– Александр Владимирович, в Белоруссии мы сейчас наблюдаем очередную попытку «цветной революции» на постсоветском пространстве. При этом практически все предыдущие революции – в Грузии, в Киргизии, на Украине, в Армении – не принесли никакого счастья населению. Уровень жизни упал. Украина, где до 2014 года пенсии и цены на коммуналку были такие же, как в Белоруссии, сейчас отстала от соседей по уровню пенсий в два-три раза, а по ценам на коммуналку обогнала их в пять раз. Это не говоря уже про Донбасс и Крым. И всё равно белорусы идут на площадь! Всё равно кричат «долой Лукашенко!» Они что, все наивные идиоты? Жертвы западной пропаганды? Или дело в том, что в наших краях авторитарные и просто «промосковские» режимы настолько вышли из моды, что логика «лучше-хуже» перестала действовать?
– Да, вопрос о том, почему, видя отсутствие социального прогресса в результате революционных потрясений в сопредельных постсоветских государствах, значительная часть белорусского общества отважилась на такой масштабный протест, вполне закономерный. Думается, что однозначного ответа здесь быть не может. Конечно, любые серьезные трансформационные изменения специфичны, и нужно смотреть на то, кто стоит за ними. Например, на первом этапе событий 2013 года в Украине это был протест против криминала во власти, против тех, кто на плечах Януковича пришел в верхние эшелоны, против доминирования одной территориально-олигархическо-криминальной группы. Затем этот протест при активном участии внешнего фактора начал приобретать все более геополитический контекст. В Беларуси другая ситуация, здесь нет олигархов в привычном смысле этого слова. Есть финансово-бюрократическая машина, элементы которой далеко не так субъектны, как в Украине. В этих условиях многие наверняка думают, что сумеют преодолеть искушения и ошибки тех же украинских событий, видя также отсутствие такой географической разделенности, как на Украине, отсутствие четко выраженного внешнего фактора в виде консолидированного Запада.
Еще один важный момент: при всем том, что в политике и общественной жизни региона сохраняется ряд постсоветских черт, есть осознание того, что постсоветская эпоха необратимо уходит в историю, и события в Беларуси это во многом подтверждают. С одной стороны, в кризисе оказались страна и общество, которые в значительной степени черпали жизненные силы для своего развития из советского прошлого. А с другой, мы видим протест нового поколения, то есть это проблемы не просто социальные или политические, но и поколенческие.
Белорусские события демонстрируют, прежде всего, кризис местного варианта постсоветской модели управления и социального конструирования. Даже принимая во внимание то обстоятельство, что четкое разделение причин и факторов, приводящих к кризису, на внешние и внутренние, вряд ли возможно ввиду их переплетения, все же именно внутренний, социальный блок проблем представляется особенно важным. Кризисные тенденции политического режима Лукашенко, судя по всему, начались задолго до событий 2020 года, и внешнеполитическая ситуация, осложнение отношений с Россией по вопросу об алгоритмах интеграции явились только катализаторами того процесса, который наблюдался в течение всех последних лет. Причины этого лежат, на мой взгляд, вовсе не только в том, о чем говорят сегодня многие белорусские либералы, а как раз в отказе от стимулирующей денежно-кредитной политики в пользу политики, рекомендованной МВФ, завышении процентных ставок, упоре на формирование валютных резервов. Без системы дешевого долгосрочного кредитования инвестиций не имеющая серьезной ресурсной базы белорусская экономика, по крайней мере, в прежнем структурном виде, не может развиваться. Создание механизмов кредитования развития экономики на основе целевого рефинансирования является главной задачей. Пока же белорусская промышленность все более отстает, страдает от узости рынков сбыта. Сыграл роль и фактор многовекторности, которая имеет свои ограничения, особенно в условиях ухудшения отношений Москвы и Запада, а также тот факт, что сокращение возможности политического маневра на международной арене всегда негативно сказывается на ситуации в довольно маленькой стране, которая, будучи фронтиром, пограничьем, начинает лавировать между большими игроками. В итоге кризисные тенденции в ней нарастают, риск политической дестабилизации увеличивается, внешние факторы проявляются все более активно.
