От ипотечников к мировому кризису, и обратно. Окончание

Начало см. здесь.

***

Итак, мы закончили на том, что как регулятор денежного рынка, Национальный банк Казахстана подобен охраннику крепко запертых ворот, помогающему всем подряд обходить ворота с любой стороны.

И здесь стоит раскрыть историко-политэкономическую суть монетарного взаимодействия развитой и “развивающейся” экономики:

Поскольку сложившиеся в США и Европе классические рыночные системы базируются на пополнении экономики растущей, — под рост ВВП и фондового рынка, денежной массой исключительно через банки, и на основе платности и возвратности, постольку и вся экономика, в любой момент, должна банкам — все имеющиеся в ней деньги. Точнее – не только всю уже эмитированную банками, и ссуженную экономике денежную массу, но и еще, сверх того, некоторую еще даже не “напечатанную” сумму – в оплату ссудного процента.

Сама такая схема предполагает единственную возможность рассчитаться с банками по ранее взятым кредитам – взять новые, еще большие. Что успешно и осуществляется, — при том обязательном условии, что наращивание денежной массы сопровождается эквивалентным ростом обслуживаемого этими деньгами рынка товаров и услуг. Реальных или виртуальных, но обязательно – растущих. Без роста реального ВВП, или, хотя бы, рынка всяческих финансовых “инструментов”, и хотя бы на проценты, не меньшие базовой ставки рефинансирования, такая схема работать не может в принципе.

Это – то неотъемлемое свойство сложившейся еще при переходе европейского феодализма в капитализм коммерческой модели взаимодействия банков и товарного рынка, которое, по сути, и привело к системному кризису уже глобального масштаба:

Географически, пределы наращивания ВВП, обслуживаемого глобальной эмиссионной системой, исчерпаны, даже Куба, Иран и Северная Корея фактически подключены к ней же. Расширению же дальнейшего потребления в пределах мирового рынка препятствуют политические режимы “развивающихся” стран: они способны наращивать платежеспособность собственную, но никак не своего населения.

Поэтому не способной остановиться эмиссионной машине приходится “надувать” деньгами рынки нефти, продовольствия, земли и недвижимости, а также, все более, — рынки попросту виртуальные — различных финансовых деривативов.

Поскольку же рынки даже привязанных к чему-то реальному фьючерсов (нефти, зерна) по определению, — не устойчивы, рынок же финансовых “инструментов” — чистый “пузырь”, а насыщение их все новой ликвидностью все более отрывает их от последних связей с рынком реальным, обрушение всей такой, упершейся в свои пределы глобальной монетарной пирамиды, – лишь вопрос времени.

Тем более что перекредитование потребительского сектора (здесь Казахстан отстал от развитых стран лишь в силу малочисленности “среднего класса”) осложняет даже относительную стабилизацию.

В некоей посткризисной перспективе человечеству предстоит оздоровить рынок через осознание того, что деньги – не товар, а лишь мера стоимости и средство обращения реальных товаров и услуг. А потому их надлежит производить и регулировать не коммерческим способом. Но пока в повестке дня мирового кризиса другой вопрос: распад глобальной ростовщической монетарной системы на блоковую, в рамках которой продолжится примерно тот же цикл – борьба каждого валютного блока за расширение своего рыночного (читай – эмиссионного) пространства (см. “Ключи от кризиса” и “Пятый путь” Н.Назарбаева).

Впрочем, не будем здесь разворачивать мысль насчет причин и исхода мирового кризиса. Нам, в данном случае, достаточно подчеркнуть вот это, уже сказанное: вся обслуживаемая головным банком-эмитентом экономика находится в полном, и постоянно растущим долгу перед ним – на сумму всей денежной массы, плюс ссудный процент сверху.

Второе, что следует подчеркнуть, это вытекающее из возвратности и платности банковского кредита такое свойство денег, как то, что они – не просто товар на рынке, но – самый главный товар. В силу чего то самое первичное банковское рефинансирование (осуществляемое в экономиках развитых, и не осуществляемое в нашей “развивающейся”) есть тоже бизнес. Причем не просто бизнес, а такой, лицензия на который, при самых ничтожных “производственных” затратах, дает не сравнимый ни с каким иным видом предпринимательства коммерческий эффект.

Само собой, что монополия на такой эмиссионный бизнес, закрепленная развитыми странами за собой, и есть кардинальное отличие их экономик от “развивающихся”.

***

Что же тогда представляет собой эмиссия национальной валюты, – тенге, в нашей стране?

