Энергия – это ключ, который отпирает все другие природные богатства. Без нее не повернутся колеса промышленности, не будут добыты и переплавлены никакие металлы. Ни один автомобиль, грузовик, поезд или самолет не был бы построен, а если бы и был, то он не смог бы двигаться без энергии. Здания остались бы холодными и неосвещенными, пища сырой, поля невспаханными – по крайней мере в тех масштабах, в каких это необходимо современному человечеству. Не было бы армии, по крайней мере такой, какой мы знаем ее сегодня. Без энергетических ресурсов мы буквально возвратились бы в каменный век. Без использования энергии и металлов в тех объемах, в каких мы используем их сегодня, население мира сократилось бы по крайней мере на половину, а по некоторым оценкам – на 90 процентов.
Youngquist, W. L., GeoDestinies — the inevitable control of Earth resources over nations and individuals (Планетарная неизбежность – наднациональный и надличностный контроль за ресурсами Земли): Portland, Oregon, 1997.
Волею судеб Казахстан из бывшей советской республики на наших глазах перешел в разряд “нефтедобывающих государством”. Именно нефтедобыча занимает лидирующую позицию в экономике республики, все более определяя ее характер и направление развития. На долю нефтедобывающей промышленности уже сейчас приходится более 40% объемов промышленного производства и экспорта. Отсюда ясно, насколько важно определение правильной стратегии в развитии нефтяной отрасли. Пример Нигерии, Ирака, Венесуэлы и многих других крупных производителей нефти показывает, что обладание большими запасами нефти, и даже их крупномасштабная разработка еще не гарантируют процветания государства.
Открытие в последние десятилетия ряда крупных месторождений, среди которых — Тенгиз, Карачаганак и Кашаган (крупнейшее из открытых в мире после 1969 года) вывело Казахстан в лидеры среди нефтедобывающих стран каспийского региона. В 2000 году в республике было добыто около 35 млн тонн нефти и газоконденсата, что соответствует 1% мировой добычи и 25-му месту. Очевидно, что эти скромные показатели не соответствуют потенциальным возможностям: уже сейчас по
разведанные запасам (около 2,7 млрд тон) республика занимает в мире 13-е место, разведка Кашагана и других перспективных структур каспийского региона может, по прогнозам геологов, увеличить в ближайшие десятилетия извлекаемые запасы до уровня 10 млрд тонн, что соответствовало бы 7-му месту в мире. Примерно таковы запасы нефти Венесуэлы, и эта страна добывает в настоящее время около 160 млн тонн нефти в год, что при нынешних ценах эквивалентно $32 млрд. Но возможно и большее: “наверху” говорят даже, что к 2015 году Казахстан сможет добывать около 8 млн баррелей в день, или 400 тонн в год – т.е. примерно столько, сколько добывает сейчас Саудовская Аравия, мировой лидер по добыче и экспорту нефти.Начиная с 1995 года нефтедобыча в республике увеличивается стремительными темпами: за последние 5 лет среднегодовой прирост составил 10%, за последние 2 года — 14,5%. Еще быстрее увеличивались объемы экспорта: в конце 80-х экспортировалось около 20% добываемой нефти, то в 2000 году было вывезено 82%. Главным препятствием, сдерживающим развитие нефтяного потенциала каспийского региона считается недостаточная мощность существующих нефтепроводов вкупе с отсутствием выходов в мировой океан. Рост добычи и экспорта происходил без какого-либо существенного улучшения инфраструктуры. Ведение в действие нефтепровода Тенгиз – Новороссийск с первоначальной пропускной способностью в 28 млн тонн и проектной в 67 млн тонн (а его заполнение уже началось) открывает принципиально новые перспективы. Идет модернизация нефтепровода на Самару и российской системы нефтепроводов, налаживаются поставки нефти баржами на Махачкалу и Иран, проектируется нефтепровод Баку-Джейхан мощностью в 50 млн тонн…
На фоне этого долгожданного и нешуточного роста возникают, однако, некоторые вопросы, от ответа на которые многое зависит (точнее сказать, должно было бы зависеть) в определении стратегии развития отрасли.
