Политика Ирана в Центральной Азии: иллюзии и реальность

Взято с сайта APR (материалы Международной конференции «Десять лет
независимости стран Центральной Азии: итоги и тенденции политического
развития» (г.Алматы, 15-16 октября 2001 г.)

Исламская Республика Иран занимает важное место в сфере международных связей всех постсоветских государств, в первую очередь — бывших советских республик Средней Азии. В Иране рассматривают связи с центральноазиатскими государствами как насущную необходимость, обусловленную продолжением преемственности существовавшего в течение многих веков исторического, культурного и религиозного взаимодействия народов Ирана и центральноазиатского региона (ЦАР) и декларируемой иранским руководством задачей укрепления позиций Ирана в новом геополитическом ареале. Стратегия иранского сотрудничества с государствами Центральной Азии была выработана еще на рубеже 1980-1990 гг., когда в бывших советских республиках стали нарастать тенденции децентрализации. Признавая совершенно легитимными требования республик относительно расширения своих прав, Тегеран, однако, оставался тогда сторонником крепких отношений с центральным правительством, полагая, что дезинтеграция СССР создаст обширную зону нестабильности к северу от иранских границ. В Иране понимали и то, что распад СССР и образование на его обломках новых независимых государств, сопровождавшееся закономерной сменой политических ориентиров и разрывом десятилетиями складывавшихся экономических связей, способны создать определенную нишу, которую могла бы занять их страна.

Иранский ученый Ахмад Хашем полагает, что, налаживая отношения с республиками ЦАР, в Тегеране отдавали себе отчет в том, что политика пропаганды исламского фундаментализма или экспорта исламской революции совершенно недальновидна, ибо подобное сулит лишь неприятие или активное противодействие светского руководства государств ЦАР и создает опасность подрыва стабильности в регионе. Именно поэтому тактические установки иранской дипломатии в ЦАР направлены на постепенное внедрение во все возможные сферы сотрудничеств, способствующие преодолению внешнеполитической и экономической изоляции Исламской Республики Иран.

Установление диалога с государствами ЦАР совпало в Иране с началом пересмотра иранским руководством внешнеполитического курса страны в направлении его большей прагматизации. С приходом к власти в 1997 г. президента-реформиста Сеййеда Мохаммада Хатами этот прагматизм стал еще более четким. В политике страны стала более определенной тенденция налаживания отношений с Западом, в значительной мере нейтрализующая намерения исламских радикалов продолжать политику экспорта исламской революции. Практическим содержанием стал наполняться декларированный Хатами в конце 1997 г. курс на сближение культур и цивилизаций. До сих пор, однако, не изжит конфронтационный настрой по отношению к США и мирному процессу на Ближнем Востоке, продолжается финансовая и военная поддержка исламских экстремистских организаций и движений. Это контрастирует с позицией стран ЦАР, пытающихся серьезно противостоять экстремистским движениям, демонстрирующим поступательное развитие отношений с лидирующей страной мирового сообщества. Однако после многих лет откровенной конфронтации с США, в 90-ые годы появились лишь первые признаки того, что политика Исламской Республики Иран на американском направлении становится более гибкой и выходит за рамки регламентаций концепции борьбы с «мировой деспотией». Начало этому было положено в последние годы президентства Хашеми-Рафсанджани, понявшего необходимость постепенной прагматизации иранского внешнеполитического курса, главным образом — в части отношений с Западом. Но при этом президенте, реально продвинувшись в восстановлении отношений с Западной Европой, Ирану не удалось добиться реальных подвижек в преодолении сопротивления исламских радикалов в поисках взаимопонимания с США. Такое стало возможным лишь с победой на выборах в мае 1997 г. Сейеда Мохаммада Хатами, когда обозначилось усиление позиций реформистов. Выдвинутая Хатами установка на развитие диалога цивилизаций, которую по многим параметрам можно рассматривать как альтернативу политике экспорта исламской революции, предусматривала преодоление политической и экономической изоляции страны. Сделанное им в декабре того же года заявление об отсутствии препятствий для развития диалога с США нашло широкую поддержку в обеих странах. Идея открытости Ирана, его желание как можно быстрее выйти из международной изоляции, были изложены и в выступлении президента страны на специальной Сессии Генеральной ассамблеи ООН в декабре 1997 года. Однако, эти и другие заявления иранского президента были почти немедленно дезавуированы духовным лидером страны аятоллой Хаменеи, который назвал их бесполезными и вредными.

