В российской истории XX века, совсем не бедной на значительные события и сильные характеры, Солженицын в числе самых ярких фигур. Откуда ни посмотри, Александр Исаевич в первой десятке.
У этого человека довольно необычное происхождение. По обеим линиям, отцовской и материнской, Солженицын из крестьян — да не простых. Папа будущего писателя, родившийся в ставропольского глубинке, поступил в Московский университет, в 1914 году ушёл добровольцем на фронт, заслужил офицерский Георгиевский крест, вернулся домой и летом 1918-го, едва успев жениться, за шесть месяцев до рождения сына трагически погиб на охоте.
По матери всё не менее интересно и драматично: дед Александра Исаевича, Захар Щербак, начинал батраком в Крыму, в 30 лет получил от хозяина на обзаведение корову и три десятка овец, а к 55 годам стал одним из богатейших землевладельцев российского Юга. Дворец семьи Щербаков с хитро устроенным водопроводом, бассейнами, электричеством (собственные дизельные генераторы) и другими чудесами, был перед революцией местной достопримечательностью. Сын старого Щербака Роман владел одним из первых в России “Роллс-Ройсов”.
Но пришли большевики и всё отняли. Дед Захар доживал век в нищете, находил приют у бывших работников, по-прежнему уважавших старика. Дядя Роман пересел с “Ролс-Ройса” на полуторку. Мама будущего писателя, блестяще закончив лучшую ростовскую гимназию, поучившись в Москве, зная три иностранных языка, при советской власти всю жизнь работала стенографисткой и скиталась с сыном по комнатушкам без удобств.
Такой вот бэкграунд был у пионера Сани Солженицына, ещё в школе решившего стать писателем, а в 18 лет твёрдо уверенного, что ему суждено создать самый великий роман о русской революции.
Наперсники детства и юности будущего Нобелевского лауреата в один голос говорят, что с ранних лет кроме ярких способностей к гуманитарным и точным наукам его отличала невероятное трудолюбие. Ученик ростовской средней школы, потом студент физмата местного университета, заочник знаменитого московского ИФЛИ системно и ровно, без унынья и лени, поглощал мегабайты знаний.
Но что касается писательского таланта Солженицына, всё долго оставалось под вопросом. Саша с раннего детства сочинял рассказы, стихи и пьесы, показывал их школьным и университетским друзьям, посылал известным советским литераторам – но отзывы получал сдержанные. Однако верил в свою звезду и продолжал упорно трудиться.
Неизвестно, что бы из этого вышло, живи юный честолюбец в наше вегетарианское время. Возможно, получился бы просто хороший писатель. Но по судьбе Солженицына паровой молотилкой прошёлся жестокий двадцатый век. Сначала, на фоне пионерского детства и комсомольской юности, воспоминания матери и деда о ранешней жизни, порушенной комиссарами. Потом 1941 год, война, да ещё первые месяцы — в обозе, где над нескладным выпускником физмата, не знающим, с какой стороны подойти к лошади, потешался весь взвод, состоявший из пожилых сельских мужиков. И только после — артиллерийская школа, офицерские погоны, Курская дуга, тонкий и звонкий комбат Солженицын, два ордена, уважение солдат и командиров.
После этого резкий слом биографии: тюрьма. В феврале 1945 капитана Солженицына арестовали — за крамольную переписку с другом, тоже фронтовым офицером. В письмах два бывших студента сомневались, что Сталин (для конспирации они называли его “Пахан”) правильно продолжает дело Ленина (для конспирации — “Вовка”). За эти по теперешним меркам невинные блогерские штучки Александр Солженицын получил 8 лет лагерей.
Четверть века спустя, в начале 70-х, когда в СССР будут травить антисоветчика Солженицына, обстоятельства его посадки и отсидки обрастут пакостными слухами и версиями. Будто бы срок он получил за то, что служил у Власова или даже в гестапо, во время следствия оклеветал друга, а в лагере был стукачом. Пройдёт ещё время, все доказательства “измены Родине” и “недостойного поведения” Солженицына рассыплются — но “осадочек” у ленивых и нелюбопытных граждан остаётся до сих пор.
После зоны Александр Исаевич был отправлен в ссылку и три года работал учителем в ауле Кок-Терек Джамбулской области (вообще, “Солженицын и Казахстан” это отдельная непростая тема, давайте о ней в следующий раз), а в 1956 году вернулся в Россию и ещё через год поселился в Рязани. Преподавал физику в школе, выходил во двор в залатанном бушлате колоть дрова, тайно от соседей по коммуналке выправлял и перепечатывал на машинке свои романы пьесы и был решительно никому не известен как писатель. Хотя человеку уже перевалило за 40.