Сколько казахстанской нефти сможет “переварить” мировой рынок?
Как мы постарались показать в предыдущей статье, практически все важнейшие индикаторы, как и подавляющее число экспертов, свидетельствуют о том, что спрос на нефть в ближайшие несколько десятилетий не только не сохранится, но значительно вырастет. Следует ожидать среднегодового прироста добычи и потребления на уровне 1,5% в год. Истощение запасов все большего числа нефтяных бассейнов будет приводить к усилению монополизации рынка. Уже сейчас доля стран-членов ОПЕК составляет в мировых экспортных поставках 62%, а доля стран Ближневосточного региона – 44%, в дальнейшем их доли должны будут возрасти не менее чем до 75% и 60% соответственно. США, Западная Европа, страны Юго-восточной Азии к 2020 году будут вынуждены увеличить импорт нефти в 2 –3 раза, оказавшись в еще большей зависимости от нефтяных шейхов.
Из сказанного вполне понятна нынешняя борьба за контроль над “альтернативной” казахстанской нефтью и путями ее транспортировки. Нефть Казахстана, как и нефть любой другой нефтедобывающей страны, несомненно будет востребована на мировом рынке – и практически в любых количествах.
Естественно, что на этом среднемировом благоприятном фоне остаются возможными региональные превышения предложения над спросом и соответствующие локальные падения цен. Особенно важно учитывать такие возможности при разработке долгосрочной стратегии экспорта, прежде всего – прои проектировании новых нефтепроводов.
На сколько лет Казахстану хватит запасов нефти?
В настоящее время доказанные запасы нефти и газоконденсата составляют около 2,7 млрд тонн. Если бы добыча начала увеличиваться на 17,5% в год и в 2015 году от нынешних 35 млн тонн действительно достигла бы 400 млн, то ее суммарный объем как раз и был бы равен этим 2,7 млрд. Оценки прогнозных ресурсов нефти колеблются в рамках между 3,4 м 12 млрд тонн, причем неясность усугубляется тем, что в публикациях на эту тему редко сообщается о каких запасах идет речь – геологических, т.е. общих или тех, что могут быть с выгодой извлечены (извлекаемые запасы на месторождениях каспийского региона меньше геологических в 4 –
5 раз). Допустим, что еще не разведанные извлекаемые запасы составляют около 6 млрд (достаточно оптимистический вариант, если учесть, например, что оценки ресурсов Казахстана, показанные в капитальном труде Геологической службы США, колеблются между 1 до 7 млрд тонн при среднем 2,8 млрд). Тогда, в случае “саудовского” варианта развития нефтедобычи с пиком в 400 млн тонн в 2015 году и сохранением этого уровня в дальнейшем, нефти хватило бы Казахстану до 2030 года.Это, конечно, больше, чем прогнозируемое время жизни большинства нефтепромыслов Норвегии, Англии, Канады, Китая и многих других нефтедобывающих стран, которое колеблется между 8 и 15 годами. Но значительно меньше, чем срок эксплуатации запасов Саудовской Аравии (85 лет при современном уровне добычи
и без учета прогнозных ресурсов) или Ирака (120 лет) и много меньше, чем хотелось бы. При сделанных выше предположениях о прогнозных ресурсах, гораздо предпочтительнее выглядел бы более умеренный вариант с ростом добычи до 2015 года на 10% в год и затем поддержание ее на уровне 150 млн тонн – в этом случае нефти хватило бы до 2067 года.Понятно, что приведенные расчеты носят во многом условный характер. Очевидно одно: стратегия развития нефтедобычи должна строиться и корректироваться на долгосрочной основе и исходя из суммы разведанных запасов нефти.