В силу самой, описанной нами модели “полной конвертации”, Национальный банк тоже осуществляет эмиссию тенге, — но не суверенную, а как производную от внешнего платежного баланса. Скупая доллары в случае их избыточного предложения на валютном рынке, или, наоборот, продавая часть своих ЗВР, Нацбанк фактически занимается только конвертацией – валюты внешнеэкономических расчетов в валюту, обслуживающую расчеты внутри страны. В этом смысле тенге – это просто “внутренний доллар”, — полное его отражение в местной перепечатке. Как, кстати, и рубль тоже является “русским долларом”.

В отличие, между прочим, от юаня, который хотя и накрепко привязан к американской валюте (несмотря на многолетнее негодование США), в последнее время все более становится не “китайским долларом”, а суверенной валютой – в силу собственной кредитной эмиссии Госбанком Китая.

Как сами развитые страны справляются с тем обстоятельством, что их экономики полностью в долгу перед их банками, рассматривать не будем, это – не наши проблемы. Но вот то, что вся денежная и кредитно-банковская система Казахстана есть, по сути монетарная провинция евро- и долларовой денежных систем, неизбежно накапливающая внешний долг, и исправно перекачивающая в метрополию все эмиссионные и кредитные дивиденды, — это факт.

Списывать накопление внешнего долга на некие “чрезмерные” заимствования коммерческих банков и компаний – наивно. Умеренность, или неумеренность привлечения денег с внешних рынков оставляет “развивающейся” экономике на выбор лишь скорость роста зависимости от иностранных кредиторов. Избавиться же от нее в принципе, при такой схеме – невозможно. Как невозможно отменить и то правило, что с ростом внешнего долга возрастает и отток национальных ресурсов на его обслуживание.

Причем развитые экономики, кроме дешево поставляемого на их рынки сырья, и прямого эмиссионного и ссудного доходов, имеют от “развивающихся” экономик еще и ту пользу, что “сливают” в них существенную часть собственной монетарной инфляции. То есть, в Казахстане цены растут в разы быстрее, чем в Европе и США не только в силу нашей технической и технологической отсталости, низкой производительности труда, высокого монополизма и коррупции, но и по чисто монетарным причинам. Развитые экономики могут позволить себе кредитование по ставкам ниже инфляции именно потому, что “развивающимся” это не позволено.

***

Стоит напомнить, что еще в начале 2000-х годов руководство Национального банка, оправдывая высокую стоимость кредитов, ссылалось на временность этого явления, обещало, что с ростом коммерческих банков и развитием конкуренции между ними стоимость денег у нас будет “как в Европе”. Экономический бум, как известно, прежде всего сказался на банковской сфере, — она стала “экономическим локомотивом”, лидером по темпам роста и прибыльности, самой “продвинутой” в СНГ, примером для подражания.

Кредиты, между тем, своей стоимости так и не понизили, а Правительству так и не удалось вписаться в запланированные минимумы инфляции.

Стоило же разразиться кризису, как именно банковский “локомотив” затормозил всю экономику. В самом деле:

Мировые цены на нефть и металлы еще почти год после начала финансового кризиса еще быстрее стремились вверх, падение их на пике лета 2008 года было не столь глубоким и относительно кратковременным, стабилизация же произошла на уровне, опять обеспечивающем сверхприбыли. Поэтому ни падения производства, ни снижения инвестиций в сырьевом секторе не произошло, эту часть нашей экономики мировой кризис практически не затронул, с ней как было, так и сейчас все в порядке.

Другое дело, — кредитозависимая часть: с закрытием рынка внешних заимствований она одномоментно “захлопнулась”, и с тех пор ее состояние, как видим, только усугубляется.

Надежды же просто переждать мировой кризис – не состоятельны. Собственно, рынок денежных заимствований и сейчас открыт, проблема в самом Заемщике: кредитный рейтинг Казахстана подорван, и восстановление его – проблема весьма отдаленная. Кроме Китая, конечно, готового инвестировать и кредитовать сколько угодно.

В целом же на мировом финансовом рынке в краткосрочной перспективе следует ожидать только обострения вступивших уже сейчас в открытую конкуренцию эмиссионных систем доллара, евро, иены и фунта. Что вряд ли облегчит нам западные заимствования, зато ускорит импорт инфляции. В среднесрочной же перспективе Казахстану, вслед за Таможенным союзом, предстоит (по всей видимости) стать частью и союза валютного. Что не снимает описанную нами проблему вторичности национальной валюты, напротив – усугубляет ее.

В самом деле, когда тенге, уйдя от роли “казахского доллара”, станет “казахским рублем” (или “русским алтыном” — название не меняет сути) проблема подпадания под внешнюю кредитно-эмиссионную эксплуатацию приобретет дополнительную многослойность. Поскольку экономика России практически такая же “развивающаяся”, но относительно нас – доминирующая, казахстанская часть кредитно-банковской системы будет работать на выкачивание эмиссионного дохода, и закрепление долговой зависимости от Москвы (если даже Межгосударственный банк будет дислоцирован в Астане), самому же рублю-алтыну (если нынешние принципы сохранятся) суждена роль “русско-казахского юаня”. Плюс – роль “русско-казахского” евро и доллара — в той мере, в какой западные валюты сохранят себя, и свое доминирование на евразийском пространстве, уже в посткризисном мире.

