окружены самой большой славой. Причем иногда на второй план даже уходит традиционный национализм историков. Мы знаем, с каким трепетом относились на Востоке к Александру Македонскому (Искандеру Двурогому) или в Европе к Наполеону.

Судя по историческим трудам, издающимся в Казахстане, у казахского народа никогда не было проблем с недостатком этих самых героев. Жизнеописания сотен доблестных батыров, например, эпохи казахо-джунгарских войн просто заставляют проникнуться жалостью к “неразумным” монголам, вздумавшим тягаться с таким героическим народом. Впрочем, об этой составляющей нашей истории очень много говорится в последнее время, и здравомыслящие люди просто не забивают себе голову всей этой чепухой. Однако случается и такое, что кое-какие фигуры отечественной истории, казалось бы, заслуживающие самого пристального внимания, оказываются в забвении.

Одним и, наверное, самым ярким из таких “забытых” персонажей является хан Мухаммад Шайбани. Между тем, деятельность этого степного витязя заслуживает того, чтобы остановиться на ней более подробно. Только для начала автор этих строк считает необходимым предупредить читателя о том, что слова “казах”, “ногаец”, “могол” “шибанид” и производные от этих слов используются в данной статье как сугубо политические термины.

Родился Мухаммад Шейбани в 1451 году. Его дедом был узурпатор хан Абулхаир, захвативший власть в Казахском ханстве в 1428 году (см. статью “К вопросу об основании Казахского ханства”). В 1468 году после смерти Абулхаира ханом был избран его сын и дядя Мухаммада Шейбани – Шайх-Хайдар. Однако Абулхаир оставил тяжелое наследство своему преемнику, умудрившись рассориться со всеми соседями. Потому хан Шайх-Хайдар сразу после получения ханского титула был вынужден погрузиться в войну на несколько фронтов, а большинство его подданных ушли к представителям законной династии Гирею и Джанибеку. Вскоре Шайх-Хайдар был убит, и юный султан Шейбани бежал от репрессий в далекую Астрахань. Правитель этого города Касым принял беглеца, но, видимо, враги Абулхаира решили извести его потомство под корень. Хан Большой Орды – Ахмат – с ногайцами осадил Астрахань. Кое-как сумел Шейбани вырваться из осажденного города.

Царевич решил возвращаться в родные степи. Там шибаниды под началом Бурудж-оглана смирившись с утратой престола Казахского ханства, пытались отстоять хотя бы право на свой улус — Кок-Орда (по другим сведениям Ак-Орда) основанный еще во времена хана Бату. Но вскоре этот улус был подвергнут разгрому союзниками казахских ханов – моголами. Тимуридский наместник укрыл Шейбани в Туркестане, но и в нем спокойная жизнь длилась недолго. Хан Гирей осадил город. Вновь побег. Неподалеку от Саурана отряд Шейбани напоролся на целое войско султана Иренчи. В яростной схватке полегли многие соратники Шейбани, но он сумел уйти от погони в Мавераннахр, где и нашел, наконец, надежное убежище.

Конечно, тимуриды, приютившие царевича, меньше всего были озабочены вопросами человеколюбия. Потомки Урус-хана чересчур быстро овладели кипчакской степью, а возникновение сильного государства на этой территории совсем не входило в планы среднеазиатских властителей. Поскольку же Шейбани после пережитого просто жаждал мести, то перспективному оппозиционеру были созданы некоторые условия для реванша. Туда же в Мавераннахр начали стекаться все недовольные реставрацией власти потомков Урус-хана. Подготовка к войне заняла около двух лет. Кроме проблем материального и морального характера, Шейбани уделил серьезное внимание вопросам раскола антишибанидской коалиции. В 1471 году в результате заговора тимуридами был взят в плен и заточен в ташкентскую тюрьму могольский хан Юнус. Но самое главное, что Шейбани удалось заключить союз с ногайскими беками. Последние также были напуганы ростом могущества Казахского ханства. К тому же, между потомками Едыге и Уруса всегда существовала историческая неприязнь. Даже в 1579 году, спустя сто лет после описываемых событий, ногайский князь Урус писал русскому царю: “С Акназаровым царевым отцом с Орусом с нашими прадеды Идигием князем недрузи головные. И ты бы с казацким царем не говорил, как яз для тебя с крымским царем не говорил”. Ногайский бек Муса дал обещание, что в случае успеха предприятия признает Шейбани казахским ханом.

