…Он задремал и увидел себя, идущим в высокой траве за футбольным полем. Росистые стебли, влажно шурша, нехотя отдавали ногам свою сырость… Мяч вырос из земли как гриб. Светло-серый… без шнуровки – ниппельный… настоящий. Да, настоящий! И, чтобы проверить это, он хотел наклониться и потрогать его… Но, спохватившись, напустил на себя безучастный вид, одновременно стрельнув глазами по сторонам. Нет, двое его спутников ушли вперед и лениво брели, переругиваясь на родном языке. Мгновенное дело – присесть, скрывшись в высокой траве… Теперь они были одни. Он возложил правую руку на тугую прохладу сферы и услышал, как кто-то внутри него сказал его же голосом: “Он мой. Весь этот мяч”. От неожиданности рука отдернулась. Срывая траву, чтобы надежно замаскировать находку, он все пытался понять, почему именно это услышалось? Хотя…если разобраться…он – мой…ведь его нашел я, а не эти двое…так, что…он мой. И – весь. Весь, а не какая-то часть. Мяч один. Нельзя же вырезать из него долю каждого…он мой и весь. Как ни крути – все правильно подумалось. Догнав дружков, он наплел им про неотложные дела и окружным путем вернулся к схорону. Мяч исчез. Вернее, его не было там, где его оставили. Он обшарил все вокруг в радиусе десяти метров и даже зачем-то провеял траву, сорванную им для маскировки и не успевшую завянуть… Мяча не было. И тогда он почувствовал пустоту. Не было ни обиды, ни горечи – была пустота. И в ней – не легкость и опустошенность, а ощущение тяжелой паузы, когда в груди щемит от набранного воздуха, но ты сделал это только для того, чтобы ничего не говорить… “…Да, тогда была пустота, как и сейчас…Пусто в темноте. Или темно в пустоте? Что-то начинаю заговариваться. А что еще делать одному на ночном шоссе и на скорости 120? Только изображать веселое сумасшествие и стараться не заснуть… …Встречный. Тоже “топит”. Так…перемигнемся… О чем это я? Ах да – пустота. В последнее время стал острее ощущать…это. Вот как сейчас: поворот, еще поворот – и будто бегаешь из одной темной комнаты в другую. А там – пусто. День – ночь, сутки прочь… Из темноты ночи – в пустоту дня… …И что это на меня находит в последнее время… Вот и про мяч вспомнил. Да не жалко мне его! Чего-то другого жаль… Не то, чтобы обещанного и не сбывшегося, а чего-то упущенного, несказанного… Ведь окликни я их тогда… Да что это я на самом деле?! Мой мяч! Я нашел! Я и потерял, правда… Но он был мой! Мне достался, а не этим… Двоим… …Тогда это были – два вахлака, честное слово…Два аульных вахлака во всей своей первозданной прелести. Мои семиюродные кузены, дальняя родня. Такая дальняя, что дальше некуда. Впервые в городе. Летом, проездом, из гостей в гости… И они просто соревновались в том, чтобы вгонять меня в краску на глазах у всего двора. Младший из них по первой просьбе начинал пересказывать фильм “Человек-амфибия”. И когда показывал, как плавал Ихтиандр, делал довольно двусмысленные телодвижения. Дворовые пацаны просто кисли от смеха. Но виду не подавали, а даже изображали восхищение. И просили показать сцену спасения девушки. “Ихтиандр” не прекращал постыдной акробатики и заботливо укладывал “Гутиэру” в лодку… Девчачья орава тоже получала свою часть от всеобщей потехи. Старший из братьев оказался неравнодушен к слабому полу. Как, наверное, принято у степных донжуанов, он начинал описывать круги вокруг какой-нибудь девчонки. Потом останавливался и вкрадчиво задавал очень подходящий для таких случаев вопрос: “Ты где живешь?” Ответом было хихиканье и покручиванье пальцем у виска. Но он этого словно не замечал, восхищенно цокал языком и отваливал к следующей. И при этом улыбался как ребенок, которому показали маму. От всего этого я просто деревенел. И дело не в том, что объяснить им, что они делают чего-то не так, я не мог… Я чувствовал, что они делают все это не потому, что они такие уж недалекие… Они делали все, что им хотелось, и так, как им в данный момент хотелось. Но я не мог объяснить им всю систему условностей, из которых и состоит жизнь в городе. А они бы просто не захотели понимать эту систему. Условность – часть игры, а они не играли. Они – жили играючи. И никому не собирались подыгрывать… …Это я уже сейчас понял. А тогда, в детстве, я просто деревенел… Наверное, от собственного бессилия что-либо изменить. Над ними весь двор смеялся, а мне казалось, что смеются надо мной. Я не мог переделать пацанов из нашего двора, и им двоим этого не нужно было. Но я-то знал, что не могу, и стеснялся своей родни… …Это я сейчас понимаю, а тогда – просто деревенел от стыда. И старался увести братанов подальше со двора. В то утро я повел их в березовую рощу за футбольным полем. Там когда-то снимался фильм “Котовский”. И я наплел, что в траве можно найти рассыпанные патроны, а то и целый наган… Конечно, мы ничего не нашли. Мяч – тоже… Как быстро привыкаешь к скорости: выше сотни, на ночной трассе – не шутка… А мне уже кажется, что можно выскочить и побежать впереди машины в свете фар.