Есть ли смысл превращать нефть в ценные бумаги?
Запасы нефти не безграничны, конъюнктура рынка изменчива… Чтобы обезопасить страну от этих рисков и оставить наследство будущим поколениям создан в 2000 году в Казахстане создан Нефтяной фонд, в который должны поступать “лишние” деньги от продажи нефти (т.е. деньги, которые, по мнению правительства, экономика страны не в состоянии сразу “переварить”). В основу фонда легли $600 млн, вырученные от продажи очередной части государственного пакета акций в СП “Тенгизшевройл”. В мире действует несколько подобных фондов, наиболее крупный и известный из них – это Нефтяной фонд Норвегии, по образу и подобию которого и строится наш фонд (по крайней мере, так было объявлено)
.Нефтяной фонд Норвегии был основан в 1990 году, первые перечисления правительство сделало на его счета в 1996 году. В фонд зачисляются избыточные (по оценке правительства) доходы от производства нефти и газа. Большая их часть идет на приобретение государственных ценных бумаг и акций зарубежных компаний, меньшая часть используется на покрытие дефицита бюджета – но только в тех случаях, когда это связано с финансированием новых крупных проектов. Нефтяной фонд Норвегии – это и защита от “перегрева” экономики, и средство поддержания ее устойчивости и конкурентоспособности, и резерв на будущее. Рост экспорта нефти и высокие цены на мировых рынках обеспечили фонду весьма впечатляющие темпы роста: менее чем за 4 года его накопления выросли (на конец 2000 года) до 300 млрд норвежских крон, или $32 млрд, или по $7 тыс. на каждого жителя страны (в Норвегии проживает около 4,5 млн человек). Впечатляет также процентный рост активов фонда – за три года (1997 – 1999) он составил около 29% (7,2 – 11,1% в год, за минусом
поправки на инфляцию и административных расходов) и экономность менеджмента – его расходы составляют около 0,1%.Как мы видели ранее, цена на нефть росла в прошедшую четверть века с существенно меньшей скоростью. В неиндексированных ценах ее рост с 1974 по 2001 составил около 3,5% в год, в индексированных – цена осталась практически неизменной. Очевидно, что наиболее выгодно, с “чисто финансовой” точки зрения, было бы как можно скорее продать всю нефть и вложить деньги в те же самые места, в которых их держит Нефтяной фонд Норвегии. Скорее – пока не упали цены или кто-нибудь не присвоил, пользуясь неопределенностью статуса Каспийского моря, то или иное месторождение.
Что может помешать быстро продать всю нефть?
Времена изменились, слово “рантье” перестало быть ругательным и стало обозначать для большинства едва ли не цель жизни. Если большинство из нас желает жить на проценты, то почему бы этого не желать и государству в целом? Но существует по меньшей мере пять сдерживающих обстоятельства. Первое — от ускорения и интенсификации нефтедобычи может серьезно пострадать уникальный биоценоз Каспийского моря. Второе – это риск в какой-то момент остаться вообще без собственной нефти. Третье – это опасность сбить цены резким увеличением продаж. Четвертое – необходимость создания новых мощностей для транспортировки нефти. Пятое – отсутствие соглашения по разделу Каспийского моря.
Если первые два обстоятельства вряд ли могут серьезно повлиять на темпы (большие экологические проблемы меркнут перед еще большими деньгами и никто пока не заглядывает дальше 2030 года), то остальные три требуют принятия неотложных решений.
