Прежде чем начать разговор, хотелось бы предупредить читателя, что под понятием «казахскоязычие» автор данных размышлений нисколько не подразумевает, допустим, тех казахов, которые говорят на родном языке, чтят казахскую культуру, сохраняют в быту верность казахским традициям. В данном случае под казахскоязычием я имею в виду своеобразное номенклатурное казахскоязычие. А таковая форма деятельности в общественной природе казахского общества присутствует и имеет крепкие традиции. Другими словами, в обществе существует обширный слой, который зарабатывает свое благополучие за счет исполнения своих каких-то функций на основе казахского языка, казахскоязычного исполнения… Прежде всего это относится к этнокультурной сфере. Впрочем, когда мы говорим о культуре, надо иметь в виду, что под культурой подразумевается самый широкий круг понятий, ибо культура — это и балет, это и изобразительное искусство. Там нет языка, это совершенно интернациональные вещи. Другое дело, когда мы говорим о литературе и журналистике на казахском языке. Представители такого номенклатурного казахскоязычия еще в советское время создавали иллюзию благополучия казахскоязычия в целом. Упорно эту иллюзию они стараются поддерживать и по сию пору. Тогда как все, что можно и что казалось незыблемым, уже разрушено. И такая престижидитация совершенно безнаказанно проделывалась до той поры, пока это дело, грубо говоря, не раздолбал и не доказал всем и вся, что казахский язык дошел до ручки, журналист Джанибек СУЛЕЕВ.
Если есть номенклатурное казахскоязычие, то есть, соответственно, и номенклатурщики от казахскояычия. Это по преимуществу члены Союза писателей, директоры издательств, главные редакторы журналов и газет, ответственные работники Госкомитета по радио и телевидению, их замы и т.д. и т.п. Словом, это такие люди, которые работали и работают в сфере казахскоязычия именно как чиновники. И ко времени распада СССР таких людей было огромное количество, целый класс. И вот когда СССР распался, был создан суверенный Казахстан — государство кинулось спасать не казахский язык, не казахскую культуру, ни казахские традиции и культуру, а государство кинулось спасать этот класс. Десять лет спасает — а толку никакого. Потому что, по сути, они — никто. Этот слой сплошь состоит из непрофессионалов, и они непрофессионалы именно как непрофессионалы казахского языка. Они просто чиновники. Причем наиболее слабые, самые негодные из всего номенклатурно-чиновничьего класса. И им отдали на откуп (чтобы спасти их) поле казахскоязычия. А о том что это приведет к гибели казахскоязычия как такового, к гибели казахскоязычных СМИ, я сказал еще в самом начале 1994 года в частной газете «Казахская правда». Тогда впервые были мной постулированы следующие вещи: казахскоязычие, общественное казахскоязычие (а под этим термином я имел в виду главным образом казахскую прессу), казахскоязычные СМИ — все погибает из-за того, что они отданы на откуп казахским газетно-журнальным баронам, оставшимся нам в наследство еще от советской эпохи. Одна из самых значимых фигур казахскоязычия, писатель и политик (депутат нескольких созывов и нынешнего парламента) Шерхан Муртаза в своем интервью газете «Жас Алаш» в начале 1998 года высказался примерно в таком духе, что я, мол, подобными своими выступлениями оскорбляю память своего отца. Такое мнение в отношении меня и моих выступлений по поводу плачевного, а нынче уже гибельного положения казахского языка и казахской культуры, и не только со стороны г-на Муртазы, в какой-то мере и заставляет меня не закрывать эту больную для казахского самосознания тему…
В 1999 году я более доказательно стал об этом писать — в силу того, что распад казахского языка и, как говорится, продукты разложения общественного (номенклатурного) казахскоязычия прямо стали бить не в бровь, а в глаз. Казалось бы, кое-кто понял, что отступать уже некуда. Мои выводы, самые жесткие из которых сформулировались в течение последних двух лет, касательно казахского языка, касательно настоящего и будущего казахского языка (а значит, и в какой-то мере казахского общества в целом), как я полагаю, возымели действие, и власти озаботились таким обстоятельством. Мне это стало понятно после того, как в феврале текущего года аким Павлодарской области Галымжан Жакиянов опубликовал в газете «Ана тiлi» собственную программу внедрения государственного языка в повседневную и административную жизнь. Он же параллельно дал обширное интервью газете «Жас Алаш», которому придали претенциозный заголовок: «Пока не поднимется казахский язык — ничего не поднимется». Ничего не имеем против инициативы акима, но ведь не секрет, что такие инициативы на пустом месте не рождаются. Значит, ожидаются новые финансовые подпитки в этой области, и таким образом продолжится нескончаемая сага под назваением: «Спасем казахский язык». Желание властей изменить ситуацию с казахским языком понятно. Все-таки государство наше называется Казахстан, титульной является казахская нация. К тому же в последнее время и такой фактор стал реальностью — казахи нынче составляют более половины населения Казахстана. А если иметь в виду более молодые возрастные категории, то до двух-третей казахстанского населения составляют в настоящее время одни казахи. В то время, когда у русских почти половина общины состоит из людей пенсионного или предпенсионного возраста. Иначе говоря, завтра, если, конечно, никаких катаклизмов не наступит, общество по национальному признаку преимущественно станет казахским. И в этих условиях игнорировать проблемы казахскоязычия затруднительно, а они зашли слишком далеко.
