Предыдущий
sуnoptikos,
посвященный саммиту в Ереване, мы “упаковали” в такую главную мысль:
десятилетняя эпоха коллективного развода сменяется новым брачным периодом.
Новым историческим периодом. Ход саммита президентов в Минске и его итоги
подтверждают направление по этому новому вектору.
В
уже состоявшуюся эпоху суверенизации главным приоритетом руководителей бывших
советских республик было укрепление независимости друг от друга, поэтому если
они и объединялись, то больше для того, чтобы дружить не “за”, а “против”. Так,
СНГ был нужен президентам для “цивилизованного развода”, в созидательной же
части за десять лет в его рамках было сделано ничтожно мало, включая
неисполнение собственных решений. Другой пример – блок ГУУАМ, созданный
Грузией, Украиной, Узбекистаном, Азербайджаном и Молдовой, в рамках которого
тоже практически ничего работоспособного создано не было ввиду отсутствия такой
необходимости. Поскольку практически единственная цель ГУУАМ была чисто
политической: символизировать противороссийскую и прозападную ориентацию его участников.
Даже единственное объединение “за” – Таможенный союз, волей-неволей также
символизировал некое противопоставление интересов России, Казахстана,
Белоруссии и Кыргызстана, пытающихся ликвидировать таможенные барьеры внутри
своих границ, интересам других своих соседей, того не желающих.
Нельзя
сказать, что дезинтеграционные времена уже в прошлом, но новая эпоха потихоньку
наполняет иным содержанием прежние организационные формы.
Показательна
с этой точки зрения судьба СНГ: по мере выполнения своей “разводной” функции
ему полагалось потихоньку умирать, и еще пару лет дело именно к тому и шло.
Теперь же саммит в Минске подтвердил, даже по признанию явно не симпатизирующих
постсоветской интеграции западных СМИ, что “СНГ скорее жив, чем мертв”.
Напротив, тихая смерть подстерегает ГУУАМ, члены которого всерьез поговаривают
о возможности включения туда … России (!). В Молдове же после последних выборов
также серьезно заговорили о присоединении к союзному российско-белорусскому
государству.
С
другой стороны, явный прогресс наблюдается по вектору Таможенный союз –
ЕврАзЭС. Это объединение в Минске обрело свои организационные формы,
позволяющие уверенно прогнозировать его дальнейшее развитие. И вполне по праву,
по логике всей стратегической ситуации пост председателя Евразийского
экономического союза занял президент Казахстана и также казахстанцам достались
практически все руководящие места в этом союзе, включая зарезервированные за
Россией. Это дало Нурсултану Назарбаеву возможность связать осуществление ЕврАзЭС
с началом реализации его идеи Евразийского союза, оглашенной еще в середине
90-х в Московском университете. Тогда эта идея не просто “повисла” в
политической атмосфере СНГ, но и встретила критическую, почти до насмешки,
реакцию иных президентов, того же Ислама Каримова. В результате все последние
годы разговоры о Евразийском союзе были как бы “заморожены” даже в Казахстане.
И вот теперь – явная оттепель, внушающая надежды на полноценную политическую
весну.
Ислам
Каримов остается верен себе: в Минске, лишь сойдя с трапа самолета, он не по
дипломатически резко отозвался о ЕврАзЭС как о напрасной трате времени и
усилий. Однако в Минск-то он прилетел и был весьма заметной фигурой на саммите.
Новое историческое время берет свое: Узбекистан, несколько лет назад
демонстративно вышедший из подписанного в Ташкенте Договора о коллективной
безопасности, тем не менее активно сотрудничает с Россией по линии этой же
безопасности, и, вероятно, его возвращение в ДКБ есть вопрос времени.
Однако,
как говорится, первая ласточка весны не делает. Пока интеграция на пространстве
бывшего СССР – это более вектор времени, чем реальные механизмы. Трудностей и
препятствий более чем достаточно, а
главное из них — политическая асимметрия партнеров. Россия, после “укоренения”
в ней местного самоуправления и реальной парламентской многопартийности, одной
ногой уже шагнула в современную Европу. На Кавказе же и в Средней Азии
партийно-советские системы трансформировались в рыночно-феодальные структуры,
характеризующиеся монополизацией политической, финансовой и имущественной
власти в руках семейно-клановых и транснациональных олигархий и нового
регионального боярства. Интересы которых, по определению, не интегрируются.
Поэтому чем больше вызов времени будет ставить вопрос интеграции, тем больше
будет выпячиваться проблема: “С этим что-то надо делать!”