Опасность “испортить рынок” вполне реальна. Поставки нефти из Казахстана может быть и не будут сопоставимы с продажами Саудовской Аравии, объем которых практически постоянно воздействует на состояние нефтяного рынка, но они, по всей видимости, будут достаточными для того, чтоб в определенные моменты играть критическую роль. Тем более, что далеко не все на рынке нефти определяется только объемами. Несомненно
, поддержание достаточно высоких цен – задача не менее, а скорее даже и более важная для экспортеров, чем наращивание добычи. Надеяться только на то, что Саудовская Аравия и ее союзники и дальше будут “за свой счет” выправлять цены (как это было после резких всплесков экспорта из России, Ливии и Северного моря) по меньшей мере несерьезно. Уже хотя бы потому, что далеко не всегда это удавалось ОПЕК достаточно быстро. Очевидно, что в дальнейшем от Казахстана (как, впрочем, и от России и от других “независимых”) потребуется все более плотное сотрудничество в ОПЕК.Как бы то ни было, в конечном итоге Казахстану необходимо будет “определиться” в выборе одного из двух возможных вариантов. Первый – это прагматичный вариант Норвегии, которая стремительно разрабатывает свои небольшие запасы нефти и “перегоняет” их в ценные бумаги. Второй – это путь стран-членов ОПЕК, которые сознательно идут на ограничение добычи, стараясь поддержать на приемлемом уровне цены и растянуть строки эксплуатации месторождений.
Куда текут нефтяные реки?
Каспийский регион лежит в тысячах километров от основных потребителей нефти, таких как США, страны Европы и Юго-Восточной Азии, естественно поэтому, что надежные и выгодные пути транспортировки имеют определяющее значение.
В советские времена большая часть нефти шла по трубопроводам через Россию в Восточную Европу. Большая часть экспортируемых в настоящее время углеводородов также проходит через Россию. Через Россию проходит и КТК, единственный нефтепровод, построенный после 1990 года и перегоняющий нефть Тенгиза в Новороссийск. В апреле нынешнего года началось заполнение его первой очереди мощностью 28 млн тонн в год, в июне планируется загрузка первого танкера.
До ввода в эксплуатацию КТК основным и единственным экспортным нефтепроводом был Атырау – Самара, по которому экспортировалось до 10 млн тонн в год, планируемая модернизация должна увеличить его пропускную способность до 15 млн тонн. По нефтепроводу Кенкияк – Орск в Актюбинской области нефть отправлялась на Орский НПЗ по схеме взаимозамещения. Поставки составляли до 1,8 млн тонн (1999 год), в феврале нынешнего года подписан договор о продолжении своп-поставок до 2,6 млн в год.
Помимо нефтепроводного транспорта экспорт нефти осуществлялся по железной дороге и морем. Железнодорожным транспортом в 1999 году было вывезено за рубеж около 6,5 млн тонн, по морю – 4,8 млн тонн. Большая часть морских перевозок осуществлялась из порта Актау в порт Дюбенди около Баку, далее по железным дорогам Азербайджана и Грузии в порт Батуми на черном море. Также из Актау нефть доставлялась до Махачкалы (далее – по системе российских нефтепроводов к Черному морю). Небольшие объемы нефти были отправлены морем в Иран на нефтеперерабатывающие заводы севера страны по
схеме взаимозамещения. Состав нефти оказался неудобным для переработки, что определило задержку крупномасштабного развития проекта, но в 2000 году руководство Ирана объявило о готовности принять 1 млн тонн казахстанской нефти и в течение 5 лет довести объемы, принимаемые по этой схеме, до 5,5 млн тонн в год.Куда они могут повернуть?
С вводом КТК в него поступит большая часть нефти Тенгиза, что существенно уменьшит железнодорожные и морские перевозки по территории Казахстана, Азербайджана и Грузии. Соответственно возрастет роль России и зависимость Казахстана от северного соседа. Это противоречит стремлению казахстанских лидеров к независимость в выборе путей экспорта, горячо поддерживаемое Соединенными Штатами.