Вторжение началось с захвата Аркука и Сыгнака. Оседлое население этих городов не симпатизировало ни одной из сторон в этих междоусобных кипчакских войнах и, в стремлении избежать лишних потерь, как правило, легко распахивало ворота перед противником. В то же время взятие Сыгнака имело огромное психологическое значение, поскольку этот город издавна являлся столицей кипчаков. Далее Шейбани предполагал начать агитационную работу среди кочевников, но казахский хан Бурундук, вероятно, благодаря утечке информации оказался готов к войне. Огромная армия под началом самого хана уже спешила принять бой.

Союзник Шейбани – Муса увидев, что первоначальный план провалился, откровенно струхнул и стал предлагать спастись бегством. “Если меч мира сдвинется с места, то и он не перерубит ни одной жилки, пока не захочет бог”, — ответил Шейбани и стал готовиться к битве. По уверению средневекового историографа Али Бинаи, Шейбани располагал лишь тремя сотнями своих бойцов, не считая ногайцев, в то время как армия Бурундука насчитывала пятьдесят тысяч всадников. Понятно, что в этом случае имело место обычное преувеличение сил противника, столь свойственное для средневековых (и не только) летописцев, но вместе с тем нельзя отрицать того обстоятельства, что казахские ханы и султаны в этом, как и почти во всех последующих сражениях, располагали серьезным превосходством в численности.

Битва была недолгой. В ходе стремительной атаки Шейбани опрокинул отборный вражеский отряд, которым командовал султан Касым. Это и решило исход всего дела. Вскоре в бегство кинулось все казахское войско.

Однако в стане шибанидов и ногайцев недолго праздновали победу. Муса прекрасно понимал, что военный потенциал Казахского ханства еще очень велик. Признать же молодого шибанида казахским ханом значило обречь себя на длительную войну с далеко не очевидным результатом. Шейбани вновь остался один, если не считать, конечно, той мизерной поддержки, которую он получал от тимуридов. К тому же моголы сумели освободить хана Юнуса, готового включиться в борьбу на стороне казахов. Несмотря на все эти обстоятельства, Шейбани решил оставаться в Сыгнаке.

Как и следовало ожидать, к зиме казахи вновь предприняли поход на Шейбани. В этот раз войско возглавил сын хана Джанибека – султан Махмуд. Битва состоялась в сильнейший снегопад у самых стен Созака. И снова верх одержал Шейбани. Но досталась победа слишком дорогой ценой. Восполнять потери было нечем.

Тем временем, раздосадованные поражениями, султан Махмуд и хан Бурундук, объединив войска, вновь двинулись к Сыгнаку. Шейбани встретил их с горсткой бойцов на перевале Согунлук в горах Каратау. В жестоком бою Бурундук был ранен, а Махмуд убит, но силы оказались неравными и казахи сумели, наконец, одолеть Шейбани, который был вынужден бежать на Мангышлак.

После этой дерзкой, но в целом неудачной кампании на некоторое время Шейбани был вынужден забыть о своих политических амбициях. Тимурид Ахмад-мирза с одобрением относился к любым акциям, которые самостоятельно предпринимал Шейбани против казахов, но войск по-прежнему не давал. Помимо же моголов теперь на стороне казахов были еще и ногайцы. Для достижения успеха обязательно нужны были союзники, а взять их было негде. Но в 1487 году умирает могольский хан Юнус, и у Шейбани, которому надоело быть игрушкой в руках тимуридов, рождается новый и откровенно рискованный план. Принимая участие в войне Ахмад-мирзы с новым могольским ханом Махмудом, Шейбани вступает в тайные переговоры с противником и достигает столь необходимых ему соглашений.

В результате помощи Шейбани, в 1488 году хан Махмуд одерживает убедительную победу в битве на р. Чирчик над Ахмад-мирзой. В качестве благодарности могольский правитель отдает Шейбани захваченный у тимуридов Отрар. Впрочем, для самого хана Махмуда тактический выигрыш обернулся поражением в стратегическом отношении. Хан Бурундук, разгневанный подобной политикой могольского правителя, немедля развязал войну, в ходе которой армия хана Махмуда дважды потерпела поражения.

В расстановке сил происходят изменения, и теперь уже тимуриды становятся союзниками казахов. Но подобное положение дел играет на руку неутомимому Шейбани, который раз за разом подвергает разгрому войска казахов и тимуридов и прочно удерживает за собой Отрар, Ясы, Аркук, Узгенд, Сыгнак и Ак-Курган. И хотя вскоре могольский хан, осознав грозящую ему опасность, вновь возвращается к традиционному союзу с казахами, хан Бурундук, утомленный войной, заключает мир с Шейбани, завуалировав таким образом свое поражение. Последний же начинает разрабатывать планы новой и главной войны в своей жизни, которая впоследствии привела к цепочке событий мирового масштаба.

