1
Русик в пустом кафе тупо листает смартфон и матерится вполголоса. Закуривает. Возникает тощий бармен с предъявой:
— У нас тут не курят, если чо.
— Отвянь. Водки накапай сотку. И какие-нибудь чипсы подгони.
Тот приносит. Говорит, чуть быкуя:
— У нас, если чо, принято на «вы».
— А ху-ху не хо-хо?
— Могу и ментов позвать. Завязывайте курить, если чо.
— Срыгнул отсюдова, пудрило.
Бармен уходит, бормоча вполголоса, «понаехали, чурки с глазами…».
Русик не слышит, тычет пальцем в кнопку, подносит мобилу к уху.
2
Трубку берёт Санёк, он в постели в обнимку с барышней, голой, как стриженая овца.
— Алё, мля!
— Санёк, это Русик, можешь кинуть свои старые кости до меня? Падла буду, позарез, я попал круто, абзац, короче.
— С дуба рухнул? Ночь на дворе. Я с тёлкой. Ты чо, в ментовке?
— Хуже. Подгребай. Какая ночь? Полдесятого всего. Перетереть кое об чём надо, до утра не терпит. Кончай с тёлкой и ко мне. Я в тошниловке на Варшавке, где мы чачу чуячили, догоняешь? Мамой прошу, подваливай, а то пипец.
3
В кафе за столиком. Русик и Санёк глотают водку, хрустят чипсами. Закуривают.
— Короче, бро, я на бабки попал.
— Какие у тебя бабки, Рус, с какой такой сырости?
— Тётка моя, когда сваливала, оставила сотню тонн зелёных на сохран.
— Не гони. Сфигали у твоей тётки такая туча бабла?
— Прикинь, я тоже сперва ошизел. Потом прикинул: она же на Черкизоне мутила почти десять лет. Типа по мелочи, а хапнула не слабо. Копила для дочери ейной. Она взамуж собралась. Тётка в Дюшанбе побоялась грины везти, грит, поеду-посмотрю, чо там за жених, может, пошлю его нахр. А у меня эту сотку Гулька выманила, типа, в долг. Помнишь Гульку?
— Я твоих гулек-шмулек задолбался бы помнить. И чо? Дал?
— Пойми, бро, я её полгода окучивал. Я на неё заторчал дико. Ты бы видел её кардашьян, Санёк!
— По барабану мне её кардашьян. Я тя русским языком спрашиваю, дал? Сотню тонн зелёных?
— Она на коленях стояла, братан, ревела, мамой клялася, которой эти баксы на онкологию нужны. Расписку нацарапала.
— Распиську. И чо, хоть оприходовал в оконцовке?
— Да не, бро, пожалел. Повалил сперва, а она пищит, типа, не в настроении, кайфа не будет. Короче, отпустил её в оконцовке.
— Ну и дурак. И чо? В чём тема?
— Она пропала. Ващще. Мобила в отключке, в хате, где она чалилась, другие живут. Три дня её фарю – беспонтово всё.
— Кидалово! Ну, ты и ло-ох! Кароч, тетё привет, её дочке век в целках ходить. И ты меня из-за этой сантыбарбары в ночь-полночь с тёлки стащил? Я чё-то не понял, бро! Давай бобнем ещё по соточке и разбежимся.
4
Бобнули.
— Санёк! Тут засада крутейшая. Это не её бабло. В смысле, не тёткино.
— Не понял…
— Короче, ты Лысого Ахмета знаешь?
— Ну, видал разок. Конкретный чел. И чо?
— Это его капуста. Когда его менты обложили, он на дно упал, а нал стал распихивать по людям, которым, типа, доверял. А моя тётя была его учительницей в Дюшанбе. Тыщу лет назад. Он её уважает, вот и подогнал сто тонн зелёных на сохран. Фишка в том, что я про Лысого Ахмета не знал же.
— А эта твоя, с кардашьяном, откуда узнала про бабло?
— Так я ей сам показал! Хата свободная, тётки нет, я и пригласил Гульку на романтический ужин, мля. При свечах. Стал клеить, а она ни в какую. Ну, чтобы раздраконить, я и показал ей.
— Русик, ты задрот конченный, понял? Тёлкам надо другое показывать. Лысый Ахмет тебя уроет. И правильно сделает. Наливай. Вздрогнем за помин твоей души.
5
Вздрогнули, отдышались.