При реализации сотрудничества с центральноазиатскими государствами в Иране опираются на ряд факторов, которые, как там считают, могут быть положительно восприняты в регионе. Во-первых, это предложения «экономического сотрудничества» на выгодных для государств ЦАР условиях. С начала 90-х годов Иран последовательно реализует переход к рыночно ориентированной экономике. При этом религиозное руководство страны, отказавшись под угрозой социально-политического взрыва от курса на реализации экономической стратегии с опорой на исламские принципы, провозгласило такие базовые моменты как привлечение иностранного капитала, широкую приватизацию, либерализацию ценообразования, развитие экономических контактов с развитыми мировыми державами. Таким образом, реализуются отработанные в мировой практике составляющие современной экономической политики. Но при этом страна сталкивается в сфере экономики с многочисленными проблемами, ибо вся макроэкономическая система нуждается в крупных капиталовложениях. Почти во всех секторах экономики производительность существенно отстает от усредненных международных показателей. Экономику страну серьезно ослабляют введенные в 1995 г. и продленные летом 2001 г. еще на пять лет американские санкции и чрезмерное участие государства в ее регулировании. Как отмечала иранская пресса, на нынешнем этапе иранская экономическая система не вполне адекватна современным экономическим моделям.

Определенные надежды связывали в Иране и с таким интегрирующим фактором как «конфессиональное единство». Однако не во всех государствах ЦАР этот фактор «работает». Во-первых, нельзя констатировать абсолютное единство, потому что большинство мусульман ЦАР относится к суннитской ветви ислама. С другой стороны, в ряде государств ЦАР отсутствует почва для глубокого восприятия исламского влияния. Подобное утверждение можно констатировать для трех из пяти государств ЦАР — Казахстана, Киргизии и Туркменистана. Там слабее, чем в Узбекистане и Таджикистане, проходят процессы постсоветского исламского возрождения, выражающиеся в появлении религиозных учебных заведений, издании специальной литературы, увеличении числа культовых учреждений ислама, росте паломничества к святым местам этой религии и т.д. Что касается Узбекистана, то там процессы исламского возрождения достаточно осязаемы. В этом контексте можно рассматривать такие акции как декретирование официальными праздниками Ид-аль-Адха и Ид-аль-Фитр, введение трансляции пятничных молитв по Узбекскому ТВ. В Иране с удовлетворением восприняли и то, что первые годы после достижения Узбекистаном независимости Каримов как истинный мусульманин стал начинать свои публичные выступления принятой в исламе формулой «…во имя Аллаха милостивого и всемилосердного…». С другой стороны, иранские СМИ остро реагируют на усилившиеся в этой стране за последнее время репрессии против исламских священнослужителей. Так, государственное информационное агентство ИРНА опубликовало недавно информацию о том, что за последние два года, по данным Rights Watch, было более 800 случаев преследования мусульман на религиозной почве. В этом плане показательно, что обладающая самым большим тиражом в стране тегеранская городская газета «Хамшахри» опубликовала статью под названием «Репрессии против ислама в Центральной Азии породят там новых талибов», в которой, в частности, говорится: «Борьба с исламом привела к тому, что в сельской местности, где велик процент верующих, целые деревни превратились в очаги сопротивления, а религиозная деятельность задвигается в подполье».

В Иране прилагают усилия с тем, чтобы активизировать участие государств ЦАР в тех международных структурах, где интегрирующим моментом является «исламский фактор». В частности, речь идет об Организации Исламской Конференции (ОИК), дежурным председателем которой Иран был в 1997-2000 гг. На саммитах ОИК в 1997 и 2000 гг. Иран пытался использовать свое лидирующее положение в этой организации для навязывания антиизраильских резолюций, которые не были поддержаны странами ЦАР. Иран предпринимает попытки политизации и формально исламского экономического союза — Организации экономического сотрудничества (ЭКО), которая после вхождения в нее в 1992 году стран ЦАР и Азербайджана превратилась в авторитетную международную межправительственную структуру. В частности, на саммите ЭКО в мае 1996 году. Иран предпринял попытки нажима на страны ЦАР с целью снижения уровня их сотрудничества с Израилем. Президент Узбекистана и поддержавший его президент Казахстана пригрозили тогда выходом из ЭКО.