Эта ситуация шла в параллели с формированием новой социальной структуры белорусского общества. Данная структура резко изменилась по сравнению с тем, что наблюдалось в 90-е и начале 2000-х годов, и на этот вызов власть ответить не сумела, хотя и пыталась. В Беларуси наблюдался систематический рост веса в экономики частного сектора, что шло параллельно со сменой поколений и уходом из активной жизни белорусов, которые видели успехи Лукашенко в 90-е годы.
– Для меня, как человека, пожившего на свете, очевидна феноменальная инфантильность белорусской и шире – постсоветской молодёжи. Для этих людей всё, что есть вокруг – вот эта сытая, безопасная, благоустроенная жизнь существует как явление природы. Они не знают ничего другого, не понимают рисков, не видят пропасти.
– Да, новое поколение не рассматривает ситуацию в динамике, у этих людей краткосрочное, клиповое мышление, они настроены на перемены по образцу европейских здесь и сейчас, не могут оценить позитивные долгосрочные тренды, а видят только факторы, тормозящие их личностное развитие. Протесты против режима следует рассматривать именно в плане недовольства целого ряда новых социальных страт, коммуникация с которыми была белорусскими властями недостаточно хорошо выстроена, ввиду архаичности управленческих структур, отсутствия в них должного интеллектуального обеспечения политического процесса, чрезмерной персонификации управления. В то время как политический уровень и мировоззрение руководителей страны в последние годы не в полной мере соответствовали социальным процессам в обществе.
Вот что ещё необходимо отметить: в последние годы в белорусский бизнес пришли более широкие слои населения. Прежде всего, в микробизнес, но, тем не менее, это уже не только ремесло и мелкая торговля, но, например, часть сфер, где раньше доминирующая роль принадлежала государству, в частности, обрабатывающая промышленность. Доля малого бизнеса, частного сектора в ВВП страны и, что важно, на рынке труда, росла. Это способствовало формированию городского среднего класса, к которому примыкают студенчество, профессорско-преподавательский состав, деятели искусств и культуры. При этом, если ранее опорой власти были бюджетники, люди рабочих специальностей, те, кто при любой ситуации, боясь перемен, голосуют за власть, то теперь поддержка власти избирателями этих групп начала размываться, ввиду, с одной стороны, экономической стагнации, а с другой – сомнительных, не всегда удачных высказываний Лукашенко на разные темы, сокращения социальных льгот, которые были краеугольным камнем системы, отчасти жесткого подавления протестов.
Это подтвердило тезис о том, что персонифицированный авторитарный режим может существовать только в условиях наличия определенных возможностей раздачи средств населению и поддержания стандартов жизни, в противном случае он гораздо быстрее теряет популярность, чем даже режим условно «управляемой демократии». Следует отметить также и архаичную информационную систему, скучность официальной белорусской пропаганды, которая не выдерживала конкуренции с оппозиционными телеграм-каналами, по сути координировавшими протесты вплоть до маршрутов. И что самое главное, о чем мы часто говорим применительно ко многим странам нашего региона – отсутствие образа, «картинки» будущего, упор на то, что нам нельзя рушить построенное, но отсутствие апелляции к тому, куда и как развиваться.
– С этим трудно не согласиться.
– Можно, вероятно, отметить здесь и отсутствие инициативы чиновников на местах, которые не привыкли принимать самостоятельные решения. Очевидно, что ситуация с коронавирусом также сыграла в минус белорусским властям, не в силу того, чтобы была провалена лечебная работа, а в силу того, что не была выстроена верная коммуникация с городским населением, для которого тезисы Лукашенко казались неадекватными и архаичными. И это при том, что Беларусь, как оказалось, в целом демонстрировала здравый и профессиональный поход, с точки зрения выбора модели реагирования на пандемию. Перед самыми выборами пренебрегли и ролью гендерного фактора, который, кстати четко проявился в ходе самих протестов и только подсветил фактор психологической усталости от безусловно, привлекательной по своему, долгое время выручавшей и консолидировавшей, но все же несколько уже приевшейся манеры властной коммуникации с обществом.