В общем, как бы классический графоман. И даже не московский, а провинциальный.
Однако пройдёт ещё два года, над страной буквально взорвётся повесть Солженицына “Один день Ивана Денисовича”. Но сначала её прочитает главный редактор журнала “Новый мир”, автор поэмы “Василий Тёркин” Александр Трифонович Твардовский, и, помолодевший на 20 лет (об этом в один голос станут рассказывать сослуживцы, никогда не видевшие редактора в таком состоянии), с сияющими глазами будет восклицать, что русская литература не погибла.
“Иван Денисович” это действительно чистый бриллиант, одно из лучших произведений мировой гуманистической литературы. С такой оценкой соглашаются даже люди, не относящие к вершинам русской словесности “Бодался телёнок с дубом”, “В круге первом”, “Архипелаг ГУЛАГ” и “Красное колесо”.
На очень короткое время писателя с трудной судьбой полюбили большие начальники. Ему пожимали руку: спасибо, что помогаете нам преодолеть перегибы, допущенные в прошлом — но теперь надо приниматься за созидательные задачи. Все ожидали, что талантливый автор вольётся в ряды социалистических реалистов, а для начала возьмёт предложенную трёхкомнатную квартиру в Москве. Только он никуда не влился и ничего не взял. Солженицын продолжал гнуть свою линию, писал как дышал, рассказывал о пороках системы, предупреждал об опасностях, грозящих стране – и начальники быстро поменяли милость на гнев. Вот, значит, как! Все другие писатели верно служат партии, помахивают хвостиками, кушают сахарную косточку, а этот кем себя возомнил?
Интересно, что на протяжении долгой жизни Александра Исаевича такая ситуация повторялась не раз и не только в советские времена. Ельцин тоже сначала одобрял Великого изгнанника, когда тот клеймил “совок” — а Исаевич взял и написал “Россию в обвале”. И даже прогрессивная российская общественность (её суд бывает беспощадней, чем у больших начальников), с умилением взиравшая на несгибаемого старца, была возмущена до глубины души появлением в 2001 году, когда Солженицыну уже исполнилось 83 года, фундаментального исследования “Двести лет вместе” на дотоле глубоко табуированную тему русско-еврейских отношений.
Но это мы забежали далеко вперёд.
История с высылкой Солженицына из СССР в 1974 году и возвращением в Россию в 1994-м драматична и светла как вся его жизнь и не лишена горького юмора. Сначала плевки и оскорбления вслед, на Западе — недоумение эмигрантов третей волны: почему это он, оказавшись за границей, не клеймит вместе с нами “сраную рашку”? Потом признание полной моральной правоты великого писателя, уговоры вернуться, возвращение, большая мода на Солженицына, ожидание от него волшебных спасительных рецептов у одних людей и страхи у других: вдруг он поведёт народ на Кремль?
В середине 90-х Солженицын, наверное, мог бы стать президентом России, если бы захотел. Или русским аятоллой. Однако Александр Исаевич постоянно подчёркивал, что в политику не пойдёт, это не его путь. Он дописывал свои книги, встречался с людьми, слушал их и сам говорил, пытаясь донести до большого начальства народные заботы. А начальство, убедившись, что пророк не собирается поднимать восстаний, успокоилось и только похрюкивало ему в ответ.
Солженицын скончался в августе 2008 года, не дожив четырёх месяцев до 90-летия. Наверное, он полностью выполнил своё земное предначертание: написал великий роман о русской революции, как намерил в юности и много других книг. Но дело далеко не только в книгах.
Известный российский литературовед и критик Людмила Сараскина, автор наиболее основательной биографии Александра Исаевича, отмечает, что самые проницательные и художественно одарённые современники Солженицына, восхищаясь им как писателем, не скрывали своего потрясения от знакомства с Солженицыным-человеком. Первой, кажется, разглядела его особую природу Анна Ахматова, назвавшая Александра Исаевича светоносцем. “Мы и забыли, что такие люди бывают… Поразительный человек… Огромный человек…” — писала Ахматова.
Александр Твардовский, считает Сараскина, очень верно объяснил тайну немилосердной, необъятной зависти многих коллег к Солженицыну: ему не прощают не только таланта и успеха, ему не прощают иной природы личности. “Он — мера. Я знаю писателей, которые отмечают его заслуги, достоинства, но признать его не могут, боятся. В свете Солженицына они принимают свои естественные масштабы”.
А талантливый и грешный Юрий Нагибин сказал о Солженицыне так:
“Вот, значит, какими Ты создал нас, Господи! Почему Ты дал нам так упасть, так умалиться и почему лишь одному вернул изначальный образ?”
***
© ZONAkz, 2014г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.