Есть и более серьезная проблема. Все танкерные пути из Черного моря в Средиземное пролегают через узкий Босфорский пролив, принадлежащий Турции. В настоящее время через Босфор проходит до 82 млн тонн в год, вывод на полную мощность системы КТК должен будет увеличить это количество до 150 млн тонн. Турция уже неоднократно заявляла о том, что пролив перегружен и что она против вообще какого-либо увеличения потока нефти через него. В этой связи рассматривается три обходных варианта. Часть нефти может быть выгружена в румынском порту Констанца с дальнейшей транспортировкой по системе рек и каналов Данубе – Майн — Рейн. Украина уже несколько лет строит нефтепровод Одесса – Броды, который должен доставить черноморскую нефть ко все той же системе нефтепроводов “Дружба”. К этой системе из Казахстана есть и более короткие пути, но очевидно, что если проход через Босфор действительно окажется столь узок, то часть нефти Каспия потечет по этой трубе (если она, конечно, будет достроена – в настоящее время завершено около 60% работ). Третьим вариантом является строительство обходного нефтепровода Бургас – Александропулос, соответствующее соглашение было подписано правительствами Болгарии и Греции еще в 1997 году но работы не начались.
Стремление к “многовекторности” в выборе путей транспортировки нефти и, главное, в политике, возможные проблемы с нефтью в Черном море и амбициозные планы наращивания добычи побуждают Казахстан к участию в еще нескольких транспортных проектах – через Иран к Персидскому заливу, в Китай, к Средиземному морю.
Правительство Ирана пропагандирует маршрут через Иран к Персидскому заливу как наиболее целесообразный. Однако данные по его экономичности существенно расходятся, так, по расчетам “Транснефти” 1998 года, стоимость доставки нефти по его западному “крылу” — от Баку до о. Харк будет стоить $39 за тонну, а с учетом перевалок и перевозки морем до Генуи – $52. Достоинство проекта – то, что он может быть разделен на самостоятельные этапы, а также то, что он позволяет включить механизм замещения по схеме: каспийская нефть на НПЗ индустриального севера Ирана, замещающие поставки иранской нефти с южных месторождений. Этот маршрут не устраивает Соединенные Штаты, стремящиеся к контролю над экспортом каспийской нефти и постоянно конфликтующие с Ираном. Но Иран, в сотрудничестве с китайскими и западными нефтяными компаниями, работающими в регионе уже фактически начал осуществление этого проекта — в следующем году должно быть закончено строительство нефтепровода Нека–Тегеран, первая очередь которого сможет обеспечивать транспортировку 9 млн тонн нефти. Привлекательность строительства нефтепровода в этом направлении состоит еще и в том, что параллельно с ним будет развиваться инфраструктура весьма перспективного транспортного коридора “Север–Юг”.
В качестве конкурирующего с иранским направлением какое-то время рассматривался проект нефтепровода через Узбекистан и Афганистан с выходом на южное побережье Пакистана. В настоящее время он практически не рассматривается, в силу его высокой стоимости и нестабильности в Афганистане.
Одним из наиболее дешевых вариантов было бы увеличение мощности существующего нефтепровода Баку – Супса (порт в Грузии)). Но выход к Черному морю ведет все к тем же проблемам с прохождением пролива Босфор.
Соединенные Штаты настойчиво предлагают, точнее сказать, навязывают, проект нефтепровода Баку – Джейхан, дающего выход к средиземноморскому побережью Турции. С его осуществлением США убили бы сразу нескольких геополитических “зайцев”, получив контроль над солидной долей каспийской нефти и обеспечив доходы Турции и Грузии – своим старому и новому союзникам. Прикаспийские главы (включая и президента Казахстана) согласно кивают, соглашаясь с планами администрации США. Но это может оказаться “чисто политикой”. На деле больше будет зависеть от компаний, которые будут нести основные расходы по строительству. Не меньше указаний администрации США для них значит то, что транспортировка по этому нефтепроводу будет обходиться наиболее дорого. Так, по оценкам российской “Транснефти”, общие затраты на перевозку тонны нефти из Баку до Генуи по этому маршруту составят $50 – $52, что существенно больше, чем при перевозке через порты на Черном море, даже в случае строительства обходного нефтепровода Бургас – Александропулос ($39 — $42). В 2000 году экономику проекта дополнительно подпортила сама Турция, подписав с Россией соглашение о строительстве газопровода “Голубой поток”, проходящего по дну Черного моря. Дело в том, что Баку-Джейхан должен был включить в себя и газопровод, перегоняющий в Турцию газ из Азербайджана и Туркмении. Так что пока, несмотря на все принятые декларации и подписанные договоры, вопрос остается открытым и, по мнению специалистов, решен он будет не раньше конца нынешнего года, когда будут известны результаты детального “инжениринга”.