Анализ десятилетней практики ирано-центральноазиатского взаимодействия показывает, что у каждого из государств ЦАР определились свои приоритеты и конфронтационные моменты. Так, определенной сложностью, наличием ряда болевых точек характеризуются отношения между Ираном и Республикой Узбекистан. Особенно это заметно в политической сфере. Так, в Иране весьма негативно реагируют на однозначную поддержку Узбекистаном антииранских экономических санкций США. Как заявил Ислам Каримов еще в 1995 г., «мы знаем цели этого эмбарго, и мы его поддерживаем». В то же время ни одно из соседних государств ЦАР не солидаризировалось с этими санкциями при их введении. Осуждение официального Тегерана вызвало принятое в марте 1998 г. решение совместной американо-узбекской комиссии по сотрудничеству согласовывать с Госдепартаментом США все свои шаги, касающиеся Ирана. Недовольство иранского руководства вызывает и желание США видеть в Узбекистане своего стратегического партнера в ЦАР. Вряд ли способствует установлению климата доверия между двумя странами и прямая словесная конфронтация между Каримовым и прежним иранским президентом Хашеми-Рафсанджани, имевшая место на двух саммитах ЭКО. Это дало основание тегеранской газете «Эттелаат» утверждать, что «…для отношений двух стран характерно продолжение словесной перепалки их лидеров».

Зачастую дезинтегрирующую роль в ирано-узбекистанских отношениях играет «исламский фактор». Начало прямых двухсторонних контактов совпало по времени с пиком проводившейся узбекским руководством политики поощрения тенденций исламского возрождения, использовавшихся узбекским лидером в чисто популистских целях. Спустя некоторое время, однако, власти осознали растущую опасность подъема фундаментализма и политизации ислама, которые, как считали в Ташкенте, поддерживались Ираном и вызвали гражданскую войну в соседнем Таджикистане. Все это не только стимулировало кампанию на свертывание поощрения происламских тенденций, но привело к введению репрессивных мер в отношении исламских организаций и мусульманского духовенства, а в последующем — и простых верующих. Разумеется, в таком контексте поступательное развитие сотрудничества серьезно замедлилось, потому что официальный Ташкенте усматривал в отношениях с Ираном реальный канал проникновения в Узбекистан исламского экстремизма. Рост происламских настроений внушал серьезные опасения, ибо в случае реального подъема политического ислама возникала сила, способная составить серьезную конкуренцию светскому пути развития страны. Власти опасались роста проиранских настроений и в Самарканде и Бухаре, большую часть населения которых составляют родственные иранцам таджики. И хотя пропаганда радикального ислама или экспорта исламской революции не является элементом иранской политики по отношению к странам ЦАР, гипертрофированное отношение узбекского руководства к «исламской угрозе» породило особое отношение к развитию диалога с Ираном. В практическом плане это означает крайне низкие темпы развития экономического сотрудничества. В течение рада лет оно сдерживалось отсутствие правовой базы. Так, Узбекистан последним из стран ЦАР подписал инициированный Ираном договор об избежании двойного налогообложения, льготном таможенном режиме, торговом транзите. Несмотря на это, в последнее время наметилось активное сотрудничество в сфере транспорта, Узбекистан получил возможность использовать иранскую территорию для транзита на мировые рынки хлопка. После семи лет проволочек подписан и начал реализовываться договор о прямом авиасообщении между Ташкентом и Тегераном. Новой сферой сотрудничества станет ирригация, в частности, проекты по водоснабжению и водоочистке, куда Иран готов инвестировать порядка 10 миллионов долларов. Решено начать сотрудничество в банковской сфере, осуществить ряд коммуникационных проектов.