Сегодня, ввиду всего вышеперечисленного, вопрос о политической и конституционной реформе в Беларуси, безусловно, назрел. Справедливости ради, надо отметить, что белорусская власть еще полтора года назад ставила вопрос о конституционной реформе, изменении роли парламента, усилении местного самоуправления. Кроме того, думаю, не стоит представлять события так, что это конфликт общества и власти. Митинги в поддержку президента показали, что значительная часть общества выступает либо за него, либо просто боится дестабилизации. По сути это конфликт двух частей общества, а точные пропорции их определить довольно сложно. Да и не особенно нужно. Нужно постараться учесть их интересы в ходе политических трансформаций. Теперь к вопросам реформирования приходится возвращаться, но с заведомо более сложных позиций. При этом следует не просто отсечь радикалов от переговорного процесса, но и сам процесс и само обновление власти должно идти по пути качественного обора профессионалов, совершенствования социальных лифтов, отказа от резких реформ которые могут привести к деградации экономики и украинскому варианту, когда вместе построение экономики знаний, услуг, IT, о которой там тоже много говорят, доминируют все же процессы деиндустриализации, миграции и архаизации социальных отношений.
– Вы упомянули, что в белорусских событиях Запад играет меньшую роль, чем играл в украинских.
– Тем не менее, помимо внутренних факторов, в белорусских событиях есть и внешние. При том, что протест сильно отличается от украинского, в том числе и тем, что отсутствует, как я уже сказал, фактор консолидированного Запада, нет ярких харизматичных лидеров протеста, в нем нет такой степени отрытой геополитичности, меньше роль националистов, хотя она в последнее время она стала прослеживаться. Однако внешний фактор, прежде всего польско-литовский, присутствует. Известно, что Польша не просто активно играет роль со своим геополитическими, транспортными, экономическими проектами в Балто-Черноморском регионе. В июле в польском Люблине прошла встреча министров иностранных дел Польши, Украины и Литвы. По ее итогам была принята совместная декларация министров иностранных дел Украины, Республики Польша и Литовской Республики об основании Люблинского треугольника. Согласно этому документу, страны-участницы подчеркивают стратегическое значение углубления взаимодействия между Европейским союзом, НАТО и странами Восточного партнерства, а также уделяют достаточно внимания деятельности Инициативы трех морей. За этой идеей стоит Вашингтон, по замыслу которого, этот союз восточноевропейских государств играет роль инструмента для проведения американских интересов на европейском континенте. Через него усиливается влияние Вашингтона в Европе и ослабляется вес Брюсселя и Берлина. Можно с уверенностью говорить о том, что цель этих проектов не допустить диалога «Старой Европы» с Москвой. Нельзя забывать и китайский фактор, Пекин явно заинтересован в сохранении стабильности в Беларуси, недопущении резкого усиления влияния там Польши и США, сохранения инвестиций и значения Республики Беларусь, как важного форпоста для выхода на рынки Европы.
Внешний фактор проявляется и в том, что многовекторность, как указывает, в частности, белорусский эксперт Алексей Дзермант, только усиливает фронтирность, пограничность Беларуси, и в этих условиях один из возможных вариантов для нее – примкнуть к российскому геополитическому полюсу. Но это не означает и не может, на мой взгляд, означать крайностей. Идеалом для меня является именно союз двух государств, который постепенно укрепляется, и по ключевым позициям на международной арене выступает единым фронтом. Но союз этот может быть востребован обществами двух стран только тогда, когда превратится в инструмент и драйвер социально-экономического развития, будет дебюрократизирован и станет понятен гражданам как инструмент улучшения качества жизни и качественной работы социальных лифтов. Для этого реформы должны проходить и в России и в Беларуси. Требуется изменение многих походов к развитию экономики и социальных отношений. Идея Союзного государства и шире – Евразийская идея должна восприниматься как привлекательная для представителей большинства социальных страт населения, в том числе, среднего класса, как инструмент промышленного, научного-образовательного, социального соразвития.
***
© ZONAkz, 2020г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.