– Наталья, когда весной 2014 началась война, вы были в Донецке? Всё происходило на ваших глазах?
– Я была не в Донецке, я была в Енакиево у родителей. Это родной город Януковича. И вот в одно прекрасное утро я проснулась и увидела, как над мэрией установлен российский флаг. Вот так это всё произошло. Без единого выстрела. Без единого, там, какого-то… боестолкновения. По улицам не ходили никакие вооруженные люди. Город оставался абсолютно тихим и спокойным. Я думаю, что это было договорено, чтобы Енакиево не трогали.
Потом я наблюдала вывод войск ДНР из Славянска на Донецк. Этой команды Стрелкова. Войска ехали по объездной трассе. Мы с друзьями отдыхали в загородном кафе. И нам было видно, как двигались все эти военные машины по дороге. И мы еще тогда обсуждали – интересно, где СБУ, кто их пропускает? Потому что эти войска можно было остановить несколькими снарядами, разбив одну дорогу, сохранив миллионный город Донецк. Насколько я понимаю, там тоже были какие-то договорные дела.
– В телевизоре картинка выглядела гораздо более драматично.
– Война совершенно другая. Не как в телевизоре. Бои идут где-то на окраинах. Вот эти руины, они, действительно, есть. Но если говорить о Енакиево, то центр – это металлургический завод, градообразующее предприятие. Вокруг построен город. А на окраинах поселки рабочие, которые построены на шахтных полях. Это степной край. И между этими поселками происходили бои. А по городам, по центрам, я так понимаю, запрещено было стрелять. Прилеты бывают, или ошибочные, или беспилотники сбивают. Вот, допустим, у меня многие сослуживцы живут в таких маленьких поселках. И у кого-то из них побило крышу, окна. Кто-то реально сидел в подвалах, потому что стреляли много, долгое время люди не могли выйти с определенного участка. Но центр города у нас вообще не пострадал, не пострадала ни одна плитка, как говорится. А Горловке досталось и достается. Докучаевску тоже. У меня там знакомые – очень тяжело им приходится.
– Кто-то из ваших знакомых погиб?
– Да. В Углегорске, это небольшой городок между Дебальцево и Енакиево, погиб отец моей школьной подруги. Он жил в частном домике. Вышел на крылечко. Тут прилетел шальной снаряд… И похоронили одну ногу. Этот человек работал вместе с моим папой на шахте в своё время, в молодости. Восемьдесят лет с чем-то ему было. И такая страшная смерть.
Это был довольно редкий трагический случай, когда мирный человек погиб. А те, кто воевал, гибли сотнями. Первая волна ополченцев, те, кто пошли воевать за ДНР, молодые ребята, получали неплохие деньги. За идею тоже кто-то воевал. Но немногие. Первая волна «вояк» – это, в том числе, вся алкашня пошла, вся наркота пошла. Все эти «рыцари без страха и упрека». Они первыми и сгинули, как пушечное мясо. Но не только. Шахты закрыли, нормальным ребятам жрать нечего, они тоже пошли воевать. Всё ж было приведено к тому, вы понимаете, что людям надо как-то кормить семьи, а по телевизору постоянно крутят ролики: идите, контрактная армия, хорошие условия.
– Это всё официально происходило?
– Ну конечно официально. Вы записываетесь в армию, и вам платят зарплату.
– В армии ДНР?
– Да. В армии ДНР. И точно так в Украине. Я практически телевизор не включаю ни там, ни там. Если я в ДНР, то смотрю только какие-то развлекательные программы или сериалы. Потому что про политику, про войну смотреть очень тяжело. Много пропаганды. Качество телепрограмм низкое…Пропаганда давит.
– Вы мне говорили, что живете на три страны. Имеются в виду Россия, ДНР и Украина, если я правильно понимаю.
– Муж живет в Украине, я к нему часто приезжаю. Сама живу в Донецке. Дочь живет в Крыму. Вот я и вынуждена мотаться.
– Как решаются вопросы с документами, с разрешениями?
