Как гласит любой учебник по теории государства и права, непосредственными предшественниками законов являются обычаи и традиции. Именно по этой причине правовые системы многих государств отличаются своей спецификой. Не говоря уж о мусульманских странах, где все регулируется шариатом и существуют такие виды наказания, как отрубание рук и забивание камнями, даже в Советском Союзе существовали нормы права, учитывающие местные культурные особенности. В частности, в уголовном праве специально оговаривалось, что санкции статьи, предусматривающей ответственность за ношение и хранение холодного оружия, не распространялись на народы, у которых, например, кинжалы являлись деталью национального костюма.
В этом отношении по разного рода причинам право в Казахстане безлико. Естественно, что подобное положение дел оборачивается отсутствием логики в праве и не способствует воспитанию уважения к законам у населения. Многие общественные деятели неоднократно поднимали и поднимают вопрос о необходимости решения этой проблемы. Если не считать небезызвестной инициативы о введении института монархии, практически самыми часто озвучиваемыми предложениями являются такие нововведения, как суд биев и многоженство. Именно эти институты и хотелось бы рассмотреть автору в данной статье.
Суд биев
Преимущества суда биев на первый взгляд вполне очевидны. Отсутствие излишней волокиты и высокий личный авторитет судьи-бия, кандидатура которого согласовывается всеми участниками процесса, казалось бы, делает этот институт крайне необходимым для населения. Даже бывший председатель Верховного Суда Казахстана – М.Нарикбаев – ратует за скорейшее введение этого новшества. Но прежде чем согласиться с аксакалом от юриспруденции, обратимся для начала к истории вопроса.
Суд биев действительно был чрезвычайно эффективным институтом в кочевом обществе. Это неоднократно подчеркивали, в частности, чиновники российской администрации в XVIII-XIX вв. Известно множество случаев, когда русские крестьяне или торговцы в своих тяжбах с коренным населением предпочитали биев имперскому суду. Однако, начиная с XIX века, суд биев стал терять свою популярность, что подтверждают практически все источники. В чем же была причина падения авторитета народного правосудия?
Чокан Валиханов полагал, что виной тому было законотворчество российских властей, которые путем реформ последовательно сужали поле деятельности биев, а также изменили основополагающий принцип этого суда. Если бием у кочевников мог быть признан абсолютно любой человек, которому доверяли стороны процесса, то российские власти в стремлении упорядочить этот процесс сделали эту должность выборной. После чего, считал Ч.Валиханов, на выборах стал побеждать кандидат, представляющий наиболее сильные степные кланы. Естественно, что, став бием, человек просто не мог не отблагодарить свой электорат и начинал работать исключительно в его интересах. Вслед за Ч.Валихановым такую точку зрения излагают практически все современные историки.
Конечно, отчасти Чокан Чингизович был прав. Но проблемы в судебной системе у кочевников начались раньше 20-х г.г. XIX века, когда были введены в действие имперские “Уставы”. Так, например, источники сообщают нам о том, что в конце XVIII века Младший Жуз оказался “на краю гибели” вследствие непрекращающейся барымты.
Барымта, которой многие современные журналисты ошибочно называют банальное скотокрадство, на самом деле была способом обеспечения исполнения решения суда. То есть сторона, которая не дожидалась этого самого исполнения, имела право на захват имущества должника до исполнения им своих обязательств. При этом существовали определенные правила барымты: она совершалась после предупреждения, в открытой форме и т.п. То обстоятельство, что барымта охватила огромное количество населения, как раз и показывает реальную картину того времени, в котором, может быть, сами бии еще оставались честными и неподкупными, но их решения потеряли всякую силу. С чем же это было связано?
Дело в том, что суд биев хорошо зарекомендовал себя именно в эпоху средневековья, то есть в пору чистого номадизма. И хотя автор этой статьи сам частенько использует, например, такой термин, как “государство” применительно к Казахскому ханству, это все же не совсем правильно, поскольку может формировать у читателей отчасти ложные представления. Вообще освещение истории кочевников Великой степи с использованием европейских терминов настолько же уместно, насколько уместно изложение истории самой Европы с помощью таких терминов как, “ель” или “орда”. С другой стороны, стремление избежать широко используемых терминов в нашем европоцентристском мире приведет к полной дезориентации читателей. Хотя, безусловно, что Казахское ханство никак не являлось государством в европейском понимании, несмотря даже на все разнообразие определений этого термина.
