Он совпал с женским праздником, но уступил место дамам — ladies first. Трогательная галантность шестидесятилетнего джентльмена. Однако чуть позже торжество, неумело имитирующее «Оскар», всё же состоялось. Красная дорожка, награждение непричастных, наказание невиновных, банкеты и речи, смахивающие на некрологи, то есть всё, что Набоков называл «трупным запашком юбилея».
И вот я сказал себе: пусть отсохнет моя рука, пусть ослепнет мой глаз и помутится разум, если я начну эту заметку потёртой цитатой из оскароносного фильма, где некий красавчик утверждает, что скоро ничего не будет, одно сплошное телевидение. Он оказался скверным пророком, этот блудливый камермен. И ста лет не прошло, а одноглазый сундук уже расплющился в болтливую, шумную, неутомимо лгущую, прикрученную к стене рамку, которую всерьёз воспринимать не принято. Телевизор разжалован и понижен в должности до чёрной тарелки репродуктора.
Бабушка вспоминала, как однажды, ещё в конце двадцатых годов, когда она жила в Воронеже и прислуживала в семье богатого доктора, кто-то из его важных гостей увлекательно разглагольствовал о временах, где в каждом доме появится своё маленькое кино, на экране которого можно будет смотреть футбол, гоняемый за тысячи вёрст от дома. Неужели им был Борис Львович Розинг, изобретатель телевидения? По датам сходится. В те годы Розинг ещё свободно колесил по городам и весям России, читал лекции, устраивал съезды и научные сообщества. Через пару лет его арестуют, потом сошлют в Архангельск, где он умрёт от апоплексического удара шестидесяти трёх лет отроду. А Владимир Козьмич Зворыкин, его ученик, к этому времени уже давно переберётся в Северо-Американские Соединённые Штаты, где придумает современное электронное телевидение. Он проживёт 94 года и, покидая белый свет накануне горбачёвской перестройки, проклянёт, по слухам, своё изобретение.
Я помню, как «на телевизор» ходили в гости со своими стульями. Экран называли «голубым». К телевизору полагался «стабилизатор», он зверски гудел, защищая прибор от скачков напряжения. После просмотра экран занавешивали, как зеркало в доме покойника, на верхнюю полку ставили караван из семи слоников. Главная передача телевидения Казахстана называлась «Факты. События. Хроника». Ей предшествовала мультяшная «заставка»: башня, от которой расходились круги – эфир. Слово отдавало хирургией, наркоз тоже был эфирным, но телевизионный вырубал не хуже.
Дикторов знали наизусть, сплетничали. Несколько мрачная красота Всеволода Иванова, его роковой баритон зачаровывали советских женщин. Мужчины предпочитали сдержанный эротизм Лидии Тюльменко и солнечное обаяние Алевтины Поповой. В Алма-Ате царила Нэлли Омарова, в Караганде пленяли зрителей Майра Ахметова и Светлана Тарасова.
Показывали кино. Плёнка была старая, часто рвалась, под объектив телекамеры спешно подставляли картонку с рисунком — лента с кадриками, рассеченная пополам чёрной молнией. Как ни странно, было много рекламы, в которой наблюдалась палящая жажда пролетарского труда. Требовались: водители, маляры, плотники, слесари, фрезеровщики, вальцовщики, токари, штукатуры, крановщики, механики, каменщики и операторы машинного доения. Безработица была жутким мифом потусторонней жизни.
Все тексты читались дикторами с листа. Телевизионный вечер заканчивался программой передач на завтра. Знаю историю молодой красивой чтицы, которая, оглашая список в кадре, оговорилась. Произнесла: «концерт по писькам телезрителей» вместо – «по письмам». Она, разумеется, тут же поправилась, но её уволили и, в общем, сломали жизнь. Может, байка, но ветераны ТВ утверждают – так было.
Появилось Центральное телевидение, до Москвы стало рукой подать. Просто повернуть переключатель каналов. Рукоятка была тугая и, нехотя уступая, адски щёлкала с металлическим дозвоном. А на экране Брежнев встречал космонавтов в живом эфире и страстно лобзал их взасос. На похоронах Ворошилова, которые тоже транслировались напрямую, он заливался слезами над гробом, а ветер шевелил седые пряди покойника. В английском языке нет «прямых» эфиров, есть просто life. Жизнь. Сбылось реченное воронежским пророком, которого, разинув рот, недоверчиво слушала моя — ещё двадцатилетняя — бабушка. Стало возможным наблюдать событие, отстоящее за тысячи вёрст. В этом была особая магия со-бытия, о которой занимательно рассуждал Владимир Саппак. Его единственная книжка забыта.
