Ночной звонок

«Чашка риса на день, на ночь тюфяк с сеном. Всё, хватает этого! Наливай, чего сидишь?»

Ничего хорошего от ночных звонков Шарипа не ждала. Отлегло от сердца, когда муж, спросонья несколько раз скользнув пальцем по смартфону, вскочил, загоготал, зарокотал, стуча босыми ступнями по полу.

— Оу, Кайсарский! Откуда, бродяга? Ай, маладес! Үй iшi аман есен бе?

Друг детства, Кайсар. Садится в поезд, будет проезжать мимо их станции. В степи связь пропадёт, потому он и звонит в неурочный час. Извиняется, что разбудил. Сколько лет не виделись. Удобно ли заехать к ним в гости? Мужа такая деликатность даже рассердила:

— Только попробуй мимо проскочить! Башку оторву! С женой? Дети с вами?

Шарипа, не дожидаясь, пока закончится разговор, пошла на кухню, вынимать мясо из морозильника. Поспать уже не придётся, через час светает. Муж, радостно возбуждённый, пришлёпал за ней, уселся за стол, попросил айрана, и пока она замешивала тесто на баурсаки, ставила мясо на плиту, ныряла в погреб за соленьями, в тысячный раз рассказал про их с Кайсаром приключения.

Как огромный сом, вынырнувший из реки почти у кромки берега, чуть не утащил одного из них под воду. Как воровали арбузы у корейцев с бахчи. Как порезал ступню о бутылочное стекло. До кости. И Кайсар, задохлик, нёс его на спине почти три километра! Как поехали в Алма-Ату поступать, он в свой сельхоз, Кайсар в университет. Как замаялись искать по городу дефицитный скоросшиватель. Документы для поступления полагалось подавать в нём. Скинув сандалии, улеглись на газон возле памятника Абая, и солидная русская дама в шляпке отчитала их — тут вам не степь!

К полудню почти все было готово. Шарипа не рискнула спросить у мужа, останутся гости ночевать или уедут сегодня же. На всякий случай вынула из сундука новое постельное бельё в крупных маках по голубому полю, и положила в нижний ящик гарнитура. Позвонил с работы муж — встречать Кайсара с женой поедет Марат, водитель. Шарипе надо встретить их у распахнутых ворот. А муж ещё одного гостя привезёт. Чуть позже. Акима района. Шарипа усмехнулась про себя – хочет похвастать перед Кайсаром связями. Получается очень даже неплохо – застолье узким кругом, без людишек третьего разряда.

***

К двум часам все съехались. Пока мужчины беседовали во дворе, Шарипа, сидя напротив гостьи, вела светскую беседу — о детях, о дальнейших планах. Как там, в Турции, хорошо жилось? Ни разу так и не довелось съездить, у мужа всё дела и заботы. Гостья, думая о чем-то своём, отвечала рассеянно и чуть снисходительно, но вежливо. Кайсар закончил дипломатическую вахту в посольстве, и теперь они едут в столицу. За новым назначением. Выяснилось, что они ровесницы. А выглядит Сагыныш гораздо моложе. Из той женской породы, что и в сорок, и в пятьдесят не тяжелеют телом. С поезда, а свежая, будто из бани. Длинное платье из голубого шифона в акварельных маках. Гладко уложенный узел волос на затылке, и глаза, миндалевидные, большие, подведены чёрными стрелками. Надо же, и имя под стать красавице. Редкое, изысканное.

Неся из кухни блюдо с мясной нарезкой, Шарипа остановилась в проходной комнате, посмотрелась в зеркало. На шее складки, как у черепахи, на скулах и на лбу пятна пигментные. Тьфу.

Простодушно предложенный альбом гостья взяла, пролистнула пару страниц и отложила. Да и на что там глядеть? Групповые фотографии бесконечных званых обедов. У мужиков пьяные осклабленные рожи, а у женщин… Ни одного счастливого лица.