Поэтому, будучи тем человеком, который последовательно освещал истинное положение дел в этой сфере, как тот человек, выводы которого касательно судьбы казахского языка вынуждены были не только признавать втихомолку, но и повторять самые непримиримые оппоненты (об этом ниже. — Д.С.), то я посчитал вправе высказать свое суждение о том, каковы же перспективы спасения казахскоязычия и как вообще в связи с этим выглядит действительность.
Секретом полишинеля является тот факт, что у нас законы на казахском языке, мягко говоря, позорные. В каждом своде законов, в каждом кодексе определенного направления (допустим, в кодексе законов о земле, кодексе законов о воде, об экологии) можно обнаружить более двух тысяч (!) примеров неаутентичности. И это в своде законов, принятых и утвержденных государством! Но когда накапливается столько примеров неаутентичности — это уже не закон… Т.е. давным-давно пришла пора разбираться: или эти законы надо срочно собрать и изъять, как фальшивые деньги из оборота, чтобы, как говорится, они не вводили никого в заблуждение — или надо объявить, что язык, на котором вот эти неаутентичные варианты изданы, скажем так, в масштабах государства, и по сути своей язык является отнюдь не государственным. Казахский язык претендует сегодня только на одно определение — неофициальный язык. Скажем, в Америке определеннное функционирование имеют индейские языки. На этих языках и в Южной Америке, и в Северной между собой общается местное, коренное население, слабо владеющее европейскими языками, которые и являются основными, официальными языками — английский, испанский, португальский (в Бразилии). Для такого населения издаются какие-то толковательные издания, в которых описываются общественно-жизненные законы, основа государства. И в этом случае требований к аутентичности нет, потому что это не законы, потому что эти языки не являются обязательными в масштабах всего государства — в том смысле, чтобы на них можно было ссылаться, возбуждать какое-то дело, в суд обращаться. Вот это я и доказывал в 1996, 1997, 1998 годах. Но это ничего не изменило. В 1999 году сам Дулат Исабеков, лауреат Государственной премии, в чьем знании казахского языка никто не может сомневаться, дал пресс-конференцию, где слово в слово повторил все мои выводы, т.е. издевательски прошелся по поводу наших законов, изданных на казахском языке.
Я неоднократно выступал критически по поводу ужасного качества учебников для казахских школ. В 1997 году в своем выступлении на страницах «Казахской правды» и газеты «Бiрлiк» я высказал следующую идею: поскольку казахскоязычие (в данном случае академическое) не может обеспечивать интеллектуально даже начальные классы, следовательно, есть смысл сделать универсальную школу, как в автономиях Северного Кавказа. Во всяком случае, для казахов, где бы они до четвертого класса получали бы начальную базу образования преимущественно на родном языке, а потом — специализированные предметы на русском. В 1999 году на страницах газеты «451 градус по Фаренгейту» я вновь конкретно и предметно раскритиковал учебники, причем на этот раз меня навели на эту мысль родители самих учеников, они и показали и доказали все это. Приговор был суров: все пришли к выводу, что ни одного нормального казахского учебника за все время суверенитета так никому и не удалось сделать. Спустя некоторое время другой титан казахскоязычия, директор Института педнаук им. И.Алтынсарина Акселеу Сейдимбеков, дал пресс-конференцию, на которой он и его сотрудники признали, что их учебники далеки от… совершенства. Объяснили они это тем, что у них якобы слишком сжатые сроки и ограниченные возможности. Далее на страницах того же «Фаренгейта» я в своих выступлениях указал, что главная проблема казахов состоит в том, что они не хотят быть казахами, не хотят изучать казахский язык и отдавать своих детей в казахские школы. Вот эту тройку моих основных суждений, выводов по данному поводу летом, в ходе предвыборной кампании, неоднократно повторял Сабетказы Акатай — лидер партии «Алаш». Что это за партия, думаю, нужды объяснять нет. Это, даже по формальному определению, как бы самая проказахская партия. Таким образом, в этом плане можно сказать, что автор данной статьи в какой-то мере опережает время. Все это не нравится этнокультурной, литературно-журналистской элите, но изюминка заключается в том, что на страницах газет они меня ругают («Казак адебиетi», «Казак елi», «ZAMAN-Казакстан»), а за глаза, наверное, еще хуже того — проклинают. Но проходит время — и так или иначе отдельные ее представители вынуждены признавать справедливость моих выводов.