Изобретение видеомагнитной записи лишило телевидение этой магии, превратило его в кино. Причём, скверное. Феллини с ужасом говорил, что с помощью пульта обыватель теперь монтирует его себе на потребу, переключая каналы, выбирая при этом самые худшие.
Советское телевидение, «лапинское», по имени главного начальника, было стреноженным, но всё же умным и талантливым. Там были народные любимцы, зачисленные едва ли не в лики святых. Шнейдеров, Каплер, Згуриди, Сенкевич, Капица, Леонтьева, Лихитченко, Кириллов, Белянчикова, Шашкова – список легендарных имён огромный, но у каждого он свой.
ТВ советского Казахстана было не столь блестящим, но «Молодёжный четверг», где работали Гульжан Ергалиева, Сергей Русаков, Ирина Кациева, как ни крути, появился задолго до программы «Взгляд» и предвосхитил её. Ярко и смело смотрелись Мурат Ергалиев и Александр Пономарёв. Но лучшей, потрясающей, могучей программой была «Тамаша»! Подозреваю, что все эти смехопанорамы и петросян-шоу вторичны. Они отпочковались именно от неё, но быстро одичали на золистой почве сальных анекдотов про тёщу.
Как бы то ни было, но прошлое ТВ худо-бедно держало на своих плечах грандиозный миф советской цивилизации. Как только оно от этой ноши устранилось, СССР «слинял в три дня».
Теперь наблюдаем «эрнстовское» телевидение.
Его латать – не за что хватать. Оно давно уже кажет миру свою голую задницу, уверяя публику, что это зрелище невероятно смешное и занимательное. Советский «голубой экран» пытался подтянуть обывателя до уровня если не интеллигента, то хотя бы пристойного мещанина, а вот цветной экран новейшей российской истории делает из него быдло. И, как мне кажется, вполне сознательно. Считается, что быдлом легче управлять. Пусть себе тешится. Пусть говорят! Лишь бы не сделали привычку задумываться. Ну, ладно, пусть задумываются, но лишь о том, много ли украла денег и квартир у престарелого артиста заезжая аферистка. И не пора ли вырыть из могилы прах другого актёра, чтобы допросить его на полиграфе, сколько неучтённых детей он рассеял по белому свету? И как им теперь делить его жалкое наследство? Кто с кем и когда переспал, кто кого изнасиловал и каким способом? Как там у Галича: «Вот стою я перед вами не без робости, а из зала мне кричат: давай подробности!». Подробности на все вкусы — ядрёные, перчёные, печёные, мочёные, настоянные на сперме, потожировых следах, на слюне, потребной для «генетического анализа», который твердит то, что нужно редакторам канала. А им хочется рейтинга, большого и твёрдого. Раз так – тампон за щеку всем этим блудодеям, чтобы неповадно было. Вывести их всех на чистую воду сливного бачка!
Привет, Андрей, держи хвост бодрей! Уйдёт Максим – да и чёрт с ним, маленько поревём и другого найдём. Нормально, Ваня? – А-а-тлично, Константин!
Всё это не дурновкусие, не деградация, а смена курса. Скрипач не нужен. Пусть отправляется с другими ботанами на хутор с названием «Культура» и чешет там свою яйцеголовую репу. Пока её не оторвали или не расколотили, как гнилой орех, весёлые охотнорядцы, любители пожрать и поржать. Они уже вовсю хватаются за грудки на своих политических токовищах, плюются бешеной слюной на дебатах, матерятся и дерутся, как мелкая шпана в подворотнях.
У меня один вопрос: разве не очевидно, что такой тип истерического поведения узаконивается «малым экраном», становится бытовой нормой, оставаясь глубоко патологическим и потому чудовищно опасным? Нет ответа? Ну, как угодно.
***
Я никак не отношусь к современному ТВ РК. Когда-то относился, но недолго. Уолтера Кронкайта из меня не вышло, а переквалифицироваться в Артура Платонова я не сумел. Куда мне с грыжей.
Я нахожу сегодняшнее телевидение Казахстана скучноватым, лакированным, стерильным и стерилизованным. Слишком много поют и вымученно острят. Декорации роскошные, но холодные. Ведущие красивы, но пустоваты. Впрочем, я не самый усердный зритель, не мне судить, впечатления мои поверхностны. Главное, на мой взгляд, чтобы оно не старалось походить на «эрнстовское» и обходилось без кошачьих концертов «по писькам телезрителей».
Иначе будет один сплошной тизер-визер.
Так моя немецкая бабушка называла в насмешку этот ящик Пандоры.
***
© ZONAkz, 2018г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.