Алматы. 8 декабря. КазТАГ — Сергей Зелепухин. Ситуация с резким снижением цен на нефть и стремительное ослабление российского рубля вновь ставит во главу угла ряд вопросов. Что будет с курсом нацвалюты? Почему Нацбанк никак не может согласовать валютную политику с российским Центробанком на фоне интеграционных процессов в рамках Таможенного союза (ТС) и Единого экономического пространства (ЕЭП)? И, наконец, как все это влияет на банковский сектор? На эти и другие вопросы мы попросили ответить председателя правления Народного банка Казахстана Умут Шаяхметову.
***
Нет худа без добра
— Умут Болатхановна, по традиции в конце года принято подводить его итоги. Какие события, произошедшие в 2014-м, вы считаете ключевыми для банковского сектора Казахстана?
— Если вести счет в хронологическом порядке, то в первую очередь — это февральская девальвация. Она в целом повлияла на экономику, на финансовый сектор и, соответственно, на банковскую систему.
Второе — это, безусловно, пенсионная реформа, которая завершилась созданием ЕНПФ (Единого накопительного пенсионного фонда — КазТАГ). Она так же, как и девальвация, оказалась не совсем позитивной для финансового сектора.
В-третьих, это консолидация рынка путем слияния Казкома и БТА, а также объединение Альянса, Темира и Forte bank. При этом с сожалением приходится констатировать уход из Казахстана известного иностранного банка HSBC. И, наконец, последнее событие, которое я бы выделила, — это внедрение отдельных стандартов Basel III.
— А считаете ли вы этот год удачным для банковской системы?
— Если говорить про наш банк, то, безусловно, этот год был очень удачным. У нас получился очень позитивный финансовый результат. Причем мы видим рост по базовым показателям: по чистому процентному доходу, по доходу от транзакций, по комиссионному доходу. Плюс к этому мы получили сверхдоходы от высвобождения провизий. Потом мы купили банк HSBC. То есть для нас год удался. Но он был лично для меня тяжелым чисто физически.
Конечно, не обошлось и без негатива: после создания ЕНПФ мы лишились своего пенсионного фонда, Нацбанк провел девальвацию, произошла sms-атака на некоторые банки. Все эти вещи лихорадили рынок. Например, ставки овернайт доходили до 50-100%.
Но в целом, считаю, что год был позитивным для банковской системы. Наблюдалось снижение неработающих кредитов, произошла консолидация рынка.
Чему быть, того не миновать?
— В качестве одного из центральных событий этого года для банковского сектора вы назвали девальвацию. Насколько она оказала негативное влияние на качество кредитного портфеля банков?
— Если говорить только о банковском секторе, то особого негативного влияния она не оказала. Может, какие-то банки произвели переоценку валютных займов, в результате чего как бы выросли такие кредиты на их балансе. Но поскольку по законодательству все банки формируют резервы по валютным займам в валюте, то соответственно просто вырос уровень таких провизий.
Тем самым никто не пострадал и серьезного ухудшения кредитных портфелей не произошло. В то же время, в отличие от девальвации 2009 года, она была проведена в условиях, когда внешний долг банков стал намного меньше, чем он был тогда.
При этом ликвидности на рынке было больше, чем в 2009 году. А ведь тогда из-за ее нехватки несколько банков допустили дефолт по своим обязательствам. В этот же раз поддержку тенговой ликвидностью вновь оказал Нацбанк вкупе с ЕНПФ путем размещения своих средств на банковском рынке. Это то, что очень нужно банкам сейчас.
Единственный негативный момент для банковского сектора от февральской девальвации — это снижение спроса на кредиты как со стороны корпоративного сектора, так и со стороны физических лиц. То есть резкое изменение курса привело к тому, что темпы кредитования оказались ниже прошлогодних.
— Хорошо, февральскую девальвацию Нацбанк провел. Но не прошло, что называется, и полгода, как вновь наметились негативные тенденции: наблюдается резкое снижение цен на нефть и галопирующее ослабление рубля. Насколько в этой ситуации высоки девальвационные риски для Казахстана?
— Девальвационные риски есть, а дальше посмотрим.
— А как можно судить, насколько они высоки? Не говорит ли резкое снижение тенговой ликвидности на казахстанском рынке о том, что они достигли критической точки? Разве стремительный уход баков в инвалюту из тенге не указывает на это?