По предварительной оценке американцев, Баку – Джейхан потребует вложения $2,4 млрд, оценка российской “Транснефти” — $4,5 млрд. Оправдать такие затраты могут только очень большие объемы экспорта (проект предусматривает начальную мощность нефтепровода 50 млн тонн в год). Ожидается, что экспорт азербайджанской нефти достигнет своего пика к 2008 году и составит около 40 млн тонн в год, причем часть этой нефти будет добыта компаниями, не поддерживающими американский проект. Очевидно, что американцы возлагают особые надежды на участие в проекте Казахстана и поступление казахстанской нефти с противоположного берега моря.
Существует еще проект нефтепровода из Казахстана в Китай. Обязательства по его строительству в 1997 году взяла на себя китайская национальная нефтяная корпорация (КННК), в результате чего ей удалось выиграть приватизационные тендеры по “Актобемунайгаз” и “Узеньмунайгаз”. Предполагалось, что строительство нефтепровода будет осуществлено в три этапа: первый – участок Кенкияк – Кумколь, второй
— участок Атырау – Кенкияк, третий — участок от нефтепровода Павлодар — Шымкент до Уйгурского автономного округа Китая. Еще в 1994 году по первым двум участкам были разработаны технико-экономические обоснования и проведены изыскательные работы. Предполагалось, что на ранней стадии нефть по ним будет поступать с актюбинских и прикаспийских месторождений на НПЗ Павлодара и Шимкента.Перспективность китайского направления очевидна – быстрый экономический рост и малые собственные запасы углеводородов должны привести к быстрому росту импорта нефти, согласно прогнозам к 2020 году Китай будет импортировать около 400 млн тонн нефти в год. Но вот в апреле нынешнего года президент КННК заявил, что реализация этого проекта в ближайшей перспективе не предвидится. Собственно, многим и раньше было ясно, что китайская сторона и не собиралась осуществлять эту “стройку века” и приняла на себя эти обязательства только для того, чтобы выиграть тендер.
Если проекты строительства второго и третьего участков оказываются, таким образом, отложенными на весьма неопределенное время, то создание нефтепровода Кенкияк – Атырау числится среди первоочередных задач “КазТрансОйла”. Только теперь он, по замыслу, должен работать на запад, поставляя актюбинскую нефть к системе КТК.
А нужны ли Казахстану новые нефтепроводы?
Нынешние транспортные маршруты (с учетом запуска первой очереди КТК и своп-поставок) в состоянии обеспечить экспорт порядка 50 млн тонн в год (включая по 6 млн тонн перевозок морем и по железной дороге). Запуск второй очереди КТК и модернизация нефтепровода Атырау-Самара увеличит это число примерно до 100 млн тонн. Казахстан действительно имеет шанс выйти на такие объемы экспорта в районе 2013 года. Если ориентироваться на вариант пиковой добычи в 150 млн тонн, и предполагать если не резкий рост, то хотя бы восстановление уровня потребления 80-х годов (20 млн тонн), то окажется, что примерно в 2015 году у казахстанских нефтяников действительно могут оказаться “лишние” 30 млн тонн нефти.