Видимо, осознание такой реальности и подвигает власти к каким-то шагам навстречу казахскоязычию. Однако в таком случае власть опять наступает на одни и те же грабли — ну а по мозгам получит, как водится, в очередной раз не сама власть, а казахское общество. Почему? Объясняю: так называемое казахскоязычие, общественное казахскоязычие, а это прежде всего казахскоязычные СМИ, на сегодняшний момент они так деградировали, что вопрос надо ставить не о том, чтобы, как говорится, им помочь встать на ноги, финансово поддержать — нет и еще раз нет. Общественное казахскоязычие, представляемое казахскоязычными СМИ, представляемое казахскоязычной системой административного управления, вузовской системой (школ я пока не касаюсь), восстановлению не подлежит. А так, оно, казахскоязычие, именно как аварийное здание, грозит обвалиться и похоронить под собой последние остатки надежд. Ради того, чтобы что-то новое построить, аварийное здание лучше разрушить. Но укреплять руины — глупо. Я объясню, в чем тут дело. Вот говорят: казахскоязычие, казахские средства массовой информации. Что они делают? Прежде всего поговорим об их профессионализме, квалификации.
Одна из главных задач журналистики — пропустить через себя реальность жизни и дать свое толкование, причем профессиональное толкование, ибо если кому-то необходимо непрофессиональное толкование, они его могут получить от пенсионерок, сидящих на скамейке у подъезда в городах, или от апашек за чашкой пустого чая в аулах. Речь идет о журналистском мастерстве. Так вот, казахская журналистика, в этом смысле, практически на сто процентов отдалена от той реальности, которая стоит у нас на дворе. Почему? Возьмите любую телепрограмму, любую газету, посвященную освещению современных, актуальных событий, как говорится, каких-то перемен, реформ, и если вы казахскоязычный человек, то вы поймете, что эти ребята (казахские журналисты) так называемые рыночные реформы, ту жизнь, которая бурлит на улице, понимают, профессионально препарируют гораздо хуже, чем младшеклассники тех же казахских школ. И дело тут не в том, что большинство из них изначально негорожане — ведь многие негорожане добираются до самых, что называется, высот в бизнесе и т.д. Проблема в другом — общественное казахскоязычие оно такое косное, такое законсервированное проявление отсталости, что давно пугает самих природных казахов, которые чего-то добились на поприще, не связанном с языком.
Но в любом другом обществе косное, отсталое по себе осознает свою отсталость. Во всяком случае, крайне трудно себе представить, что, допустим, какой-то крестьянин-колхозник из глубинки Нечерноземья или мордовской глухомани, приехав в Москву, стал бы навязывать московским интеллектуалам свое видение жизни (даже Мишка Ломоносов стал Михайло Ломоносовым не сразу…) и превращать свой ограниченный опыт в постулаты. Такое трудно себе представить, а вот у нас такой подход навязывается, но проблема-то в том, что у наших же, как говорится, журналистов и писателей, здравомыслия гораздо меньше чем у российского селянина. Вот в чем беда! Жизнь общественую они не в состоянии осмыслить до такой степени, чтобы более или менее адекватно ее отражать и делать какие-либо адекватные выводы. Конечно, как любая информационная система, они пытаются что-то сообщать, писать, и у них сплошь ляпсусы получаются. Вопрос даже не в этом, в конце концов — не понимают, ну и пусть не понимают. Быть невежественным вроде не грех. Но смешно быть невежественным и при этом еще и поучать кого-то. Но и это не беда, по сравнению с другим. Ведь основным достоинством представителей общественного казахскоязычия считается уровень их знания родного языка, который, конечно же, выше, чем у городских казахов, забывших и до сих пор плохо осваивающих казахский язык. Однако, как выясняется, казахского языка не знает сама казахская… журналистика!