— Санёк. Фишка в том, что Лысый Ахмет тебя тоже уроет. От него уже приходили. Он с ментами развёл, бабло назад подтягивает. И я сказал, что баксы у тебя.
пауза
— Рус! Ты гонишь?! Ты зачем эту туфту прогнал? Я тя щас на этом месте сам урою, козлище!
— Бро, я сам не знаю. Я так зассал, когда они нарисовались, что башка ваще отключилась, прикинь. Они уже паяльник в сеть врубили, чтобы мне его в очко сунуть. Короче, они через три дня опять подвалят. Меня они уроют, это без базара, но на тебя тоже выйдут.
— И чо теперь? Вешаться? Где взять столько бабла? Я пустой!
— Санёк, нам надо в Лондон смотаться.
— Куда?! На хрена? Чего мы там забыли, ты, лошара отстойная?
— Короче, слушай сюда. Я нашёл Гулькину двоюродную сеструху. Тересию.
— Как?!
— Хоть каком, хоть раком. Слушай сюда, нудило. Она страшная, как моя жизнь. Но, типа, тащится от меня уже сто лет, на палку раскручивается. Ну, пришлось её оприходовать. Сказал ей, что женюсь, если расскажет, где Гулька.
— И?
— Раскололась. Гулька бабки слила в банк ихний, у неё там счёт оказывается. Называется, щас, погоди, а, вот, она написала — Варслаус, что ли.
— Как?! Дай-ка. А, это Барклайс, чурка. Ну, есть такой банк. Крутой. Откуда у этой простодырки там счёт? Это гониво, Русик! Тебя снова разводят. Отвечаю.
— Слушай сюда, Санёк. Тересия вякнула, что у Гульки был папик. Не сказать, чтобы такой уж козырный, но пару лимонов имел. Может, больше. Вот он ей, суке, счёт и открыл, когда они гужевались в этом Лондоне. Он тогда был при делах, шестерил у какого-то крутика, типа, из Госдумы, но тот его подставил и слил. Папик кое-как откупился и порожняком чухнул в Лондон, у него там хата запасная. Сидит, припухает. Тут Гулька. Вызвонила его как-то. Он ей – кароч, если любишь, фуё-моё, подгребай, будем вместе последний хрен без соли доедать. Только тащи с собой бабла, сколько схаваешь, это будет твой пропуск. Вот она меня и обула.
— Сука. Всё гавно в жизни от баб. Давай, дёрнем ещё. Эу, юноша, водяры подгони!
6
Бармен, возникая с заспанным рылом откуда-то из-под стойки
— Ваще-то мы давно закрылись уже.
— А шиздеть команды не было, удод. Срыгнул за водярой!
Дёрнули. Отдышались.
— Алё, гараж, а зачем нам в Лондон? Бабурики-то накрылись!
— Санёк, слушай сюда. Гулька их только вчера загнала. А Тересия божится, что забрать их налом она сразу не сможет. Там будут проверять, то, сё. Пару дней пройдёт. Надо её пасти возле этого банка, а потом в тихом переулке гоп-стоп захреначить. Куда денется!
— Русик, ты на всю голову больной. Где мы там её достанем? Ты мозги включай иногда. Сколько там пипла гоношится в Лондоне в этом? Почти как в Москве!
— Так у меня адрес есть! У Тересии прямо из матки вырвал! Вот, смотри, типа, улица Салисбири…
— Как?! Дай суда. Тьфу, мудило. Это Солсбери! Это ваще не Лондон даже, а типа райцентра, туда ещё на паровозе чапать надо. Я там был разок. Дыра дырой.
— Ну, так это и в тему! Легче будет Гульку просечь!
— А если она с папиком нарисуется?
— И чо? Он же без телков, на подсосе, длинный, тощий и прозрачный. Огорчим маленько по башке, всего и делов!
— А ты уверен, что этот банк в Солсбери?
— А где ему быть-то?
— Ну, ваще да, логично. И когда лететь?
— Завтра утром.
-Ты совсем дурак? А тикеты?
— Билеты? Вот они. Электронные, мля.
— Дай суда. Блин. Как ты их мог взять без моей ксивы?
— Так твой паспорт у меня с Нового года валяется, ты его там выронил по пьяни и забыл. День там покантуемся, если выгорит, вечером чухнем в Москву. Если порожняк, я на всякий случай взял ещё билеты на день позже. Аэропорт Гатвиск, что ли. А второй Неатров…
— Гатвик. И Хитроу. Тундра. А визы? А, ну да. У нас же годовые, которые Кривой Перец пронырил.
