Нурсултан Назарбаев и Казахстан (часть III)

В интерьере 10-летия независимости

На то, что в Москве решили одним радикальным ходом (роспуск избранного в советскую эпоху Верховного Совета и принятие не переходной, а принципиально новой Конституции), в Алматы потратили два хода и гораздо дольше времени. То есть дважды распускался Верховный Совет. В первый раз лейтмотивом акции была необходимость иметь профессиональный парламент, а во второй — двухпалатный и компактный, как везде в мире.

И вступил Казахстан в период третьей со времени обретения независисмости Конституции. Приступили к своей работе обе палаты нового парламента — сенат и мажилис. Согласно результату проведенного специального референдума, были продлены до XXI века полномочия президента. Подавляющее большинство парламента в целом (а особенно — сената) более чем лояльные по отношению к исполнительной власти люди. Тем не менее кризис власти оказался неизбежен. Агентом этого процесса оказалась политика реформ, катализатором — приватизация, которая в 1996-97 гг. шла ударными темпами. А в результате должность главы правительства стала на глазах вырастать в альтернативный центр власти. Можно предположить, что при прежней Конституции этот кризис вылился бы в колоссальное общественное потрясение с последующим расколом страны. Но в новых условиях президент сумел, произведя кадровые перестановки, восстановить статус-кво.

Теперь даже поверхностное знакомство с событиями политической жизни Казахстана позволяет усомниться в том, что высшая исполнительная власть представляет собой сколько-нибудь цельную команду, которая была бы объединена общностью хотя бы основных устремлений своих членов или же их принципиальной преданностью лидеру, а также идеям и целям, которые он собой олицетворяет. В эпоху перехода к рынку реальная власть практически адекватна реальной доле при происходящем перераспределении материальных благ. Означенный процесс уже по своей природе не может играть объединяющую роль. В этих условиях единство правящей элиты может обеспечить лишь абсолютная подчиненность ее членов личной власти лидера. Как, например, в Узбекистане.

Но весной 1998 года произошло то, что с легкой руки журналиста-обозревателя М.Устюгова, снискавшего в ту пору большую популярность у казахстанской телеаудитории, получило название “младотурецкая революция”. Выразилась она в том, что на высшие руководящие посты было выдвинуто поколение молодых людей, не имевших прежде партноменклатурного опыта работы и добившихся значительного успеха с наступлением рыночных перемен. Со временем кое-кто из них был смещен. Тем не менее все они сохранили свои позиции в составе казахстанской высшей административно—предпринимательской элиты. Трудно судить однозначно о том, какие конкретные новаций это поколение привнесло в практику руководства страной и ее экономикой. Но об одной перемене, связанной с “младотурецкой революцией”, можно утверждать достаточно определенно. С приходом “младотурков” во власть внутренние противоречия истеблишмента вышли за рамки коридорных сплетен и выплеснулись на страницы СМИ. Джинн оказался выпущен из бутылки. Обществу стало ясно, что даже там, наверху, не все уже зависит от казавшейся еще недавно незыблемой воли Н.Назарбаева.

Как заявил 6 июня сего года высокопоставленный представитель госдепартамента Клиффорд Дж.Бонд на слушаниях в комитете по международным отношениям палаты представителей США, к 2010 году Казахстан может стать ведущим в мире производителем нефти. Чуть позже подтверждающий этот вывод заявление сделала и ОПЕК. Правда, она считает, что наша страна выдвинется на такую позицию к 2014 году. Но американцы, которые вряд ли собираются налаживать прямое снабжение Америки большой казахстанской нефтью, судя по всем данным, чрезвычайно заинтересованы в решении судьбы маршрутов ее транспортировки. Но тем не менее бывший посол США в Казахстане Э.Джоунс, ставшая впоследствии старшим советником по дипломатическим вопросам Каспийского энергетического бассейна, в одном из своих недавних интервью заявила, что этот регион для ее страны представляет интерес как надежный альтернативный источник энергии. Эта же позиция выражена в новой американской энергетической программе, которая была обнародована 17 мая этого года. Для нас же примечательно то, что возрастание интереса США к Казахстану и его нефти сопровождается ухудшением его отношений с Китаем.