— К сожалению, происходит долларизация банковского сектора через депозиты, и она продолжает расти.
— В таком случае, смогут ли оказать поддержку тенге $9 млрд, которые распорядился выделить из Нацфонда президент в предстоящие три года?
— Это очень позитивный шаг, поскольку в экономику попадет тенговая ликвидность. Причем она приходит адресно, и мы как банки не имеем право взять эти деньги, пойти купить доллары и “сидеть” на них, поскольку, во-первых, по законодательству мы ограничены в их использовании и, во-вторых, это целевые средства.
То есть мы проверяем, чтобы наш клиент использовал их по назначению. Он должен вложить их в производство: купить оборудование и создать новые рабочие места. В результате создается мультипликативный эффект, который проявляется не мгновенно, а с определенным периодом времени — обычно через 6-12 месяцев. Поэтому все это позитивный фактор для экономики.
Что касается использования средств Нацфонда, то это те деньги, которые мы накапливали все эти годы в качестве подушки безопасности. И сейчас, наверное, пришло время, чтобы часть их использовать для развития экономики, в частности, вкладывая в длинные инфраструктурные проекты.
Торопись не спеша
— Один вопрос о санкционном противостоянии Запада и России. Как известно, западные страны не ограничились санкциями против отдельных российских граждан — под удар попали крупнейшие российские компании и госбанки. Теперь путь на международные рынки капитала, что называется, им заказан. Сказалось ли это негативно на доступе к этим рынкам наших компаний, ведь Казахстан является участником ТС и ЕЭП?
— Для Казахстана и наших компаний негативных последствий от западных санкций против России мы пока не видим. Ярким тому свидетельством является размещение государством еврооблигаций. На $1 млрд выпуска спрос на дату размещения составлял $12 млрд. Более того, цена их размещения оказалась очень низкой, а срок — длинным, а именно — 30 лет.
О чем это говорит? Это явно говорит о том, что сегодня инвесторы проводят четкое различие между Казахстаном и Россией. Они более позитивно смотрят на нашу республику, поскольку, к примеру, у нас есть проект Кашаган, который пусть даже и через два года, но окажет положительное влияние на госфинансы.
— А что можно сказать о новой валютной политике российского Центрального банка? Насколько оправдано было отпускать рубль в свободное плавание?
— Мне очень сложно судить, насколько было правильно отпускать рубль в свободное плавание. Почему? Потому что сейчас в российской экономике наблюдается стагнация, падает покупательская способность из-за сильного ослабления российской валюты. И это при том, что и Россия сильно зависима от импорта. Это и продукты питания, это и оборудование и т. д.
В результате растет инфляция. У нас в России есть дочерний банк, и его сотрудники мне рассказывают, что там цены выросли в разы. Например, только стоимость курицы увеличилась на 300%. Поэтому, с одной стороны, не могу сказать, что новый валютный курс российского Центробанка стал позитивным шагом.
Но с другой, не исключаю, что он был вызван не только непростой экономической ситуацией, но и политическими причинами: войной в Украине, западными санкциями. Может, произошло наслоение этих факторов, но какой из них стал главным, судить не берусь.
— Тогда как вы относитесь к тому, что в рамках ТС, ЕЭП, а с 1 января 2015 года и Евразийского экономического союза, до сих пор их страны-участницы не выработали единую валютную политику, о чем так много говорилось? Ведь получается так, что Россия идет одним путем, отпустив рубль в свободное плавание, а, например, Казахстан — другим, жестко удерживая курс на заданном Нацбанком уровне. Разве это не разъединяет? Не противоречит ли это логике интеграции?
— В отсутствии единой валютной политики я вижу позитив, потому что, если очень быстро бежать в интеграцию, то можно только вниз. Мы намного слабее России: и по масштабам экономики, и по размеру рынка, и по уровню производства, и по численности населения и т. д. В этом отношении мы России не конкурент.
Но уже идут разговоры о создании наднационального парламента, единой платежной системы. Хотя мы же прекрасно самостоятельно более двадцати лет выстраивали свою независимость, зачем нам ее сейчас терять?
Поэтому думаю, что все надо делать постепенно и осторожно, хорошо взвешивая и обдумывая каждый шаг. Да, нужны союзы, нужны альянсы. Я лично — за дружбу со всеми и за интеграцию, но только на основе взаимных интересов.
— Спасибо за интервью!
***
© ZONAkz, 2014г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.