– Когда только всё началось, давали пропуска на пересечение границы. Я официально поехала, получила пропуск. Так как у меня прописка в Донецке в паспорте. Паспорт у меня гражданки Украины с пропиской в Донецке. Значит, для посещения собственного жилья я могу туда ездить официально. Я стою на блокпостах, в этих очередях из перевозчиков. Очень страшно наблюдать огромные очереди из пенсионеров, мамочек с детьми. В снег, в дождь под открытым небом. В Крыму тоже картина на границе немногим лучше. Ездим мы автобусами. Такие бусы, типа мерседеса … по двадцать человек. Он довозит, допустим, из Харькова до Артемовска. В Артемовске мы пересаживаемся в легковые автомобили. Логистика построена очень нормально. Мы долго не ждем, потому что больше четырёх человек в машине не должно быть. Нас разбивают на легковушки. Мы пересекаем блокпост Украины и переезжаем «серую зону» между постами Украины и ДНР. Ждём там. Потом садимся в бус, который приезжает из Донецка. И он нас везёт в ДНР. Дорога в 300 км занимает иногда до 12 часов.
– Для кого-то это хороший бизнес. На обеих сторонах. Вы же платите за транзит денежку и немаленькую.
– Конечно. Сейчас кроме транспортных перевозок практически ничего же не работает. Здоровые мужчины, которые могли бы полезным делом заниматься, заняты в перевозках между блокпостами. В Донецкой области закрыты практически все шахты. Представляете, в «плохое» советское время это был дотационный регион. Государство направляло огромные бюджетные деньги на его развитие. Добывать уголь по себестоимости было категорически не выгодно. Но правительство заботилось о людях, принимало и выполняло социальные программы развития. Я как экономист хорошо все эти вещи знаю.
– Очень хорошо, что вы экономист. Давайте я вас немножко попытаю в этой части. То есть город Енакиево, например, продолжает существовать. У него по-прежнему есть бюджет. Какие-то программы выполняются. Строятся дороги или ремонтируются хотя бы. В ЖКХ какие-то движения происходят… Или всё умерло?
– ЖКХ, действительно, работает. Вы понимаете, Енакиево – это типичный небольшой город в ДНР. В Енакиево две больницы, которые умирают. Врачи очень многие уехали. В Енакиево металлургический завод (градообразующее предприятие), работает где-то на 30 процентов мощности. Причём, насколько я знаю, готовые изделия не вывозятся, поскольку там еще чего-то не решено с собственниками. Товар стоит на выгрузке. Люди зарплату получают крайне нестабильно. Шахты закрыты. Налоги платят частные предприниматели. Но это же капля в море. В городе работает рынок. В городе работают частные небольшие предприятия. В ЖКХ привлекают работать ассоциальщиков, кроме штатных работников. Кого хлопнули за какое-нибудь правонарушение и заставляют работать на общее благо, так сказать.
– «Асоциальщики» это бомжи, пьяницы? Их что, ловят и под дулом автомата заставляют бесплатно работать?
– Я не думаю, что бесплатно. Их там подкармливают. Может, и платят что-то, не знаю.
– Но, тем не менее, это система революционного принуждения, почти военный коммунизм. Нет?
– Может быть. Но вы знаете, эти воспитательные моменты должны быть… Чтобы порядок удержать. Когда война, многое можно. Дисциплину же как-то поддерживать надо. Тут асоциальщики не столько алкашня, сколько кто-то что-то где-то украл, какие-то хулиганские вещи себе позволил. Что касается бомжей – например, когда я последний раз была в Енакиево, то обратила внимание, что бомжей в городе очень мало осталось. То ли они умирают от того, что нечего стало есть…
При этом в городе очень чисто, город моют, как мыли до войны. Дороги ремонтируются – кустиками, пятнами. Но вы не забывайте, что у нас дороги были лучше, чем в Киеве. У нас при Януковиче бюджетных денег было ввалено столько в город и в Донецкую область, что там страшное дело. У нас дороги были просто шикарные. И они еще не развалились. То, что танками побило, конечно, это да. Особенно дорога на Славянск. Но там, где были резиденции больших людей, всё поддерживалось в хорошем состоянии. Я когда до войны бывала в Западной Украине, удивлялась, насколько там всё бедно и какие плохие дороги…
При этом цены у нас огромные, а зарплаты крошечные. Чтобы вы представляли, что сейчас происходит: многие получают зарплату или пенсию три тысячи рублей. Килограмм телятины, вырезки, стоит 500 рублей. Ну вот, просто как живут люди.