Возьмем в качестве примера радио «Азаттык», т.е. казахскую редакцию радио «Свобода». В нее, эту редакцию, надо понимать, попали самые лучшие казахские журналисты или, в крайнем случае, одни из лучших. И по сию пору эта радиостанция считается априори, ведущей структурой по поводу казахского языка. Люди, работающие на этой радиостанции (а она, как известно, вещает на весь мир ныне из Праги), получается, продолжительное время находятся в самом центре Европы. И должны, по идее, несмотря на факт оторванности от казахского общества, в своем профессиональном росте заметно прогрессировать, т.е. отличаться от традиционных казахскоязычных коллективов — замшелых, находящихся на периферии мировых инофрмационных потоков. Но родимые пятна общественного казахскоязычия невыводимы. Например, рабское следование в фарватере русскоязычного мышления, неприемлемое для правил казахского языка и для тех, кто хочет его сохранить и развивать дальше. Что здесь имеется в виду? Известно, что «РС» — это прежде всего политическая радиостанция, которая основной упор делает на политическую информацию и аналитику. А теперь взглянем на то, что делают наши джигиты на радио «Азаттык», скажем, с политическими терминами… Двухпалатная парламентская система была введена в Казахстане в 1995 году. Есть верхняя и нижняя палаты. Сам термин «палата» предполагает нечто очень торжественное, богатое, если иметь в виду какое-то помещение. Вспомните — Грановитовая палата. Вообще, если вы заглянете в любой энцеклопедический словарь русского языка, то узнаете, что это слово происходит от латинского, «палацио» — т.е. дворец. А журналисты радиостанции «Азаттык» вот уже на протяжении четырех лет упорно вещают, что палата — это «шатыр». По-казахски это означает палатку или просто крышу. Иными словами, перепутали палатку с палатой. Даже в русском есть слово «шатер», но оно никак не может ассоциироваться со словом «палатка». Но у этих, мягко говоря, балбесов от казахскоязычия из казахской редакции радио «Свобода» ассоциации почему-то дальше «палатки» не пошли
. Для них и четырех лет оказалось недостаточно, чтобы обнаружить вопиющую неточность. Это чисто этимологическая ошибка. Но у «Азаттыка» имеются проблемы и синтаксического порядка. А это уже гораздо серьезнее, чем какая-либо другая ошибка. Буквально недавно, 6 февраля, в связи с нашумевшим делом корреспондента Радио «Свобода» Бабицкого радиостанция передала в вечернем (19.00) эфире следующее: «Андрей Бабицкий Бислан Гантемировтын отрядтарынын бiрiмен туткундалды». Если мы переведем это с казахского, между прочим, с основного языка кипчакской группы тюркских языков, на русский язык, то получим следующий результат: «Андрей Бабицкий был арестован вместе с одним из отрядов Бислана Гантемирова»… Тогда как везде, по всем СМИ, имелось в виду, что именно один из отрядов Бислана Гантемирова арестовал журналиста Бабицкого, а не наоборот, когда целый гантемировский отряд вместе с Бабицким был арестован… неизвестно кем (!) Вот в чем дело-то! Это уже, как говорится, клинический случай — журналисты не то что не понимают какие-то отдельные термины, они искажают их, а если компилируют, то прямо в кювет от истинного значения того, что по всем правилам положено было бы соответствовать первоначальному смыслу конкретной информации. Это и есть пример неверного (!?) восприятия реальности. Людей даже в Центральную Европу увезли, платят высокую даже по среднеевропейским меркам зарплату, но, как говорится, они не поумнели. Такого рода казахскоязычие — его хоть в Европу вывози, хоть в Америку, хоть какие райские условия создавай — оно не изменится. Потому что оно, в принципе, лишено потенции прогрессировать. Следовательно, оно может только деградировать. Сейчас, если правительство, президент, бизнесмены, сам Аллах вдруг начнут вновь поднимать на котурны такое казахскоязычие, это приведет только к ускорению деградации, а заодно и к деградации остатков незамутненного казахскоязычия. Ведь люди, имеющие доступ к общественно значимой информации только через официальное казахскоязычие, волей-неволей заражаются «кекусами», которыми их пичкает это самое, ведомое номенклатурными баронами, «казахскоязычие». Замкнутый круг, да и только! Но вернемся к радиостанции «Азаттык». Вырисовывается совершенно четкая картина — эти люди не знают казахского языка. Ведь для казахского ума, так сказать, это — дико. Но ведь люди говорят! И, увы, не только на радиостанции. В связи с чем возникает следующий резонный вопрос: если люди, считающиеся самыми профессиональными, скажем так, пользователями казахского языка, на таком уровне владеют казахским языком, то кто языком вообще нормально владеет?! Отсюда, если следовать логике, возникает следующий вопрос: кому тогда помогать? Кого поднимать на ноги — их что ли?! Неужели кто-то думает, что можно создать условия получше, чем создали мастерам казахского языка на радиостанции «Свобода»? Оплачиваемые квартиры, полуторатысячные зарплаты (в твердой и свободно конвертируемой валюте), поездки на родину раз в год. Какие еще условия нужны, чтобы нормально язык исправить, исправить огрехи? А никаких условий для тех, кто всеми правдами и неправдами добивается такой помощи и спекулирует на казахскоязычии, создавать не надо… Конечно, на этой же радиостанции есть классные журналисты, вроде Ержана Карабека. У него все в норме с адаптированностью к требованиям, которые предъявляются к современной журналистике, на каком бы она языке ни говорила. Но таких журналистов катастрофически мало, и не они, увы, делают погоду в казахскоязычии…
Далее. О понимании казахскими журналистами текущей реальности, о том, насколько они профессиональны, мы уже поговорили. А теперь поговорим о моральном портрете казахскоязычия.