Возможно, также, что наиболее простым вариантом их транспортировки стало бы использование все той же системы нефтепроводов “Дружба”, выводящей не куда-нибудь, а непосредственно в Европу. Россия уже приступила к их модернизации и строительству новых терминалов на Балтике. Кроме того, в обозримом будущем России вряд удастся существенно увеличить объемы добычи и экспорта собственной нефти. Это значит, что мощность нефтепроводов, которые были рассчитаны на объемы экспорта почти чуть ли не в 2 раза больше нынешних, останется избыточной. К тому же большая часть месторождений Северного моря будет истощена в ближайшие 10 лет и экспорт нефти в Европу неминуемо возрастет. Очевидно, что модернизация существующих нефтепроводов обошлась бы намного дешевле реализации большинства новых проектов, а участие в ней открыло бы Казахстану прекрасные перспективы экспорта нефтепродуктов в страны Балтии и Европы.
Кому принадлежит Каспий и его нефть?
В конце марта нынешнего года информационные агентства мира распространили сенсационную весть о том, что Москва и Тегеран договорились о новых правилах игры на Каспии, которые были сформулированы в результате переговоров президентов России Владимира Путина и Ирана Мухаммеда Хатеми. Ключевые моменты: Россия и Иран не признают установленные в одностороннем порядке границы национальных секторов и выступают против строительства каких-либо трубопроводов по дну Каспия. В Азербайджане, Туркменистане и Казахстане заявление официальной Москвы естественным образом оценили как «отход от ранее согласованной позиции по определению правового статуса Каспия».
Напомним, что Иран изначально определяет Каспий как озеро, что по международному праву предусматривает его раздел на равные части между пятью прибрежными государствами. Казахстан и Азербайджан, имеющие крупнейшие шельфовые месторождения нефти, считают, что это море, и, следовательно, оно должно быть поделено на пять национальных зон, в соответствии с размерами береговых линий государств. Позиции России и Туркменистана менее определены.
В прошлом году России удалось с склонить лидеров Азербайджана и Казахстана к варианту, при котором дно Каспия делится на национальные секторы при общем использовании водного пространства. Теперь, как видим, ее позиция радикально изменилась. По мнению «Вашингтон пост», Москва, разыгрывая «иранскую карту», осуществляет свою давнюю задумку — прибрать к рукам весь Каспий, поставить в зависимое положение новые прикаспийские государства.
Наиболее радикальными стали ответные меры руководства Таджикистана, заявившего о полном признании международных норм при определении статуса Каспия и принципа срединной линии при его разделе на национальные секторы. Тем самым Туркменистан отказался от притязаний на азербайджанские (?) месторождения Кяпаз, Азери и Чираг. Отныне он собирается крепко держаться за «собственный сектор на Каспии», не пытаясь его расширить или видоизменить.
Как видим, решение проблемы раздела Каспия снова откладывается на неопределенный срок. Что, естественно, может оказаться существенным препятствием для развития нефтедобычи в регионе. Если в реализации нефтепроводных проектов еще можно найти “обходные пути” (а проект транскаспийского нефтепровода вообще изначально рассматривался многими специалистами как нереальный), то в деле привлечения инвестиций на поиски и разведку нефтяных месторождений в акватории Каспия эта неопределенность может сыграть решающую и весьма негативную роль.
Как это будет на самом деле?
Во-первых, этого не знает никто. Во-вторых, чтобы хоть что-то сказать по этому проводу, нам пришлось бы рассмотреть еще очень много вопросов, связанных с вещами важными но “трудноуловимыми” — интересами отдельных личностей и их группировок, механизмами формирования политики государства и воздействия на нее упомянутых интересов… Мы также не затронули два других основополагающих вопросов: “кто сколько
ворует?” и “кто виноват?”Что же, мы сознательно пошли на это, сосредоточившись на вещах объективных и осязаемых и допустив, что интересы государства могут играть в разработке и реализации нефтяной стратегии роль если не определяющую, то определенную.
Если же теперь попытаться сформулировать выводы из всего вышеизложенного в виде лозунга, то выглядел бы он так: трезвость, последовательность, Россия.