В 1500 году после тщательной подготовки Шейбани вторгается в Мавераннахр и захватывает Бухару. В следующем году под его власть попадает уже Самарканд. Бабур, которому только и остается, что обзывать Шейбани “деревенщиной”, бежит к моголам. Некоторые современные историки склонны недооценивать этот успех и считают, что Шейбани сумел осуществить задуманное исключительно вследствие удачного для него стечения обстоятельств. Скептики, видимо, забывают о том, что подобное не удавалось впоследствии ни одному из казахских ханов, хотя многие из них задавались аналогичной целью.

Завоевание обширной территории и создание единого государства не могло не встревожить соседние державы. Отныне у Шейбани нет союзников, но в 1503 году в сражении под Ахси он наголову разбивает могольскую армию. В 1507 году Шейбани покоряет Хорасан. В 1508 году он вновь расправляется с могольским ханом Махмудом. Одновременно с этим Шейбани вводит экономические санкции против Казахского ханства, налагая запрет на торговлю с кочевниками, и в дальнейшем войну с казахами ведет под лозунгом джихада. Очевидные успехи Шейбани в этом противостоянии окончательно подорвали авторитет верховного казахского хана Бурундука, который уже больше царствовал, нежели правил.

Но положение Шейбани было чрезвычайно шатким. Степняк был чужд своим подданным, к тому же в стан его врагов, которых и без того было не мало, вошел основатель государства Сефевидов в Иране шах Исмаил. Всего лишь одно поражение могло разрушить все могущество Шейбани. Так оно и произошло. В 1510 году султан (по сути уже хан) Касым, которого мусульманские историографы называли самым могущественным повелителем Дешт-и Кипчака после Джучи-хана, сумел, наконец, нанести поражение Шейбани. Это было началом конца. Осенью того же года, развивая полученную инициативу, в наступление перешел шах Исмаил. В бою под Мервом Шейбани погиб. Однако смерть отважного степного богатыря и полководца не стала концом основанного им государства, которое продержалось еще много лет. Но это уже совсем другая история.

Разумеется, об этом бесстрашном бойце и великолепном полководце авторы современных учебников по истории Казахстана и Узбекистана не упомянуть просто не могут, но справедливых оценок этот средневековый деятель еще не получил, и происходит это по следующим причинам.

  1. Казахстанские историки до сих пор не могут уяснить для себя, что история Казахского ханства и история казахского народа являются не совсем тождественными понятиями. Хотя известно, что в состав Казахского ханства в разные периоды входили кыргызские, каракалпакские, калмыцкие племена, а также сарты Сыгнака, Туркестана, Созака, Ташкента и других городов. С другой стороны, предки современных казахов составляли значительную часть населения Ногайской Орды, Сибирского ханства, Моголистана, не говоря уж о среднеазиатских государствах.
  2. Нынешние государственные идеологи Узбекистана считают, что это современное государство является продолжателем традиций державы Тимура. Соответственно, что самыми величайшими национальными героями признаются как сам Тимур, так и его потомки Улугбек и Бабур. Потому, к примеру, в ходе бурной и не всегда корректной дискуссии, разгоревшейся в 2006 году в Интернете между таджикскими и узбекскими историками, последние как могли, открещивались от кипчакского (то есть в их понимании варварского) периода истории Узбекистана, олицетворением которого является как раз Мухаммад Шейбани. Понятно, конечно, откуда идет подобная установка, ведь не случайно Ислам Каримов однажды обмолвился, что: “мы далеки от желания принизить других. Но в ту пору, когда некоторые наши соседи жили еще племенами, на нашей священной земле процветали наука и искусства”.

Таким образом, сложилась несколько парадоксальная и нетипичная для Центральной Азии ситуация. Если обычно национальные историки этих стран стремятся “приватизировать” любых мало-мальски стоящих героев истории, благодаря чему завязываются споры об этнической принадлежности, например, Аль-Фараби или Чингисхана, то Шейбани оказался никому не нужен. Между тем ясно что, по крайней мере, в казахской истории Мухаммад Шейбани должен по праву занять свое место, так же, впрочем, как хан Кучум или Бек Едыге.