Есть на свете такая газета — называется «Ана тiлi», которая была создана для освещения проблем казахского языка и культуры, главным редактором там Мереке Кулкенов. В 1998 году эта газета проявила такую инициативу. Для министров она на своих страницах опубликовывала анкеты с вопросами об их отношении к казахскому языку, предполагая, что министры заполнят эти анкеты. Ответили немногие министры, т.к. не все министры у нас даже из числа казахов знают казахский язык. Одним из тех, кто старательно все-таки ответил, оказался Еркин Калиев — тогдашний министр транспорта и коммуникаций. Казалось бы, редакция должна быть не то чтобы благодарной ему, поскольку этот министр, несмотря на то, что вырос в русскоязычной Алма-Ате, городской человек, учился в вузе в Москве, тем не менее все-таки старается быть казахом, старается показать свое уважение к казахскому языку. Ну как мог он еще показать свою казахскость? Тем не менее газета с остервенением накинулась на Еркина Калиева и в пух и прах его разнесла. При этом те министры, которые не удостоили своим вниманием анкету «Ана тiлi», остались как бы нетронутыми. Между тем ведь совершенно ясно, что уж на Еркина Калиева потрачено гораздо меньше средств и времени в плане обучения казахскому языку, чем на Мереке Кулкенова в плане русского языка. Тем не менее можно быть абсолютно уверенным, что г-н Кулкенов на порядок хуже знает русский язык, чем г-н Калиев казахский. Но не это страшно — страшно то, что наше казахскоязычие, именно та его часть, которая спекулирует на вопросах языка, играет совершенно гнусную игру. Ко времени «наезда» «Ана тiлi» на Еркина Калиева, — на который, кстати, Калиев сам себя обрек, ибо если бы он не ответил бы вообще, то никакого «наезда» и не было бы… — к тому моменту в коридорах власти уже вовсю ходили слухи, что Еркин Калиев будет снят. Понимаете? «Ана тiлi», вместо того чтобы заниматься именно насущными проблемами казахского языка, дискредитирует по пункту казахского языка таких государственных деятелей, которых власть собирается поменять. Посмотрим в связи с этим другие примеры. В 1997 году, когда наш президент отправил в отставку одно правительство и утвердил состав другого правительства, впервые состоялась процедура принятия присяги новыми министрами. И тогда Еркин Калиев читал текст присяги на казахском языке, прямо скажем, не без труда, но все-таки на государственном языке. А министр юстиции Бауржан Мухамеджанов, который, как показывают некоторые последние события, является казахскоязычным человеком, читал присягу на русском. Отказался, что называется, от казахского. Хотя кому логичнее было бы выступать на казахском? Я выше уже говорил, в каком состоянии находится казахскоязычие в области, курируемой Минюстом, и каковы требования к казахскому языку внутри этой сферы. Минюст — это такая структура, которая является основным стражем Закона, законности. А по Конституции государственный язык — казахский, и Минюст должен первым показывать в этом деле пример. Как говорится, с Минтранскома в этом смысле меньше спроса, но «Ана тiлi» «наезжает» ведь не на Мухамеджанова, потому что он на хорошем счету у власти. Еркин Калиев один раз споткнулся — так его с остервенением терзает казахскоязычная журналистика. Теперь далее: в 1999 году на пресс-конференции министр, первый руководитель Агентства по стратегическому планированию Ержан Утембаев, когда его попросили ответить по-казахски на один из вопросов, заявил, что по-казахски не говорит. Вот, опять-таки, Агентство по стратегическому планированию является практически соавтором президента по стратегии «2030», фактически самым главным идеологическим ведомством по реформам. Его руководитель в 1997 году на страницах газеты «Труд» для всего бывшего Советского Союза разъяснял основы стратегии «2030». Таким образом, этот человек был основным проповедником главной на сегодняшний день стратегии нашего государства. Этот человек не говорит на казахском и отказывается даже рассматривать этот вопрос. «Ана тiлi» же констатировала вышеприведенный факт, но не более. Никаких злых нападок, никакого разноса. Почему? Не потому ли, что летом это событие произошло, т.е. пресс-конференция, а осенью г-н Утембаев был уже назначен на пост вице-премьера. Т.