Хан никаких благ от своих подданных не имел, а наоборот, должен был обеспечивать их новыми территориями для кочевий и вести для этого успешные войны. Классов в кочевом обществе того периода не смогли обнаружить даже дотошные по этой части советские ученые, после чего объявили, что эксплуатация человека человеком у казахов была тщательно замаскирована. Но откуда было взяться классам при экстенсивной, то есть крайне рискованной, форме скотоводства? “Смельчак до первой стрелы, богач до первого джута”, — гласит старинная казахская пословица. А поскольку джуты, засухи и нападения врагов происходили очень часто, то благосостояние в виде табунов и отар не играло практически никакой роли. Соответственно, что на первый план выступали лица с незаурядными личными качествами, а богатые люди могли рассчитывать на влияние в обществе, только если являлись мырзами (щедрыми) напоказ, выражая свое пренебрежительное отношение к материальным ценностям. В этих условиях моральный авторитет имел огромное значение не только для бия, но и для сторон в судебном процессе. Неисполнение решения суда разрушало репутацию, а ею дорожили все, поскольку только она давала право на власть.
Вхождение Казахстана в состав Российской империи просто неизбежным образом повлекло за собой изменения во всех сферах общественной жизни. Кардинальным образом изменилась и экономическая ситуация. Документы той эпохи сообщают нам о колоссальных продажах скота на рынках близлежащих российских городов. Степняки узнали вкус денег. Вот тут-то на сцену выступили баи – аналоги русских кулаков. Этим воротилам уже не нужны были не только бии, но и ханы с султанами. Нынешние казахские историки упрекают российскую администрацию того периода так же и в ликвидации ханской власти. Однако подобные обвинения точно обращены не по адресу. Дворянская Россия в значительной части сама вела свою генеалогию от Чингисхана и очень уважительно относилась к потомкам “потрясателя вселенной” в Казахской степи, до последнего пытаясь сохранить за ними влияние. Но ничего не вышло. Аристократы вчистую проиграли буржуям. В конце концов, баи достигли того, что им стали присваивать титул султанов, как этого добился, к примеру, отец Абая – Кунанбай.
Та же незавидная участь постигла биев. Зачем богатым людям честный и беспристрастный суд? Введя выборность биев, русские власти на самом деле пытались спасти этот институт. Но и это вроде бы самое благонамеренное и к тому же демократичное нововведение оказалось бессильно перед зародившимся казахским капиталом.
Ясно, что в нынешних условиях, когда Казахстан уже полностью погрузился в океан рыночной экономики, говорить о возрождении подобного института просто бесполезно. Суд биев и современное государство несовместимы. Даже если суд биев будет введен, возникнет масса хотя бы чисто организационных вопросов. Кто будет вести документацию? Что будет, если бий (наверняка не обладающий юридическим образованием) вынесет заведомо несоответствующее законам решение? В старину бии зачастую основывались на прецедентах, но подобная практика несовместима с романо-германской системой права, на которой основано наше законодательство. Кто будет заниматься исполнением решения суда, когда наши судебные исполнители и так завалены исполнительными листами? Тогда, наверное, придется возродить и барымту, которая опять-таки современными нормами права будет трактоваться как самосуд.
Впрочем, подобные вопросы, наверное, не сильно волнуют того же М.Нарикбаева, для которого, судя по всему, суд биев является не более чем поводом привлечь внимание к собственной персоне. В общем, остается выразить надежду, что власть имущие все-таки проявят благоразумие в этом вопросе, тем самым сэкономив бюджетные средства, которые можно было бы пустить на дальнейшее развитие безусловно необходимого института присяжных заседателей.
Институт многоженства
Вопрос полигамии, по сравнению с вопросом о суде биев, занимает общество гораздо больше и, судя по откликам в СМИ, инициативы, проявляемые некоторыми депутатами, многими воспринимаются в штыки. Потому рассмотрим в начале два основных аргумента противников данного нововведения.
Аргумент 1. Введение института полигамии нарушает права женщин. В таком случае казахстанские женщины должны иметь право на многомужество.
