Почему наша страна оказалась в эпицентре противоречий и соперничества глобальных сил?! Часть 1

Макиндер говорил, что будущие железные дороги «помогут сотворить… чудо в степи», и они, мол, подорвут своей дешевизной морской транспорт и сместят центр геополитической власти в сторону суши. Он имел в виду южнорусские и казахские степи

Издание News on Sunday опубликовало статью Фармана Какара под названием «Politics around the pivot of history» — «Политика вокруг стержня истории».

В ней говорится так: «По оценкам Макиндера, сделанным в 1919 году, на Мировой Остров, объединенный материк, охватывающий континентальную Европу, Азию и Африку, приходится 2/3 массивов суши на Земле и 7/8 ее населения. Он сказал, что любая страна или альянс, доминирующая или доминирующий на Мировом Острове, будет править миром. Исходя из такого представления, Макиндер заявил так: «Кто господствует на Мировом Острове, тот управляет миром».

хартленд иран

Газета Manila Times опубликовала материал Виктора Н.Корпуса под названием «Why the US scrapped the Iran nuclear deal» — «Почему США отказались от «ядерной сделки» с Ираном».

В нем излагается следующее: «ПОЧЕМУ США вышли из «ядерной сделки» с Ираном, повторно введя в действие санкции против этой страны, идя на риск развязывания крупной войны, которая легко может перерасти в ядерный конфликт, и даже отталкивая своих ключевых союзников по НАТО?

Основная причина этого может быть связано с тем, что произошло в 1904 году. Тогда британский лорд, географ, сэр Хэлфорд Макиндер, сформулировал свою знаменитую геополитическую доктрину: «Кто контролирует Восточную Европу, тот господствует над Хартлендом; кто контролирует Хартленд, тот господствует над Мировым Островом (то есть Евразией и Африкой); кто контролирует Мировой Остров, тот господствует над миром».

Иран, вероятно, имеет ключевое значение для получения американцами контроля над евразийской Сердцевинной землей (Хартлендом). Если Иран поддастся американцам, это откроет перед США обширные просторы Евразии и даст им возможность ее контролировать. Иран подобен крепости, охраняющей ворота в Хартленд».

По сути дела, речь идет о борьбе между Востоком и Западом за влияние на формирование иранской внешней политики. Ирану придается большое значение в контексте переформатирования геополитических процессов в Евразии. И в Тегеране это, разумеется, прекрасно осознают. Иранская элита в таких условиях стремится вести курс, предполагающий балансирование на стыке противоречий интересов Большого Востока и Большого Запада.

Так, до относительно недавнего времени китайско-иранские отношения складывались достаточно успешно, поскольку Тегеран в свете западного давления из-за иранской ядерной программы искал и находил кое-какую поддержку у Пекина. А американская авторитетная исследовательская организация RAND Corporation всего несколько лет назад с сожалением отмечала то, что способность Вашингтона добиться фундаментального переформатирования отношений Китая с Ираном остается весьма ограниченной, но, мол, американцы должны оказывать давление на китайцев с тем, чтобы те сократили свои связи с иранцами.

Но начиная с 2014 года, то есть после того, как китайцы объявили реализацию своего стратегического евразийского трансконтинентального проекта, а американцы и их союзники по НАТО стали выводить основную часть своего воинского контингента из Афганистана, ситуация определенно стала меняться.

Если раньше китайско-иранские отношения основывались на общности их исторических нарративов, характеризующих международную систему как несправедливую и находящуюся во власти западных держав, то с 2015 года многими в Иране Китай начал рассматриваться как «партнер последней инстанции» или «партнер на крайний случай» (partner of last resort). Обнаружилось, что иранские торговцы выражают все большую обеспокоенность в связи с расширением рынка китайских торговцев и промышленных товаров в своей стране, а попытки Пекина умиротворить Вашингтон (и сохранить возможность для китайских компаний действовать на рынке США) периодически вызывают раздражение Тегерана. Одним словом, теперь иранцы чуть ли не склонны были обвинять китайцев в том, что те пытались играть на иранско-западных противоречиях и извлекать из такой ситуации для себя дивиденды.

Таким образом, с началом 2014 года в восприятии Китая и Запада иранскими политиками (policy-makers) и государственниками (decision-makers) стали происходит заметные трансформации. И они быстро выливались в конкретные шаги. Так, в апреле 2014 года Тегеран разорвал контракт с китайской компанией CNPC по освоению месторождения Азадеган. Формальным поводом для такого шага стало несоблюдение китайцами условий сделки. Еще появилась информация, что официальный Тегеран с давних пор отдает предпочтение нефтегазовым фирмам Запада, которые, как он полагает, являются более надежными и превосходят по техническому ноу-хау аналогичные структуры Китая.

хартленд иран

Следует напомнить, что именно американские и западноевропейские ограничения на передачу технологий Ирану создали возможности для появления китайских фирм на иранских рынках, выступление Соединенных Штатов против западного участия в иранских энергетических проектах открыли компаниям из Поднебесной доступ к нефтегазодобывающей индустрии ИРИ. В условиях, когда американо-иранские, ирано-европейские и арабо-иранские отношения складывались, что называется, хуже некуда, Тегеран нуждался в международной солидарности и поддержке, и Пекин, обладающий правом вето в Совете безопасности ООН, оказался в состоянии предложить ее. Пекин и Тегеран до начала 2014 года находили согласие в рассматривании укрепления военной позиции США в зоне Персидского залива в качестве манифестации американской гегемонии, подпитываемой намерением контролировать нефтяные ресурсы региона в рамках реализации мечты о глобальном господстве. Они тогда также сходились во мнении, что американское стремление взять под свой контроль Ближний Восток противоречит их собственным интересам, а также, естественно, фундаментальным принципам справедливости.

Их позиция в этой связи сводилась к тому, что в зоне Персидского залива не должно быть вооруженных сил из-за пределов региона, и безопасность там необходимо поддерживать лишь силами самих региональных государств (кстати сказать, аналогичной позиции Тегеран придерживается по зоне Каспийского моря). В той ситуации мало у кого в Иране, наверное, язык повернулся бы назвать Китай «желательным в последнюю очередь партнером» (partner of last resort).

Но времена меняются. В апреле 2015 года страны «шестерки» (Россия, США, Китай, Великобритания, Франция, Германия) и Иран формально смогли достичь исторического компромисса по ключевым вопросам ядерной программы Тегерана. Но еще в октябре 2014 года распространялись сообщения о том, что руководство Ирана ввиду появления реальных перспектив снятия санкций принялось зазывать западные нефтегазовые фирмы в иранскую нефтегазовую промышленность, обязуясь изменить договорную основу, препятствовавшую многим проектам в прошлом. Таким образом, Тегеран к середине нынешнего десятилетия вроде бы начал тяготиться своей связанностью с Пекином на основе их общего неприятия американской гегемонии в мире и в целом западного доминирования в системе международных отношений. Похоже, к тому времени несколько поблекла актуальность и того фактора, что китайцы долгое время вооружали Иран к неудовольствию американцев таким же образом, как сами американцы поставляли оружие Тайваню к неудовольствию китайцев.

(Продолжение следует)

***

© ZONAkz, 2018г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.