е. «Ана тiлi» заранее знала, что Утембаев был на хорошем счету у высшего руководства: а зачем с ним ссориться?! Таким образом, все эти примеры доказывают, что проблема не в казахском языке, не в боли за казахский язык — корневая проблема заключена в тех людях, которые, грубо говоря, за счет казахского языка выполняют грязные заказы. Я подчеркиваю — грязные заказы. Так кому нужна такая пресса?.. Или, вот «Жас алаш» накинулся на Заманбека Нуркадилова, полоскал из номера в номер. Нуркадилов может кому-то нравиться, кому-то нет. Лично мне он квартиру не дал, хотя моему сослуживцу неказахской национальности, известному в Алматы журналисту, предлагал квартиру «на расширение». Тот не принял предложенной Нуркадиловым квартиры и спустя месяц вообще покинул госслужбу. Т.е. Нуркадилов предлагал лицу неказахской национальности квартиру, прямо навязывал, тот не взял ее, а я просил, но не получил. В конце концов квартира была подарена редакции газеты «Огни Алатау». «Квартирный вопрос» приведен в данном контексте с тем, чтобы никто не сказал, будто я защищаю г-на Нуркадилова из-за того, что, когда я у него работал в областном управлении информации и общественного согласия, этот человек оказал мне некую услугу. Скорее, наоборот, остались неприятные воспоминания и убежденность, что большие казахские начальники не любят держать данное слово. Но тем не менее: посмотрите на Нуркадилова. Это ведь единственный живой человек, я не говорю, хороший он или плохой, он единственный живой человек из больших казахских начальников. Кто еще ведет себя так естественно, в том числе и в своих ошибках, своих заблуждениях? Это живой человек, а не номенклатурная машина, которая только и смотрит, куда ветер дует, и никоим образом своих эмоций не проявляет. Именно такой человек, как говорится, стал объектом нападок «Жас Алаша». Что, «Жас Алашу» больше не на кого нападать? Если верить этой газете, то можно подумать, что Заманбек Нуркадилов — это самый плохой аким. А лучший аким в мире — это Бердибек Сапарбаев, бывший аким Кзыл-Ординской области и нынешний аким Южно-Казахстанской области. Весь февраль «Жас Алаш» безо всякого стеснения поет дифирамбы южноказахстанскому акиму. Нам трудно судить о заслугах Б.Сапарбаева перед собственным народом. Чего не скажешь о З.Нуркадилове. На страницах газеты «Казахская правда» в свое время было сказано, что Нуркадилов гордится тем фактом, что когда он пришел во власть (в данном случае на пост мэра столицы республики), казахов в главном городе страны было менее 15 процентов, а когда уходил — их стало 25 процентов. А уходя с поста мэра (на тот момент практически в никуда), он сказал, что, мол, обо мне могут что угодно говорить, но это было при мне. Этого факта никто не может отрицать. При всех его недостатках, некоторые из которых просто вопиющи, Заманбек Нуркадилов был и остается одним из самых достойных казахов именно во власти. Как раз на него и нападает «ЖА». Теперь возьмем сам «ЖА». В одном из номеров этой ежедневной газеты прошло сообщение о забастовке на одном из предприятий, которая состоялась из-за задержки зарплаты. Работники этого предприятия остановили свою работу, и, соответственно, был приостановлен производственный цикл данного предприятия. По этому поводу в газете появилась фраза примерно следующего содержания: «жумысшылар сонша уакыт жумыс iстемендiктен олар касiпорынга сонша зиян келтiрдi». Ключевое слово здесь «зиян». По-русски оно звучит не иначе, как «преднамеренный вред». Об этой забастовке тогда сообщили и русскоязычные СМИ (скорее всего, сам «Жас Алаш» взял информацию из этих СМИ), и в русскоязычных аналогах, я проверил, речь шла об убытке. Т.е. когда вы требуете свою невыплаченную зарплату и перестаете работать, здесь нет элемента «вреда» — здесь можно говорить только об убытке, с точки зрения предприятия. Если бы эти забастовщики читали казахскую прессу, то они спокойно могли бы подать в суд на «Жас Алаш » и стопроцентно выиграть иск. Но на счастье «Жас Алаша», они не читают эту газету, и вообще казахская пресса в учет не принимается. И таких примеров множество. Если, допустим, «ЖА» хочет узнать свои промахи, то есть целый «гроссбух» по такой теме. При такой работе они еще пытаются кого-то критиковать! Пытаются демонстрировать «плавание в русле жизни». Какое же это, извините, плавание? Чем быстрее мы отдалим такого рода журналистику от чего-либо реального, тем здоровее станет казахское общество.
