Он дважды писал мне в Фейсбук. Предлагал встретиться. Познакомиться в «реале». Я отмолчался, но после третьего письма открыл его страничку. Фотографии нет, есть «ава». Какая-то тяп-ляп физиономия с тараканьими усищами. Вместо имени погоняло: Геворг Карамурт. Ладно, спасибо, что не каракурт. Читаю: служил государству, занимался бизнесом. Нынешний статус: «Сам свой лоцман и свой капитан». Знает Новеллу Матвееву, уже не худо. Семейное положение – «Всё в прошлом с надеждой на будущее». Ишь ты. Пишу в «личку», дескать, а в чём предмет встречи, дорогой френд? Отвечает: «Ну, два поживших и неглупых человека всегда найдут тему для разговора». Польстил (себя не забывая) и заинтриговал. Ладно.
Пробежал глазами его «ленту». Так называемых «постов» нет. Но в изобилии цитаты и траченные молью анекдотики из тех, что заканчиваются фразой: «И эти люди запрещают мне ковырять в носу?». Смесь дозированной похабщины и вымученного остроумия. Нашёл его среди своих комментаторов. Реплики такие: «Ну, это ещё как сказать!» Или – «У каждого своя правда!». Понятно.
Чувак изо-всех сил торчит на виду, но цели его туманны. Скорее всего, засланный. Из чистого любопытства пишу: «А где увидимся?» Он путанно и многословно объяснил, как найти кафе в Горном Гиганте. «Почему там?» — спрашиваю невинно. – «Ну, так будет всем удобнее. И хозяин кафе мой друг…».
Яснее ясного. Засланный. Из конторы. Возле сердца немного затошнило. Но, была – не была. Поеду. Присел перед дорогой, чтобы унять мандраж.
Кафе «Сантана». Мой бомбила еле его нашёл, изматерившись всласть. Одноэтажный особнячок, крытый карамельной туфтой. У боковой стены цементная стяжка с паутиной старческих трещин. Над головой армейская маскировочная сеть с жухлыми листиками. Пять-семь пластиковых столов. Один покрыт крахмальной скатертью с клеёнкой поверх. Столовые приборы, стянутые бумажными салфетками. Ни души. Кто-то деликатно тронул моё плечо, будто бабочка присела.
Передо мной стоял свежий, ухоженный казах лет 60, слепяще улыбаясь ввинченными в дёсны бивнями. Светлые брючки, скромное брюшко, фатоватые усишки под филейным носиком. Волосы реденькие, с каштановой искрой, крашенные. Тщательный пробор без перхоти.
Пока раскланивались, кто-то невидимый накрыл поляну. Уселись. Графинчик запотевший, шашлык дымящийся, взрезанные томаты сочатся кровью, на зелени капельки водопроводной росы – чин чинарём.
— Давай сразу на «ты»! – предложил он, наполняя стопки тягучей, как глицерин, ледяной водкой. – Чего тут китайские церемонии разводить!
— Давай, — согласился я и неуверенно уточнил:
— Геворг?
Он хохотнул, хлопнул рюмаху и пояснил:
— Вообще-то меня зовут Фидель. Не удивляет?
— Нет. Но уже понятно, что ты родился в январе 1959, а имя придумал папа.
— Ух ты! Зачёт! Имеешь доступ к моему досье, а, Владимир? Давай ещё по одной!
Хлопнули. Рубанули шашлыка на рёбрышках. Маринованные кольца лука были чудесны.
— Понимаешь, жить с именем Фидель сложно. Поэтому казахи называют меня Фархадом, а русские Федей, — пояснил собеседник, деликатно расцеловав вымазанные бараньим жиром подушечки пальцев. – Ещё по одной?
Тяпнули. Звуковая картина мира изменилась. Где-то с назойливой отчётливостью блеяла коза. Шипящими очередями долбил невидимый отбойный молоток. Зелень налилась изумрудным ядом. Цвиркал вертящийся фонтанчик в палисаднике. Голос собеседника стал глуше, как из-под одеяла.
Графинчик прикончили. Принесли второй. И лагман.
— А теперь расскажи, — неожиданно предложил «френд», — как ты первый раз разводился?
Я пожал плечами.
— Честно говоря, не помню. Давно было. Я про свою личную жизнь помалкиваю. Извини.
— Небожитель, да? Писаем туалетной водой «Эскейп», какаем лепестками роз, а, Владимир? Шутка.
— Я понял. Кстати, где тут можно отлить?
— В конце сада. Дощатый нужник типа мэ и жо в одном флаконе. Не для утончённых натур. Но надо же иногда жить жизнью народа, блин!
— Ага. Пойду, поживу. Не скучай, Фархад.
Вернувшись, заметил, что он без меня пару раз клюкнул и заметно окосел. Сидел, набычившись, опершись раскинутыми руками о стол, как один известный телеведущий.
— О. С облегчением. Умылся? Или вас в Высшей школе учили на руки не ссать?
— Там рукомойник к дереву прибит.
— А. Понял. Вмажем?
Вмазали.
— Про второй развод тоже не расскажешь? И про женщину, с которой сейчас живёшь? Чего молчишь? Ты тихушник по жизни или по работе?
— Зачем тебе это знать, Фидель?
— А откуда ты знаешь, что меня зовут Фидель? А, да. И что? Может, по маленькой?