Немалый интерес представляет и практика вполне сложившихся за истекшие десять лет ирано-казахстанских отношений. Интересно, что в выпущенном в 1993 году концептуальном программном документе МИД Республики Казахстан «Внешняя политика Казахстана: путь мира» отношения с Казахстаном определены как «контакты». В Иране, где превалирует несколько иной взгляд на уровень своих взаимоотношений с центральноазиатскими государствами, такая заниженная оценка трактуется как генерируемое извне стремление «…не подниматься выше заранее определенного уровня». В выпущенной в 2001 г. новой редакции концепции внешней политики страны отношения с Ираном рассматриваются как приоритетные, следуя после России, Китая, США, стран Европы и Турции. Тегеран склонен рассматривать отношения с Казахстаном как первостепенно приоритетные во взаимоотношениях с государствами региона. Этому в немалой мере способствует позитивное взаимодействие во внешнеполитической сфере, полное взаимопонимание по таким острым проблемам как Нагорный Карабах, Афганистан, внутритаджикское политическое урегулирование. Стороны накопили опыт консультаций в связи с опасностью территориальной экспансии движения » Талибан» в направлении государств Центральной Азии, выявившие полное совпадение позиций сторон. Для Ирана несомненно важно осуждение Казахстаном антииранских экономических санкций США, его заявления о том, что эта страна и впредь не намерена проявлять солидарность с подобными шагами американской администрации. Двухсторонние отношения с Ираном, как и с другими странами Азии, адекватно вписываются в официально декларированную президентом Н.Назарбаевым стратегическую линию перехода от односторонней ориентации на какую-либо специфическую модель развития к налаживанию отношений со странами региона, исходя, прежде всего из экономических приоритетов. Именно этим объясняется диверсификация его экономических связей, в структуре которых Иран занимает далеко не последнее место. Отметим в этом плане реализацию ряда проектов в различных отраслях промышленности, модернизацию при участии иранских фирм каспийского порта Актау. Немалую важность в отработке неконвенциональных моделей сотрудничества имел и предложенный Ираном проект нефтезамещения. Он позволил создать прецедент экспорта казахстанской нефти на мировые рынки через иранские порты в Персидском Заливе, не подпадая при этом под действие американских санкций. Но в целом Иран оказался не способен конкурировать

Активным элементом ирано-казахстанских отношений является их каспийская составляющая. Именно на принадлежности обеих стран к каспийскому бассейну строилась одна из предпосылок необходимости их сближения. Реалии сегодняшнего дня, однако, свидетельствуют, что этот фактор играет почти в равной мере как интегрирующую, так и дезинтегрирующую роль. Выдвижение Каспия в один из мировых центров добычи энергоносителей имеет своим следствием затянувшийся на более чем 7 лет договорной процесс по определению его правового статуса. Что касается Казахстана, то его позиция основывается на легитимном праве освоения минеральных и биологических запасов Каспия, экономических выгодах транзита через его территорию добываемых там энергоносителей. Казахстан был первым прикаспийским государством, представившим еще в 1994 г. проект Конвенции о правом статусе Каспия. Казахстан и Иран выступали инициаторами проведения в своих столицах экспертных и государственных встреч, позволивших на определенной степени интенсифицировать договорной процесс. С другой стороны, с течением времени выявились серьезные разногласия, в частности, между этими двумя государствами по концепции раздела. Постсоветские участники каспийского диалога — Азербайджан, Казахстан, Россия и Туркменистан — практически едины в признании концепции раздела по срединной линии, тогда как Иран придерживается принципа раздела на равные части, не определив, однако, методики разграничения. До сих пор нет единства мнений по таким элементам правового статуса как «…режим дна, водной толщи, биоресурсов, экологии водоема». Как заявил недавно президент Казахстана, к настоящему времени сложилась такая ситуация, когда все постсоветские участники каспийского диалога придерживаются почти идентичных позиций, и лишь Иран противостоит им по ряду спорных моментов.

Самые динамичные отношения связывают Иран с Туркменистаном. Обе страны считают отношения друг с другом приоритетными, что отражается даже в количественных показателях. Так, прежний иранский президент Али-Акбар Хашеми-Рафсанджани встречался с президентом Туркменистана Сапармурарадом Ниязовым 16 раз, поочередно в столицах обеих стран. Нынешний иранский президент Сеййед Мохаммад Хатами свой первый зарубежный визит нанес в Ашхабад. Туркмено-иранские отношения обе стороны оценивают как образцовые. Так, введенный обеими сторонами облегченный визовый режим весьма контрастен на фоне введенных с 1 сентября 1999 года особых мер по ужесточению пограничного режима на рубежах с Казахстаном и Узбекистаном, вызванного усилившейся активностью в ЦАР исламских боевиков.