А теперь давайте кинем наш взор на главный официоз казахскоязычия — газету «Егемен Казакстан». В марте 1996 года на страницах этой газеты был публикован опус, посвященный возвеличиванию нашего президента. Лично я ничего против такого рода материалов не имею, но там было сказано, что наш президент не в пример многим президентам СНГ, — в качестве сравнения персонально был назван украинский президент Леонид Кучма, — имеет очень хорошее образование и высокую квалификацию (конкретно по специальности)… Никто не ставит под сомнение квалификацию и образование Нурсултана Назарбаева, но что касается Леонида Кучмы, то он до прихода в административную власть возглавлял один из космических проектов в городе Днепропетровске. Выше квалификации, профессиональной, быть просто не может! Если среди первых руководителей СНГ есть человек современно образованный, крупный специалист своего дела, очень образованный человек — так это хохол Кучма. Другим был армянин Тер-Петросян. Он, как известно, подал и ушел в отставку. Кучма до сих пор президент. А теперь представим себе, что г-н Кучма смог все это прочитать — какой конфуз бы случился! Даже если это могли прочитать наши сограждане, нормальные сограждане, какой бы это был конфуз… Слава богу, никто не читает, и никто серьезно не воспринимает даже «Егемен Казакстан». Какой же вывод из всего этого можно сделать? А вывод такой: общественное казахскоязычие, я имею в виду здесь не только прессу, а именно систему, — является камнем, который тянет на дно казахское общество. Если кого-то вышеперечисленные резоны в пользу последнего вывода не убедили, то я скажу так: я почти десять лет слежу за этим казахскоязычием и не припомню ни одного примера того, что какой-то прогресс на каком либо участке в этой сфере случился. Не могу этого сказать. Если кто-то сможет мне доказать обратное — пусть попробует. Но я уже глубоко уверен, что это недоказуемо. Пример тех казахов, которые уехали в Прагу и остались прежними, и доказывает, что эта система лишена механизма прогресса. Поэтому бесполезно, даже за счет финансовых вливаний, прогрессировать в том, что прогрессированию не подлежит. Однако, как говорилось выше, похоже, власть не оставляет надежд вновь серьезно взяться за казахский язык. И ей, очевидно, невдомек, что старые, привычные меры ни к чему позитивному не приведут, ибо реакционный массив казахскоязычия убил все то живое, что было в казахскоязычии, как таковом. Классическим примером тому является судьба Галымжана Муканова, который сейчас переживает огромную депрессию — именно в силу того, что, несмотря на то, что он во имя казахского языка трудился так, как не трудилось все остальное казахскоязычие, он в буквальном смысле подвергался «отстрелу». И об этом я тоже пишу уже три года (!!!) подряд.