***

Переходя же к изложению того, что можно было бы сделать для оздоровления национальной кредитной системы, разобьем предложения на тактические и стратегические.

Тактически, следовало бы запустить в работу государственный Стресс-фонд, имеющий своей задачей выкуп у коммерческих банков наиболее проблемных кредитов, наибольшей экономической или социальной значимости. В первую очередь — остановленные ипотечные платежи. А также, например, невозвратные долги МСБ и сельских агропроизводителей. Долги выкупаются, разумеется, с дисконтом, минимально достаточным для оживления балансов банков. И эта новая уменьшенная стоимость ложится в основу пересматриваемых договоров с неисправными заемщиками.

При этом вопрос о немедленном возобновлении платежей, пусть и в пониженном объеме, не ставится, — отношения должников со Стресс-фондом замораживаются до решения задачи стратегической.

***

Стратегическая же задача – создание национальной системы кредитования, эквивалентной применяемой в США и Европе. То есть, с нормальной стоимостью банковского коммерческого кредита не выше 4-6%, и осуществлением целевых кредитных программ по еще меньшим ставкам, включая и отрицательные. Так, совершенно не является фантастикой кредитование программ жилищного строительства и ипотечного приобретения жилья по ставкам, например, в минус 10 процентов. Как и кредитование целевых программ для молодых семей, или сельских производителей, по еще большим отрицательным ставкам, фактически – в режиме государственного софинансирования.

Аргументы насчет социально-политической полезности такого способа кредитования – очевидны, да и возражения насчет экономических преимуществ дешевых и льготных кредитов – вряд ли найдутся.

Остается только ответить на вопрос: как такое возможно.

Ответ, между тем, простой: коль скоро развивающаяся (без кавычек) экономика нуждается в эмиссионном наращивании денежной массы, это наращивание и должно производиться, — в самой стране, и исходя из ее суверенного социально-экономического интереса. На что и должна работать система коммерческих и государственных банков Казахстана, исходно фондируемая Национальным банком.

А коль скоро деньги, пополняющие экономику Казахстана, должны поступать в нее исключительно через национальную кредитную систему, они не должны поступать откуда-то еще. Другими словами, внешний платежный баланс страны должен сводиться без участия в нем Национального банка. Вот, собственно, и все.

Технически, это означает, что Национальный банк должен уйти с торгов на валютном рынке, и заняться своим прямым делом, — рефинансировать банки второго уровня, соизмеряя свою кредитную ставку с ростом ВВП и инфляцией. И применяя все другие классические рычаги регулирования денежной массы, начиная с нормы резервных требований.

Что же касается сведения внешнего платежного баланса страны – это прямое дело Правительства, которым оно и должно заняться. Причем исполнение этой задачи совершенно не требует отказа от свободных торгов на валютном рынке, требований полной конвертации национальной валюты, и соблюдения других канонов монетарного либерализма.

Требуется только снять избыточное давление валютной выручки экспортеров на наполнение деньгами внутренней экономики, для чего достаточно лишь … поставить все на свои места. То есть, уж коль скоро экономика Казахстана – экспортно ориентированная, и основные ее субъекты получают выручку в иностранной валюте, и уж коль скоро доллар и внутри страны вполне легально ходит наравне с тенге, — пусть у страны и будут два государственных бюджета – один в национальной валюте, другой – в валюте внешнеэкономических операций.

Вот, собственно, и все, остальное – техническое оформление:

Налоги от экспортеров поступают в Национальный фонд, переведенный в режим валютного бюджета. Туда же переводятся и ЗВР Нацбанка. В валютном бюджете выделяется (как и сейчас) не расходуемая резервно-стабилизационная часть, остальные же средства расходуются в обычном бюджетном регламенте, на утверждаемые Парламентом цели, требующие оплаты в иностранной валюте. Благо, думающее об образовании молодежи и модернизации экономики государство всегда найдет, на что направить отчисленную от экспорта сырья валюту.

Торги на валютной бирже отменяются – за ненадобностью. Взамен (как и сейчас) гражданам и юридическим лицам обеспечивается возможность беспрепятственного обмена тенге на валюту, и наоборот. Банки берут за это комиссию – пусть. Она послужит препятствием для спекулятивных перетоков, а наличие многих банков и сети обменников не даст комиссии быть слишком высокой. А вот самим банкам любые обменные операции пусть гарантирует Минфин – за счет средств валютного и тенгового бюджетов, причем – бесплатно.