… И ничего по бокам не видно. Снова пустота. Темнота. И скорость. Скорость, с которой все меняется, когда вокруг пусто и темно. Все изменяется с той скоростью, с которой ты пытаешься этого не замечать. Чем быстрее говоришь: “Ничего не происходит! Ничего не происходит!” – тем быстрее все меняется. Кто мог представить, что так все сложится. …Мне это присниться могло, что я стану “шестеркой” при младшем, который “Ихтиандр”. Тем не менее – я его личный “секретарь-референт”. До “спичрайтера” не дотянул – казахский знаю хуже, чем английский. А английский, как водится, “со словарем”… Да если честно – я буфетный мальчик при богатом дяде. Причем дядя моложе меня.… И как
Старший, который донжуан, сказал: “Он мне должен. Пригонишь его “мерс” – перейдешь ко мне с повышением.” И я не стал спрашивать про оклад. Чем меньше задаешь вопросов, тем больше ответов находишь сам.…Или пытаешься найти.
А что было бы, окликни я их тогда? Да ничего. Мяч стал бы “всехний” и ничей одновременно. И никто бы с этого ничего не поимел. Передаешь мяч из рук в руки – подержать – и все. Пока он в твоих руках – он твой, но ты должен, должен
его отдать другому. Потому что – не твоё. Хотя…
…Если бы они нашли… Они бы не стали делить его поровну. Разделили бы по-честному: мяч забрал бы старший. Да мне-то что… В любом случае ничего не обломилось. Как и сейчас – ничего не обломится.
…Скоро рассветет. Устал колесить. Но надо держать скорость и пролетать мимо милицейских постов: только так можно “засветиться”. А номер, наверное, уже числится в угоне… Может, удастся пройти меж двух огней и не опалиться?
Выполнить приказ старшего, не подставляя младшего… Первому сказать: ну не вышло, по пути на ментов нарвался…А у второго прощения попросить: ну извини, братэла, ни разу за рулем шикарной тачки не сидел… Чего тебе, жалко что ли? Сам же говоришь – она уже старая…прошлогодняя.
Только и остается, что надеяться – простит хозяин. А вот который из них?
Да какая разница?! Без хозяина не останусь! Что, рабское сознание? Всяк сверчок – знай свое место…в траве…Я тогда сделал свой выбор – присел в траве и выбрал…мяч, а не их… И теперь — они хозяева. Хозяева всего! Всей травы и всех мячей в траве…
И это нужно понять и принять. Спокойно и достойно. Твой город никогда не стоял на твоей земле. Это была их земля. И они всегда знали это. Но никогда об этом не говорили. Не говорят и сейчас – они действуют. Вернее, хозяйничают.
Хорошо ли, плохо ли – не тебе решать. Они теперь хозяева этой жизни. А если ты не смог распорядиться своей – они найдут ей применение…
Вот здесь-то и есть, здесь спрятаны корни той пустоты, которая щемит… Те, кто сам распоряжается своей жизнью, те бегут с их земли. Те, кто смирился с жизнью на их земле, должны играть по их правилам. А правило одно: ты владеешь всем, кроме земли. Ты – хозяин пустоты, в которое втиснуто твое тело.
А стоит оно…сам знаешь на чём…
Ты можешь не соглашаться, ты можешь возмущаться, ты можешь даже бороться… Но сначала согласись с тем, что любишь весь мир, весь какой-то там мир… А они, хозяева, любят часть этого мира, которая зовется их землей, их родом, их домом. И в этом они хоть и более замкнутые, но более цельные и самодостаточные, в отличие от тебя…
Тебя, стонущего в пустоте, заблудшего в темноте своего же неверия, вконец разломанного “на гриппозных сквозняках мировой скорби”…
Да уж… Несколько витиевато… Что-то меня на лирику потянуло – старею, наверное… Хотя, надо признать…я тогда присел в траве…да так и не вырос…
* * *
…Он задремал и увидел себя, идущим в высокой траве, за футбольным полем…
Росистые стебли, влажно шурша, нехотя отдавали ногам свою сырость…
…С трудом разлепив сонные веки, он почти безучастно наблюдал, как вырастает перед лобовым стеклом брошенный у обочины тракторный прицеп…
…И понимал, что сейчас он получит всё. Весь э
тот мяч…