Вошли мужчины. Аким, деловой, как у себя на совещании, уселся во главе стола. Поставил локти на стол, опёрся подбородком на сплетенные кисти рук и смотрел чуть исподлобья. Молчал и прицыкивал зубом – негромко. От него пахло дорогим одеколоном. Гостью посадили по правую его руку. Кайсар, щупленький, лопоухий, очкастый, всё время растеряно улыбался, показывая крупные зубы. Брюки были ему великоваты. Оглядывал убранство — бархатные гардины, вздыбленного коня с золочёными крыльями, портрет президента, арабскую мебель. Провел пальцами по корешкам никем не читаных книг, с усилием вытянул томик, раскрыл и замер. Муж рассказывал, как в детстве прочитавший всю аульную пыльную библиотеку Кайсар пересказывал ему приключенческие романы.

…Разговор за столом шёл о разных странах. Аким перехватывал любую тему и выплёвывал её вместе с ядом своим. Стамбул? — Большая и грязная дыра. Турки? — Мошенники. Рим? — Что там хорошего? Колизей их ободранный? Париж? — Сумасшедший дом. Анкара? – Ну, это вообще Астана какая-то! Тут все как-то стихли, а районный начальник, коротко оглянувшись на портрет Назарбаева, подмигнул застолью. Шарипа присаживалась к столу на минутку, чтобы дослушать очередной тост, смачивала губы коньяком из рюмочки и уносилась на кухню. Там шустрили вызванные на помощь соседка, из бедных, и жена брата.

Очень быстро мужчины захмелели, заговорили громче обычного. Шарипа подвигала поближе к ним блюда с закусками. Меняла тарелки, почтительно задерживаясь с подносом у двери, если говорил Аким. Этого уговаривать не приходилось. Жевал с аппетитом здорового зверя, запивая минералкой. Водку пил красиво, опрокидывая рюмку особенным мужским жестом, выдающем человека, пить умеющего и знающего свою меру.

Все в районе знали, что жену он сослал с глаз долой, в город к женатому сыну, а сам сожительствовал с разведёнкой, заведующей садиком. По гостям с ней не ходил, а когда принимал у себя, то хозяйничала его незамужняя пятидесятилетняя сестра с бельмом. Был он мужчина крупный, в теле, голову брил наголо. Одевался с шиком, за глаза его шёпотом называли «Бриони». Муж говорил, что туфли носит сшитые на заказ. Слухи про него разные ходили. Заместителю своему рёбро сломал, у себя в кабинете. Мог позвонить среди ночи и попросить «в долг» пять или десять тысяч долларов. Утром лететь в Астану, сам понимаешь, братан. Все, кто занимал в районе хлебные места, знали об этом своеобразном налоге. Долг, разумеется, никогда никому не возвращал. Да никто и не спрашивал.

Гостья не ела, а кушала. Медленно, аккуратно, бесшумно пользуясь обоими приборами. Никто из обычных гостей Шарипы не пользовался ножом. Муж рассказывал Кайсару, как радениями уважаемого Акима расцвёл район. Тот махнул небрежно в его сторону салфеткой – отставить! Лицо мужа на миг потухло, стало серым.

Вернувшись в очередной раз из кухни, Шарипа почувствовала, что разговор за время её отсутствия свернул в опасное русло.

Кайсар, поправляя съезжающие очки, возражал Акиму:

— Уважаемый, думаю, вы неправы. Весь этот бардак закончится тем, что…

Тот смотрел на Кайсара, набычившись, сжимая салфетку в волосатом кулаке. Муж растерянно протягивал руку через стол к Кайсару, будто умоляя – не спорь. Аким негромко пристукнул кулаком по столу, бросил отрывисто:

— Всё из-за таких чистоплюев, как вы! Народ, интересы народа… Вот эти (он кивнул на окно) народ? Не заслуживают эти уроды лучшей жизни! Правильно китайцы делают! Чашка риса на день, на ночь тюфяк с сеном. Всё, хватает этого! Наливай, чего сидишь?

Забалтывая неловкую паузу, Шарипа подкладывала всем на тарелки горячее жаркое. Вкуснее нашей баранины, говорят, в мире нет. Кушайте, пожалуйста. Жена посла, молчавшая почти всё время, вдруг произнесла – какое вкусное вино! А у меня бокал пустой. И с мутным вызовом посмотрела на Акима. Тот взял свой бокал с вином и протянул женщине – на! Она невозмутимо, как должное, приняла бокал, увидела на нем жирный след от его губ, хотела отпить с чистого края, но не решилась и осушила до дна.