– Это напоминает начало 90-х.
– Это напоминает самый жесточайший период 90-х. Причем, женщины все подаставали тряпьё тех лет… Это настолько тяжело видеть. Ты когда приезжаешь, какое-то время не можешь даже отстроиться психологически. Ведь Донецк был очень богатый город. Там концентрация денег была почти как в Киеве. А сейчас практически пусто на улицах. Например, на «Донбасс-Арену» раньше приезжали петь мировые звёзды, а сейчас туда какие-то «Поющие трусы» по разнарядке приезжают. Это ужасно. Заколоченные бутики с деревянными щитами. «Донецк-Сити» был у нас шикарный торговый центр с очень дорогими брендами. Сейчас там продают какие-то турецкие шмотки. Но самое страшное для психики – это комендантский час. После 22 часов на улицах без разрешения из комендатуры находиться нельзя. К этому привыкнуть невозможно.
– Я вот недавно вернулся из Крыма. Мы там жили в частном отеле. Хозяева отеля переехали из Донецка в Крым в первой половине нулевых, ещё до всех этих событий. Они рассказывают, что их старший сын в Донецке вполне успешно занимается бизнесом, купил квартиру и машину.
– Сейчас любой джип в ДНР можно взять за 15 тысяч долларов. Самый навороченный, но без номеров официальных. Это или «отжатые» машины или ввезенные из Грузии, Абхазии. На них никуда за пределы республики нельзя выехать. Цены на недвижимость тоже упали в разы. Сейчас можно трехкомнатную, полностью упакованную хорошей дорогой мебелью квартиру в центре Донецка купить за те же 15 тысяч долларов. Это настолько страшно: люди создавали себе задел «на будущее, на старость», а остались ни с чем. Имея собственное жилье, люди, не имея работы, вынуждены уезжать – кто в Россию, кто в Украину. А многие не уезжают, потому что им некуда ехать, не за что снять новое жилье, невозможно продать недвижимость, невозможно бросить старых родителей, дачи. Вот у хорошей знакомой моей муж был шахтёром, потом шахту закрыли, у неё двое крошечных детей на руках, а зарплата три тысячи рублей, муж на заработках, ездит на ремонтные работы. Сейчас он в Москве работает с бригадой вахтовым методом. И так работают почти все молодые сильные люди. Либо перевозки. Потому что транспорт – это единственная сфера, где можно сейчас в ДНР заработать.
– А сельское хозяйство? Климат в ваших краях благодатный, земля хорошая. Можно выращивать свиней, коров, кукурузу, овощи.
– Для местного потребления – да. Но объёмы совершенно другие. Птицефабрики, как я понимаю, все сейчас под новой властью и, думаю, курируются лично Захарченко (глава ДНР — ред.). Транспорт тоже, как я вижу. Понимаете… Да, хлебушек. Люди всегда будут хотеть есть. Но когда ты заходишь в магазин, все равно видишь украинские товары. Как это ни закрывают, всё равно контрабанда по ночам идёт через блокпосты, всё равно завозят украинские масло, колбасу, сыр. Потому что российские продукты, мягко говоря, похуже качеством, чем украинские. Это тут ни о каком патриотизме речь не идёт. Я когда в Крым приезжаю, я там есть ничего не могу. Мы везём что-то с собой. Российское реально мне не вкусно. Но дело привычки, наверное.
– Давайте немножко подробнее о патриотизме. Скажите, вся эта «украинизация» вас сильно напрягала до войны? Вы испытывали в связи с ней неудобства? И насколько вообще процесс «украинизации» существовал в природе? Вам мешали пользоваться русским языком? Заставляли учить украинский?
– Украинизация существовала, но мне лично это было не очень напряжно. У меня мама преподавала украинский язык. Одна моя бабушка была украинка с Черниговщины, другая с Киевщины. Но я помню, как заявила своей маме в детстве: «Мне тяжело, я и в музыкальную школу хожу, и украинский учу. Давай что-то одно. Или на музыку ходить или украинский учить». Мама дала мне хорошего леща. Так что украинский язык знаю хорошо.
– Повезло.