Таким образом, начинает сбываться давний прогноз футурологов о том, что гигантская по территории страна Казахстан с немногочисленным населением станет средоточием устремлений трех огромных миров — западного, исламского и китайского и что она сможет сохранять свою целостность до тех пор, пока будет в состоянии гасить или примирять в себе их противоречия. Президент Назарбаев, надо полагать, отлично понимает это. Видимо, этим и объясняется активизация внешней политики Казахстана как в западном, так и в восточном направлениях. Но когда оцениваешь ее со стороны, создается парадоксальное впечатление. В начале весны в Астане нашей стороной подписывается казахстанско-американский меморандум о принципиальном согласии с тем, чтобы нефть с Кашаганского месторождения пошла в будущем по трубопроводу Баку-Джейхан, а в начале лета в Шанхае — декларация о создании ШОС (Шанхайской организации сотрудничества). Для такой маленькой по своим политическим возможностям страны, как Казахстан, участие в одном из этих соглашений, казалось, должно исключать такую же причастность к другому. Но, видимо, руководство страны предпочитает пассивному выжиданию по принципу “посмотрим, чья возьмет” активную деятельность по формированию условий. Президент Казахстана уже не раз доказывал свое умение ориентироваться в сложнейших ситуациях и принимать правильное решение. Время покажет, насколько верным окажется его выбор на этот раз. Но одно ясно уже сейчас. И этого не заметить нельзя. Положение Казахстана на глазах круто осложняется. И со многим из того, с чем он столкнется уже в ближайшее время и что может иметь колоссальные последствия для его дальнейшей судьбы, уже ничего нельзя поделать. Они уже неотвратимы. Теперь уж надо хотя бы сознавать их наступление.

Еще лет 15 назад Казахстан, как и вся Средняя Азия, казался вселенским тупиком на заднем дворе России. Стремительный экономический подъем нашего великого восточного соседа Китая и особенно интенсивное стимулирование им бурного развития своей прежде отсталой западной, то есть соседствующей с нами части, на наших глазах превращает этот стереотип в анахронизм. Благодаря этому Казахстан, бывший глухой периферией индоевропейского мира, становится переходной зоной между развитым Западом и бурно развивающимся Востоком. Но из этой новой перспективы для него вырастает другая, не менее зловещая угроза. Тут дело даже не в опасности китайской экспансии. За два с половиной столетия нахождения под защитой России, сохранявшей все это время преимущество в силе перед Китаем, Казахстан совершенно утратил опыт выживания рядом с Поднебесной империей. Китай — это вечное великое испытание для любого своего соседа. Могут выживать, находясь рядом с ним, только сомкнутые в единый кулак и ни на миг не теряющие своей бдительности нации-корпорации. Такие, как Корпорация Япония, Корпорация Корея (Северная и Южная), Корпорация Вьетнам и т.д. Казахстан даже при большой фантазии нельзя отнести к этому разряду. Это — многонациональная страна, совсем не идентифицирующая себя как нечто целое. Этнологи, исходя из опыта изучения причин исчезновения целых народов (таких, как, к примеру, филистимляне), выводят заключение: на всем протяжении истории человечества выживали лишь те народы, которые смогли сохранить свою культурную идентичность, веру в свою исключительность. Рядом с Китаем это правило приобретает куда большую, чем еще где-либо, важность. Но нынешний Казахстан так и не сложился в единый народ. Более того, казахи, призванные, казалось бы, самой историей стать становым хребтом этого государства, сейчас, как никогда, сильно разобщены. Они стремительно утрачивают свою культурную идентичность. Что же касается веры в свою исключительность, ее у них и прежде было совсем не заметно. Теперь же наиболее сильное веяние среди коренного населения — отказ от всего того, что ассоциируется с казахскостью. Самый яркий пример — судьба казахского языка. Сейчас казахскость — это фактически прибежище малоудачливых слоев коренного населения и предмет спекуляции для политиков из казахов. Так что у Китая на нашей стороне большие перспективы.