Само по себе, что получается в случае с Галымжаном Мукановым? Это один из самых образованных, если иметь базу казахскоязычия, человек в Казахстане. Он переводил на иностранные языки казахских классиков к юбилеям, которые мы шумно отмечали, — Абая, М.О.Ауэзова. В 1995 году, когда французский ученый, писавший предисловия к его переводам на французский, хотел выступить с добрыми словами в адрес Г.Муканова, указать в числе прочих достижений юбилейного года Абая и переводы, исполненные Мукановым, то наша культурно-административная (если угодно — элита казахскоязычия) элита отговорила француза от этого пассажа. Профессор Фишлер поддался такому давлению и, испытывая изрядную неловкость уже в следующий свой приезд, на юбилей Ауэзова, отказался исключать пассаж о Г.Муканове из своего доклада. Вследствие чего, когда предоставляли слово в ходе торжественного собрания, посвященного юбилею Мухтара Ауэзова, его просто пропустили, т.е. выступил предыдущий по списку оратор, а следом за ним последующий после г-на Фишлера по списку оратор. Фишлеру не дали слово. Чтобы он ни сказал, не дай бог, на высоком собрании (например, там президент присутствовал) что либо хорошее о Г.Муканове — все это кажется мелочью… Потом была еще более странная история, видимо, связанная с тем, что высказанное иностраннным профессором недоумение дошло до ушей народного писателя и казахскоязычного интеллектуала (и такие бывают!) Абиша Кекильбаева, который является к тому же еще и государственным секретарем и одним из самых могущественных негласных кураторов казахскоязычия. Какие-то люди из его канцелярии позвонили г-ну Фишлеру, находившемуся в тот момент вместе с Галымжаном Мукановым, и пригласили его на прием. Естественно, сразу же возник вопрос: а кто же будет переводчиком? Фишлер предложил Муканова — благо, он был под рукой. Оттуда сразу же отказали: хоть кто — только не Муканов. Далее, когда профессор появился у Кекильбаева, выяснилось, что казахстанский госсек его… не приглашал. Возникла немая сцена: вроде как неизвестно кто приглашал и кто пытался организовывать встречу. Вот такие довольно грязные игры шли вокруг Галымжана. И наконец-то они его выключили. Он прибился к оппозиционной прессе, но в прокажегельдинском «СолДате», чья редакция нахватала зарубежных грантов, а журналисты в материальном плане влачат жалкое существование, посчитали, что даже таких специалистов, как Муканов, можно использовать только в качестве газетных переводчиков. За мизерную плату. И неудивительно, что и там он не удержался. Поскольку во главе даже оппозиционных казахских газет стоят люди, изначально зараженные бациллой «баронства» от казахскозячия. Таким образом, приходится констатировать: те силы, которые могли созидать, давно выключены, состарились или отошли во имя собственной же безопасности. А то, что осталось, — не подлежит прогрессированию. Следовательно, я вынужден возвращаться к тому, что когда-то писал на страницах «Казахской правды» и «Бiрлiка»: хватит дурака валять: раз казахским языком мы занимаемся поскольку-постольку, окончательно превратив его в голый политический жупел и нам нечего противопоставить русскому языку, давайте определимся с изначальной позицией. У нас есть такой аборигенный народ, о нуждах которого необходимо думать и заботиться. Так давайте заботиться честно и искренне! Вот культура, вот язык, вот начальное образование, но не надо делать вид, что есть что-то жутко глобальное, казахское. Я не зря опираюсь на примеры из прессы, ибо любая пресса — это зеркало общества. Если в русле нашего разговора примеры из такой области казахскоязычия, по определению, наиболее динамичной области, то можно себе представить: что же происходит в других областях казахскоязычия?! Естественно, там положение на порядок хуже. Кого мы обманываем? Если, как говорится, правящей власти нужны бараны, которые за себя ничего не спросят, тогда надо это сказать. Казахскоязычие культивирует, плодит таких людей, которые не могут ясно изложить свою мысль на каком-либо языке, поскольку казахскоязычия такового по-настоящему, безо всяких кавычек, общественного казахскозычия давно уже нет
… Но это не значит, что исчезли люди, которые прекрасно знают казахский язык. Их много. Но они уже не могут влиять на общество. Уже само общество ушло дальше той границы, когда можно было бы эту инерцию обуздать и потом дать ей нужное направление. Это уже невозможно. На первый взгляд это очень странно, что никто (фактически, кроме меня. — Д.С.) об этом не говорит, никто не хочет этого замечать. А мне интересно — до какого предела? Видимо, так будет пока казахский язык кого-то кормит, пока, кто как может, так и будет, от этого языка кормится. Вот что самое главное в этом заговоре молчания…
Как-то Петр Владимирович (Своик) в период предвыборной кампании по выборам в парламент РК подходит ко мне и говорит: не хотел бы ты, Джанибек, включиться в мой штаб, как человек, который будет вести пропаганду на казахскоязычном поле. Я ответил, что не могу. Ну как это так — страшно удивился наш оппозиционер — ты пишешь такие вещи, критикуешь казахских академиков, но не знаешь настолько хорошо казахский язык? Да, ответил я ему, я не знаю казахский язык настолько хорошо, чтобы вести вашу предвыборную агитацию — ведь мое казахскоязычие устно-бытовое, и если логически самые основные требования казахского языка я через пень-колоду знаю, то я не знаю частностей, ибо никогда профессионально не изучал язык. Петр Владимирович понял одно: если казахскоязычие упало ниже уровня казахскоязычия алматинца, закончившего русскую школу, то о чем вообще можно разглагольствовать?