— Не вопрос, Федя. Давай.
Распечатали третий графинчик. Водка была тёплой. Остывший лагман унесли, но осталась изумительная бастурма. Он рвал её зубами, причмокивая и сопя. Прикрыв рот ладошкой, деловито копался в нём шпажонкой, влажно присасывая и цыкая. Накатили ещё.
— Я тебя вот зачем пригласил, Владимир. Я тебя хочу спросить: ты вообще кто такой? Молчишь? А я тебе скажу. Ты вообще не наш человек. Ты левый. И понты твои мутные. Я читаю всё, что ты пишешь. Всё! И ты меня бесишь, понял? Ты меня дико бесишь! И не только меня. Одна моя знакомая любимая женщина говорит… Она сценарист и кандидат наук, между прочим. Как их…Нумело…рологических. Не хухры-мухры. Она говорит, что ты – филологический нарцисс. Понял?
— Нет.
— Чо нет? Чо ты в непонятки кинулся? Ты сам от себя кайфуешь. И вот так могу, и вот сяк могу! Мастер слова, мля. Ты маструбируешь! Понял?
— Скорее, бастурмирую.
— Чо? Ладно, харэ меня троллить, чувак. Я тебе режу правду в матку! Все боятся, а я нет. Чего тебя бояться? Ты давно — никто!
— И зовут меня никак. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за угощение и беседу.
— Э! Зассал, что ли? Давай по-мужчинский поговорим! Ты же типа абрек! Ахмедьярович… Примазываешься к другим, а свою нацию скрываешь. Не моё дело, но так люди говорят.
— Ладно, допустим, я тайный еврей. Хотя это не так. Но пусть будет. И что?
— Да хоть трижды еврей, не в этом же дело! Ты человеком будь! Простым, понятным, своим! А ты – мутный. Вот откуда ты взялся? Без роду, без племени, без поддержки – тыдым! Уже в телевизоре сидит, умные речи говорит. С Президентом туда-сюда ездит, интервью у него берёт! О, боже мой! Да только всё это в прошлом. Ты пригодился на пять минут, понял? Тогда, в конце 90х, нужен был такой болтун. Для таких же совков, как ты. Но потом моя страна резко ушла вперёд, и вы все посыпались. И ты не удержался, свалился. И захромал на свою «историческую родину». А кому ты там, на хрен, сдался? Вот и приполз назад, весь драный и сраный. Да только и здесь ты никому не нужен. Со всеми твоими вере…лечивыми выкрутасами.
— Когда помру, приходи на похороны. Речь над гробом скажешь.
— Ладно, не выёживайся! Давай-ка, разлей по последней. Я пока схожу отлить.
Он тяжко поднялся и, грузно пошатываясь, зашаркал во мрак. Оказывается, давно стемнело. Вокруг матовых фонариков угорело кружились мошки. На летник, где мы сидели, так никто и не пришёл. Странно. Фидель вернулся расхристанный и влажный. Рубашка, расстёгнутая до пупа, открыла по-женски безволосую грудь. Он шумно сопел, икая и порыгивая.
— Давай, Владимир. За всё хорошее…
Он стал лить в рот водку, а она норовила вернуться. Мучительно сморщившись, всё же загнал её в нутро и хрипло попросил сигарету. Я думал, он не курит. Долго ловил огонёк протянутой мною зажигалки, наконец, зачмокал, как младенец, и отвалился на спинку стула. Живот его, такой аккуратный в начале, бурдюком вывалился на колени. Прищурился, недобро осклабился и медленно вымолвил:
— А теперь. Главное. Я тебя вычислил. Владимир. Или как там тебя. Ты – засланный!
— Да? И кем же?
— Ха! Чо, забыл, как называется твоя контора? Которая разведка эфэрге?
— Не знаю. Может, «Ми-5»? Или «Ми-6»?
— Не дуркуй. Попался, так имей мужество это признать. BND! Бундеснахрихтендиинст!
Он выговорил, почти выкрикнул это чудовищное слово с невероятной лёгкостью и мгновенно захрапел, свесив голову на грудь. Сигарета тлела в его пальцах. Я её выдернул и придушил в пепельнице. Откуда ни возьмись появилась рослая фигура в поварском облачении, с докторским колпаком на крупной голове. Я поднялся, хлопая ладонью по карману с бумажником. Шеф умоляюще выставил вперёд руки, защищаясь от моего порыва, крепко зажмурил свои ассирийские глаза и замотал головой. Не надо. Уплочено. Я двинул на улицу, но у калитки оглянулся. «Френд» спал в той же позе, но голова была откинута назад, а ноздри его были зажаты бельевой прищепкой. Начиналась какая-то чертовщина.
Не помню, как добрался домой. Всё же мы крепко выпили. Очнулся за полночь в своём кресле. Голова не болела, жажды не было. Странно. Вошёл в Фейсбук. Окошко лички горело единичкой. Открыл. Это был Геворг. «Владимир, приветствую! Встреча наша срывается, у меня возникли непредвиденные хлопоты. Надеюсь, ты прочитал это сообщение вовремя и зря не поехал. Но мы же ещё увидимся, правда?».
Так. Стало быть, вся эта байга мне привиделась? Вот так шерри-бренди.
И я залихватски отписал: «Канеш! Какие наши годы, Фидель!».
Ответа по сей день нет.
***
© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.