Тосты и срамные анекдоты сыпались из Акима, как бараньи катышки, один за другим, почти без пауз. Сагыныш безудержно смеялась. Шарипа исподтишка посмотрела на Кайсара. Он ничего, казалось, не замечал. Очки запотели, галстук почти развязался. Не свалился бы под стол, вон как его подпаивают. Рюмку уже не держит и пьёт через силу, как бы ни вырвало его прямо на стол. Наконец, Аким, резко бросив скомканную салфетку на стол, встал и показал закругляющим жестом – перерыв.

Шарипа кликнула сноху и стала убирать со стола лишнее. Теперь, когда мужчины удалились, полагалось бы поговорить с гостьей накоротке. По-бабьи, полушутя попенять на мужиков, таких-разэтаких.

Но Сагыныш будто окаменела, сидела, прямо держа спину, чуть наклонив изящную голову, и не делая ни одного из мелких учтивых движений, принятых у воспитанных людей. Бокал подвинуть, или тарелку хозяйке отдать.

Шарипе стало обидно. Подумаешь, жена дипломата! Её тут принимают как министершу, хоть бы слово какое ласковое сказала. Как устраиваются эти тонкокожие стервы. Тяжелее кошелька ничего не поднимают, а всё у них есть, все им услужают. И мужья пылинки сдувают, и старые кобели стойку делают. Молча собрала посуду и вышла.

Мясо в кастрюле уже окончательно дошло, помощницы нарезали тесто на квадратики, когда муж, отозвав Шарипу, нервным шёпотом скомандовал:

— Вызови Марата. Кайсара в гостиницу отвезти. Пусть поспит, устал с дороги.

— Что значит — поспит? Мясо же ещё не подавала. Хочет отдохнуть, в детской пусть полежит. И перед Акимом неудобно!

Муж схватил ее за руку, сжал больно.

— Я сказал, вызови! И скажи бабам, чтобы носа из кухни не высовывали! Дети со школы придут, пусть идут к твоим!

Шарипа изумилась. Не было такого в обыкновении, детей отсылать. Машина приехала, и Кайсара, еле-еле попавшего ногами в туфли, затолкали на переднее сиденье. Он невидяще посмотрел в окно, виновато улыбнулся, махнул слабой ладонью и откинулся на спинку, когда автомобиль рванул вперёд.

На кухне сноха с соседкой, веером раскладывая на блюдах нарезанные фрукты, виновато улыбнулись, утираясь от пота – за хлопотами не заметили, как жарко.

Шарипа раздумывала, как теперь быть. Подать чаю? Или предложить пока переместиться на топчан под виноградом, там прохладнее. Или кумысу предложить? Так потом мяса есть не захотят.

Боковым зрением она заметила что-то странное. Большое окно зала, видное из кухни, было почему-то плотно задёрнуто. Да что такое сегодня происходит? Она стремительно вышла в проходную комнату и увидела, что муж, глупо улыбаясь, стоит, привалившись спиной к двери зала и будто удерживая там кого-то.

— Вы что творите? У нас тут что, жалепхана? – спросила она, внезапно догадавшись обо всём.

Муж ещё плотнее прижался к двери, приставил палец к губам угрожающе – тихо, молчи. Она попыталась оттереть его плечом и дёрнуть за ручку двери, но челюсть ожгло болью, будто разрядом тока. Голову мотнуло от удара. Она упала, больно ударившись спиной о паркет и разодрав кожу на локте до крови. На шум выглянула сноха, всплеснула руками, запричитала тихонько.

Бешбармак не понадобился. Аким незаметно смылся. Гостью Шарипа обнаружила в ванной. Дверь была незаперта. Они встретились взглядами в зеркале над раковиной. Сагыныш отряхнула мокрые ладони, и стала неторопливо скручивать растрепавшиеся волосы обратно в узел. Подол платья сзади будто корова жевала.

В зале над неубранным столом кружилась оса. Скомканная простыня в целомудренных маках заткнута между диваном и креслом. Рисунок такой же, размытый, акварельный, как на платье у Сагыныш.

Провожать гостей на вокзал Шарипа не поехала. Муж и не настаивал. Простыню сожгла в банной печи. Пламя занялось лениво, проступив по ткани сначала коричневыми, и вскоре почерневшими пятнами.

***

© ZONAkz, 2020г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.