— Ну. И бабла маленько есть. На хавчик и ночёвки хватит.
— Откуда у тебя бабло, придурок?
— Заначку распатронил. Хотел Гульке брюликов задарить. Я её люблю, Санёк. То есть, как бы любил.
— С-сучара. Чурка с глазами. У меня с собой даже щётки нет зубной. И труселей запасных.
— Во, глянь. Рюкзачок я забил. Наколбасил всего, даже носки. У тебя же копыта воняют, хоть вешайся. Помнишь, когда на Кривого Перца пахали, мотались по всяким амстердамам и парижам, кочумали вместе в гостиницах. Так я ваще от этой вони не спал.
-Ты хлебальник свой захлопни, сокура лагерная. Ещё предъявы мне будет делать. Башляй удоду за бухло. Погнали наши городских!
7
Чёрно-белое изображение, снятое камерами наблюдения. Музыка из кино про шпионов. Александр и Руслан проходят паспортный контроль в аэропорту Гатвик. Чешут репу у турникетов вокзала Виктория. Бродят по Солсбери, как неприкаянные. Рожи у них кислые. Озябли. Начало марта, не май месяц. Заходят в паб. Санёк, помогая себе руками, делает заказ.
субтитр
АЛЁ! РАШЕН УОДКА ХАНДРИД КАПЕЛЬ! ДУА РАЗА, ФЕРШТЕЙН?
Бармен нудно не отвечает, меряет клиента брезгливым взором, затем нехотя кивает. Санёк возвращается за столик, где сидит Русик, обхватив голову руками. Вдруг он вскакивает, как в задницу ужаленный, достаёт мобилу и начинает в неё орать.
субтитр
АЛЁ! ТЫ ГДЕ, ПАДЛА? УРОЮ! ЧЕГО? В НАТУРЕ? НУ, ЭТО ПОЛНЫЙ ШАНДЕЦ…
За соседним столиком пара – оплывший старичело с кружкой пива и окосевшая тёлка с бокалом вина. Старичело смотрит укоризненно и начинает недовольно бухтеть по-русски.
субтитр
АЛЁ! РАЗ ПРИЕХАЛИ В ПРИЛИЧНУЮ СТРАНУ, ТО И ВЕДИТЕ СЕБЯ ДОСТОЙНО.
Санёк, не решаясь ответить по-пацански, показывает ему язык. Тёлка начинает угорать, видно, что она совсем уже бухая. Русик, закончив разговор, начинает дикую пляску, что-то между лезгинкой и цыганочкой. И поёт в три горла
субтитр (песня Русика)
ТЕРЕЗА, ТЕРЕЗА, ТЕРЕЗА, ДВА ЗУБА ЧЕТЫРЕ ПРОТЕЗА…
Санёк сгребает его в охапку и бросает за столик. Они сидят, уткнувшись лбами, шепчутся.
субтитр
ПРИКИНЬ! ЭТО ГУЛЬКА НАРИСОВАЛАСЬ! ОНА В МОСКВЕ! И БАБЛО ПРИ НЕЙ. У МАМКИ НИКАКОЙ ОНКОЛОГИИ НЕ НАШЛИ. ОНИ НА ДРУГОЙ ХАТЕ ЖИВУТ. ЖДЁТ МЕНЯ! А ЭТО ФУФЛО – ТЕРЕСИНО ГОНИВО…
Тут они вскакивают, пускаясь в пляс и распевая про Терезу, про её зубы и протезы. Бармен, с отвращением наблюдая за ними, о чем-то спрашивает старичелу.
субтитр
IS IT A SONG ABAUT AUR PRIME MINISTER?
Папик обескураженно разводит руками, гневно пожимает плечами и уводит прибалдевшую чувиху из заведения.
8
Русик и Санёк чапают по грязному тротуару. По другую сторону шоссе — сквер. Там, на лавочке, знакомая пара: старичело и тёлка. Оба спят, свесивши головы по разные стороны. Кентуганы ржут, тыча пальцами в направлении лавочки, приседают и хлопают себя по ляжкам. Можно догадаться, что они произносят. Но к прикорнувшей парочке вдруг подходит полицейский. Братаны переглядываются и делают ноги — от греха подальше.
Титры
***
© ZONAkz, 2018г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.