Родственница рассказывала.
Алма-Ата, середина семидесятых, она только что поступила в институт. Было немного голодно, но зато присутствовало праздничное ощущение густоты жизни — студентка, в столице, с ума сойти можно от счастья. Сокурсница пригласила её с подружками из общаги на обед к своей замужней сестре. В гости, в «этажный» дом. Для аульных девчушек это было почти как Золушкин бал. Подоспел к обеду и хозяин дома, ровесник их отцов. Знакомясь, дольше приличного удерживал девичьи пальчики во влажных ладошках. Разглядывал девушек оценивающе, со значением. Разливал вино, водку и каждую настойчиво уговаривал выпить. Надрался сам и рассказывал сомнительные, на грани фола, анекдоты. Гостьи видели, что хозяйка возмущена, но открыто одёрнуть супруга не решается.
Вел ли мужчина себя приемлемо, уместно, в рамках поведенческого кодекса городского взрослого светского-советского мужчины-казаха?
Через много лет она, уже профессор, доктор наук, увидела в новостях свежеизбранного духовного иерарха тогда ещё союзной республики. Лицо его показалось ей знакомым. Вальяжная осанка, бородка, чалма, смиренно сложенные на брюшке пухлые ладони. Зато взгляд тот же, как четверть века тому назад. Масляный, ощупывающий, с оценивающим прищуром. Стоя на импровизированном возвышении, духовное лицо обращалось к паломникам с речью.
Её, в совершенстве владеющую тремя языками, речь пастыря глубоко потрясла. Поразило даже не содержание выступления, а его общая тональность. Бесцеремонная, грубая, со сварливыми интонациями косного, дремучего базаркома. С идиомами, достойными украсить лексикон аульного хулигана.
Что же до содержания речи… Я тоже имела удовольствие тот репортаж видеть и слышать. Показали небольшой кусок выступления муфтия. Дословно (пусть разверзнется подо мной земля, если вру) почтенный служитель культа произнёс следующее:
«Раз много денег в карманах имеете, так ступайте, сорите ими, устраивайтесь в дорогие-предорогие отели… Вон их сколько понастроили…».
Это он так напутствовал мирян, отправляющихся в Мекку. Пожилых матерей семейств, старцев, молодых неофитов. Можно ли считать таковое «напутствие» приемлемым из уст не кого-нибудь – муфтия! – по отношению к смиренным прихожанам, решившимся совершить одно из наилучших деяний мусульманина? Года через два или три в новостях промелькнуло сообщение о злоключениях велеречивого муфтия. Несколько джигитов, состоящих в идейной оппозиции к нему и активу его паствы, проникли на службу в мечеть и в рамках давно идущей теософской дискуссии изрядно намяли священнослужителю бока. Об этом он жаловался вполне безбожной «Казахстанской правде» в выражениях, изобличающих его как смирного, кроткого слугу Божьего, молитвенно поминающего недругов своих:
«Хулиганствующие элементы из так называемой партии «Алаш» прервали жума намаз, избили некоторых официальных служителей мечети и вашего муфтия. Всем им нанесены телесные побои, а меня избили и сломали правую руку. Именем милостивого и милосердного Аллаха я осуждаю этих людей».
Ещё через несколько лет муфтия вместе с зажившей рукой с должности сместили. Упоминались какие-то мелкие имамские шалости. Ничего особенного, сущие пустяки — манипуляции с общинной кассой и активное сотрудничество с КНБ.
***
На похоронах погибших на пожаре в Астане пятерых детей тоже присутствовало духовное лицо, досточтимый Наурызбай кажи Таганулы, главный имам мечети «Хазрет Султан». Жестом опытного тамады имам постучал по микрофону и сразу дал понять собранию скорбящих, кто тут хозяин. Так и распорядился: «Право на выступления будут предоставлены только имамам. А то если все начнут говорить…».
Роскошная оговорка.