И, конечно, обменный курс тенге к основной валюте внешнеэкономических операций (пока – к доллару) надо привязать твердо, скажем, 1$ = 150Т.

***

Разумеется, даже такие, формально не нарушающие правила МВФ, нововведения встретят самую жесткую реакцию международных финансовых институтов, экспертов и рейтинговых агентств, — речь-то идет о переводе эмиссионной политики под национальный суверенитет. Но это уже – политический вопрос, выходящий за рамки собственно технического решения.

Технически же решение, повторим – вполне осуществимо.

Осуществимость же политическая – вопрос, как говорится, на засыпку.

По существу, в лице суверенного государства Казахстан мы имеем классическую колонию XIX века, только переведенную на высокие политтехнологии века XXI-го. То есть, управляемую не назначенным из метрополии генерал-губернатором, а вполне коренными персоналиями. Причем это не только и не столько колония сырьевая, — с этим как раз все очевидно, сколько колония монетарная, не очевидно, но накрепко прикрепленная к европо-американской кредитным метрополиям. И эксплуатируемая ими с еще большей выгодой и интенсивностью, нежели добыча и вывоз на мировые рынки нефти и металлургического сырья.

Резонен вопрос: зачем же наша страна приняла столь не выгодные для собственной экономики и суверенитета правила валютного рынка?

Признаемся, мы не имеем на него полного ответа. Хотя некоторые немаловажные фрагменты такого ответа – имеются.

Во-первых, столь невыгодные для внутренней экономики монетарные правила столь же выгодны экономике внешней. Так, если бы стояла такая двойная задача: обеспечить наиболее выгодный режим вывоза сырья из данной “развивающейся” страны, и при этом столь же выгодный режим деятельности иностранных кредитных систем на всей территории, ничуть не осложненный даже попытками национального фондирования, – монетарная модель ее реализации была бы именно таковой.

Во-вторых, политическая модель нашего государства выстроена, как известно, на сращивании собственно власти, по всей ее вертикали, с соответствующим по рангу бизнесом. И, само собой, верх властной пирамиды выходит на бизнес самого стратегического свойства, — как раз экспортно-сырьевой и банковский. А поскольку оба этих столпа национальной экономики мотивированы внешним интересом, такой же внешней мотивацией неизбежно проникается и государственное руководство. Бытие же, как известно, определяет и сознание: усвоение именно таких правил валютного рынка, под рефрен так во всем мире, произошло вполне естественно.

И еще насчет мотивации: мы вправе предположить, что значительная часть иностранных инвестиций представляет собой реэкспорт казахстанской же сырьевой валютной выручки. И, аналогично, существенная доля заводимых в страну зарубежных валютных ссуд и кредитов, имеют своими источниками те же казахстанские деньги, вывезенные из страны. Другими словами, иностранные инвесторы, вывозящие на свои инвестиции доходов уже больше (“великий перелом” произошел еще в 2005 году), нежели ввозится новых, а также и иностранные кредиторы, занимающие деньги Казахстану – во многом являются высокопоставленными субъектами казахстанской же власти.

Во всяком случае, тот факт, что создание экономических плацдармов для казахстанской элиты осуществляется за рубежом, — в Европе, США, Эмиратах, Сингапуре, а также уже и в Китае, в особых доказательствах не нуждается. Как не нужно особо доказывать и то, что государства–реципиенты всячески поощряют именно такое внешнее базирование высших субъектов казахстанского экспортного и банковского бизнеса. Тайна банковских вкладов, фирменных счетов, приобретаемых активов и собственности, состава владельцев оффшорных промежуточных компаний, развитыми странами обеспечивается неукоснительно. А это, при любой критике недемократического устройства сырьевых режимов, есть наилучшая гарантия их устойчивости.

***

Что со всем этим делать?

А для начала, знаете ли, надо бы все это, наконец, просто понять. То, что мы сырьевое государство, — эта истина всем известная. И если добавить, что мы — сырьевая колония, тоже особых возражений и возмущений не последует – всем же ясно, что происходит.

А вот насчет монетарных дел – здесь сложнее. То, что у нас кредиты дорогие, что страна накапливает внешний долг, что курс тенге как-то там колеблется, — это все укоренено и в народном, и экспертном сознании как явления совершенно нормальные. Так во всем мире, и все тут!

Критиковать такой порядок, выдвигать какие-то альтернативы – удел неудачников, дилетантов, первый признак отсутствия респектабельности. Между тем, братцы мои, наши надувающие щеки респектабельные макроэкономические рулевые – реально беспомощны. Кредитный процесс в стране опрокинут, и они, на самом деле, не знают, как с этим справиться.

Так давайте им поможем, хотя бы словом. Слово за слово, созреет такое общее понимание, на базе которого можно будет и реальным оздоровлением заниматься.

***

© ZONAkz, 2010г. Перепечатка запрещена