– Да. Но вот в Донецком национальном университете у нас были требования писать методобеспечение всё на украинском языке. А потом я заходила в аудиторию к студентам и говорила: «Давайте сразу определимся – на украинском или на русском?». Дети, как правило, отвечали: «Давайте на русском». Потому что в семьях мы общаемся на русском, рускоязычный регион. И в Харькове на улице практически не услышишь украинскую речь. Очень редко. Но преподавание в ВУЗах велось и ведётся на украинском. И у нас в Донецке было как: украинские группы и российские группы. Я работала частично на русском, частично на украинском. Но вся документация должна была обязательно вестись на украинском языке. Это меня напрягало, безусловно. Надо было все по два комплекта делать. А сейчас меня жутко бесит в кинотеатрах Харькова вот этот дубляж всех фильмов на украинском. Я перестала ходить в кино. Я прекрасно понимаю язык. Но украинский дубляж меня бесит. Как это объяснить? Наверное, ДНРовская пропаганда работает. На меня она тоже, получается, действует.
– Для казахстанских читателей эти ваши истории про шальные снаряды и разбитые танками дороги выглядят страшной сказкой. Правда, в РК есть Северный Казахстан, и там, как на Востоке Украины, в основном русскоязычное население. А начальство всё казахское. «Некоренных» пока особо не заставляют учить казахский язык. Но на латинскую графику его уже переводят. Из Казахстана увеличивается отток населения… Это я к чему: вот вы, исходя из своего опыта, как бы посоветовали людям относиться к этим вещам? И сами как бы поступали, если можно было бы вернуться в довоенное время?
– Вы задали очень хороший вопрос. Может быть, я бы действительно согласилась говорить на украинском языке, только чтобы этого ужаса не было. Иногда нужно жертвовать малым, чтобы не потерять большое…. Да, я бы тысячу раз согласилась говорить на украинском. Хотя и в Украине ни хрена не сладко. Мне не за что уважать киевское правительство. Абсолютно. Я вижу, что это наемный менеджмент, я вижу, что всё это валится в тартарары. Я вижу, что страну разрушают извне. Я всё это прекрасно понимаю. Но в любом случае мир лучше войны. Потому что настолько страшно, как здесь исковеркали жизнь миллионов людей. И очень многие ведь уехали. Специалисты уехали. Кто будет поднимать ДНР, эту «молодую республику, которая встаёт с колен», вообще не понятно. Молодежь уезжает.
– Специалисты уехали в основном в Россию или на Украину?
– Нет такой статистики. Во всяком случае, у меня. У меня вот фифти-фифти. Из врачей, у меня много друзей врачей, большинство в основном уехали в Украину. Поскольку им очень сложно было бы переучиваться в России. Там другие протоколы ведения операции и ведение лечения болезней. Те, кто в образовании, тоже по большей части уехали в Украину. А бизнес – ну, здесь по-разному. Очень многие у нас из Донецка уехали в Крым. В основном не бедные люди. Ещё до войны покупали недвижимость в Крыму. Это считалось правилом хорошего тона. Домик на старость у моря…
— Понятно. Значит, если бы можно было вернуть время назад, вы бы говорили на украинском и не возмущались. Но это женская реакция. Толерантная и миролюбивая. А очень многие мужики за последние годы наоборот заточились на войну.
– У меня приятель хороший, отставной украинский военный. И для него трагедия, что Россия отняла у Украины Крым. Я ему говорю: тебе ни один хрен, какой флаг там трепещется? У тебя что, там фамильные виноградники? Какая тебе разница? У хорошего хозяина не забрали бы.
Вот у нас такая полемика. Я аполитична до безобразия. Я хочу жить здесь и сейчас. Это тот случай, когда я, наверное, плохой человек для государства. Но и государство мне особо ничего не дало. Я считаю, что это так жутко не справедливо, что у меня всё забрали. У меня забрали мирную жизнь, у меня практически отняли друзей, у меня забрали моё благосостояние. У меня в десять раз уменьшился доход. Почему я должна выживать? Почему я расстояние в 270 км должна преодолевать за 12 часов? Почему я должна на крымской границе стоять сутки? Почему я на старости лет должна искать новую работу, вновь завоевывать авторитет? Почему я лишена возможности наблюдать, как растут мои внуки? Сто тысяч «почему». И один главный вопрос «Кто за это всё ответит?»
***
© ZONAkz, 2018г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.