Поразительно, но сотни взрослых мужчин и женщин послушно выстроились в аккуратные ряды. Ни один не спросил имама – а почему собственно, почтенный, только вы будете говорить?
Микрофон и бумажки с инструкциями имаму подавали деловитые дяденьки в меховых шапках и добротных дублёнках. Неужели это были близкие родственники девочек, задохнувшихся в кривой времянке с неисправной печью?
Речь имама была краткой:
«Уважаемые мусульмане, уважаемая община! Да благословит вас всех Аллах! Да услышит Всевышний обращённые к нему молитвы. Сегодня мы собрались, чтобы с божьим благословением проводить в последний путь наших малышей. Как записано в священном нашем Писании, сокровенном нашем Коране – всякое дитя человеческое прежде всего принадлежит Аллаху. В одном из аятов Корана сказано, что нам, каждому из нас, суждено вернуться к нему, Создателю всего сущего. Мы все приходим в этот мир и уходим из него, когда нам это суждено свыше. Как говорят в казахском народе – что у тебя на лбу написано, тому и суждено сбыться. Плод только завязывается в чреве матери, а уж его будущая судьба предопределена. Мы проживаем ровно столько, сколько нам отпущено. И потому казахи говорят про умершего – он ушёл из жизни. Конечно, очень тяжело сейчас родителям и родственникам. Болит то место, куда упал камень. Пусть Аллах дарует им смирение. Пусть даст им благополучия. Дай им Аллах встретиться когда-нибудь в раю. Говорят, маленькие дети, ушедшие прежде родителей, терпеливо поджидают их у врат рая, чтобы войти в них вместе. Мы можем только кротко призывать всех к смирению и спокойствию».
Казалось бы, уместные слова. С примерами из казахского фольклора, с приличествующими случаю скорбными нотками. Но что-то меня в этой речи смущало, и я несколько раз прослушала её очень внимательно. В конце-концов, картина для меня прояснилась, причина беспокойства стала понятной.
Необходимо всё же понять, что этот безмерно трагический случай произошёл по причинам удручающе земным, связанным с плохой работой власти, не сумевшей предвидеть и предотвратить столь прискорбный оборот событий. А представитель духовенства в своём пасторском слове ловко «перевёл стрелки», указывая на небо, где всё предопределено. Сделал ответственным за происшедшее Создателя. Что, на мой взгляд, похоже на некое лукавство.
Если речь идёт о непредсказуемых и неподконтрольных человеку событиях — землетрясениях, смерчах, ураганах, извержениях вулканов, джутах, наводнениях – такой фатализм уместен. В некоторой степени он утешителен для человека. Но ведь гибель этих несчастных детей не тот случай! Так ведь можно что угодно оправдать, любые жертвы, даже миллионные. Вера, как и медицина, никого не спасёт от смерти, но иногда может облегчить страдания, а вот утешать обязана всегда.
Утешать! Но вовсе не призывать к безропотному смирению.
Между этими понятиями есть существенная разница. Что вы скажете доктору, который, открыв вам опасный диагноз, посоветует с ним смириться? Вы его прогоните и правильно сделаете. К спокойствию в общественной жизни призывать необходимо в любом случае, но к тотальному смирению – никогда! Смирение есть рабство, из которого нет исхода.
Ислам – самая молодая мировая религия, в нём есть не только утверждение о предопределённости всего и вся, но и стремление к социальной справедливости, ощущение личной ответственности перед Создателем. Ибо «Он знает то, что проникает в землю, и то, что выходит из нее, и то, что нисходит с неба, и то, что восходит к нему. Он с вами, где бы вы ни были. Аллах видит все, что вы совершаете» (Аль-Хадид, пятьдесят седьмая сура Корана)
Этими ли боговдохновенными словами руководствовался имам? Или действовал только по инструкции? Не для таких ли случаев казахский народ придумал поговорку:
Молда өзін бір алдайды, өзгені екі алдайды.
Мулла, обманываясь сам, дважды обманывает других.
***
© ZONAkz, 2018г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.