Эту мысль недавно озвучила в стенах парламента госпожа Бахыт Сыздыкова, получив при этом безусловную поддержку со стороны женского населения. Однако тем самым народная избранница продемонстрировала типичную женскую логику, как политкорректно мужчины обычно именуют отсутствие таковой. Хотелось бы объяснить уважаемому депутату (если она, конечно, снизойдет до чтения этой статьи) и всем остальным милым дамам, что речь не идет о введении института многоженства. Предложения депутатов касаются проблемы легализации уже существующего явления (которое, кстати, существовало даже в годы советской власти, несмотря на то, что считалось преступлением). Не зря же казахская пословица говорит, что “русский разбогатеет – дом кладет, казах разбогатеет – жену берет”. В то время как многомужества в Казахстане (по крайней мере, в таких масштабах) не существует.
Легализация многоженства не только не нарушает прав женщин, но, напротив, устанавливает эти права. По большому счету, мужчинам внесение этих самых поправок в Кодекс “О браке и семье” абсолютно не нужно. Жить с несколькими фактическими супругами ничего не мешает и в данное время. Проигрывают при этом токалки (младшие жены), которые не могут заявить, например, своих прав на часть наследства главы семейства, и их дети.
Аргумент 2. Это архаизм, который будет неодобрительно воспринят на “Западе”.
У “Запада” есть столько действительно реальных поводов для критики в адрес Казахстана, что вряд ли какой-то чисто социальный вопрос будет занимать умы тех же европейцев. Если же последние все-таки озаботятся этой проблемой (в чем сильно сомневается автор этой статьи), то им всегда можно будет напомнить о такой практике развитых стран, как свободная продажа оружия и наркотиков или регистрация однополых браков. После чего вопросы об аморальности многоженства, наверное, отпадут сами собой.
Так что, подобные высосанные из пальца аргументы противников легализации многоженства, по крайней мере, не убедительны. В то время как положительные стороны этого обычая очевидны и неоспоримы. В подтверждение можно указать на следующие моменты.
Во-первых, с повестки дня снимается старая и актуальная проблема соотношения “девяти ребят на десять девчат”. Не будем забывать про то, что из этих девяти ребят еще трое-четверо погибают в уличной драке или на опасной работе, эмигрируют за границу, всю жизнь сидят в тюрьмах, накладывают на себя руки, спиваются, становятся всякими наркоманами-гомосексуалистами или просто превращаются в импотентов от насыщенной стрессами мужской жизни. С женщинами такие вещи происходят гораздо реже либо не происходят вообще. А сколько существует убежденных холостяков? В то время как мечта о свадебной фате, кажется, самой природой заложена в женщинах.
Во-вторых, серьезно снизится количество разводов. Что уж тут кривить душой, ведь очень многие женщины предпочтут стать байбише (старшей женой), нежели брошенной. Ведь шанс выйти замуж во второй раз выпадает далеко не каждой.
В-третьих, решается актуальная для многих мужчин в стране проблема наследника. Что делать, если жену любишь и уважаешь и жить без нее не можешь, но она бесплодна или рожает только девочек? Патриархальная казахская семья вообще не жизнеспособна без сыновей, то есть без защитников. Можно смело утверждать, к примеру, что не было бы никакого “Рахатгейта” в стране, если бы у Нурсултана Абишевича был взрослый сын. Правда, в таком случае мы, наверное, точно получили бы “азербайджанский вариант” передачи власти, но это уже тема для совсем другого разговора.
Можно было бы добавить еще и “в-четвертых” и “в-пятых”. Но, как говорили древние, “понимающему – достаточно”. Остается только ждать того, чтобы это поняли и в нашем парламенте. Тем более, что легализация многоженства не потребует никаких затрат со стороны государства.
Понятно, конечно, что проблема соотношения традиций и права не ограничивается только судом биев и многоженством. Тем более что под традициями надо понимать не только исторические обычаи и обряды казахского народа. Множество таких традиций сложилось и продолжает складываться в нынешнее время. Задачей лиц, ответственных за законотворчество, как раз и является рассмотрение всех этих тенденций на предмет возможности использования в праве. И тогда казахстанское законодательство будет обладать не только “изюминкой”, но и реально соответствовать своему основному назначению – служить людям.