Иран как нельзя лучше подходит на роль геостратегического союзника и партнера Туркменистана. Для Ирана крайне важно иметь вдоль своей довольно протяженной границы не просто дружественного соседа, но страну, с которой связывают прочные традиции исторической, конфессиональной и цивилизационной близости, вкупе с фактом проживания по обе стороны государственных границ компактных масс туркменского населения. . В силу того, что отношения Ирана с другими странами ЦАР имеют недостаточно динамичный характер, Тегеран довольно успешно отрабатывает на этом направлении свой немалый потенциал в деле оказания помощи странам ЦАР. В Туркменистане при иранской помощи реализованы десятки крупных проектов. Иран занимает четвертое место в списке 63 стран-экономических партнеров Туркменистана. К настоящему времени между двумя странами подписано около 140 договоров и соглашений.

Много общего у двух стран по проблеме правового статуса Каспия. За почти семилетний период каспийского переговорного процесса неоднократно образовывался неформальный мини-блок с участием России. Для Ирана и Туркменистана участие России в подобном сотрудничестве придает ему стабильность и перспективность, хотя в последнее время позиция России сближается с азербайджанской и казахстанской. Туркменистан, по всей видимости, предпочитает сближаться с иранской позицией, ибо для него важно взаимопонимание с южным соседом, обусловливающее самый оптимальный выход на мировые рынки энергоносителей. Во время последнего ирано-туркменистанского обсуждения проблемы Каспия президент Ирана охарактеризовал позиции Тегерана и Ашхабада как «близкие».

Сотрудничество с Ираном в этой сфере открыло реальные возможности экспорта туркменского газа вначале в Иран, а на последующих этапах — в страны Средиземноморья, а через южноиранские порты — в страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Пуск в эксплуатацию в декабре 1997 года газопровода Корпедже — Курдкуй, явившегося альтернативой созданной в советское время системе газопроводов Средняя Азия — Центр, позволил покончить с монополией России в транзите туркменского газа и реально выйти на газовый рынок вне постсоветского пространства. Иран обеспечил более 80% финансирования этого проекта, оговорив расчеты путем бесплатной поставки газа в Иран в течение первых трех лет. В Ашхабаде расценили такие условия как «крайне выгодные». Это позволило, кроме того, реализовать в Туркменистане несколько других взаимовыгодных проектов — строительство каолинового завода, нескольких элеваторов, установки по производству бензина в городе Туркменбаши. Только в 2001 г. по трубопроводу Корпедже — Курдкуй экспортировано 6 миллиардов кубометров газа. С другой стороны, этот трубопровод важен еще и тем, что он будет продолжен как транзитный через иранскую и турецкую территорию на Европу. В Тегеране он тоже высоко оценен, так как открывает Туркменистану богатый западный рынок и позволяет Ирану избежать американских санкций против сделок в нефтегазовой сфере, создает стабильную составляющую в постоянно нарушающемся балансе ирано-турецких отношений.

Начиная с 1997 года стал заметен крен туркменского президента в сторону интенсификации отношений с Западом. Поездка С.Ниязова в США в апреле 1998 г. еще больше убедила туркменского президента в важности такого курса. Уже можно говорить об успехах США в усилении своего влияния и контроля над ситуацией в этой достаточно геополитически важной для них стране. Начато полномасштабное сотрудничества, причем, именно в тех сферах, где уже налажено взаимодействие с Ираном. Такая конкуренция вряд ли выгодна Ирану, и ее результаты уже достаточно заметны. Так, если в декабре 1997 года, во время открытия газопровода Корпедже-Курдкуй, С.Ниязов говорил об иранском маршруте, как о самом экономически выгодном пути экспорта энергоносителей на Запад, то после поездки в США его взгляды претерпели радикальные изменения, и он заявил, что стал твердым сторонником прокладки трубопровода по дну Каспия. Это определило очаг серьезной напряженности в отношениях с Ираном, ибо Ирану экономически и политически невыгодно наличие еще одного транспортного коридора для экспорта туркменских энергоносителей, причем, с участием страны, находящейся с ним в перманентно конфронтационных отношениях. Как писала газета «Абрар», «…Туркменистан должен помнить, что любое участие некаспийских государств в проектах транспортировки его нефти и газа сулит лишь сиюминутные экономические выгоды, а в перспективе способно создать лишь проблемы. В Иране высказывают недовольство и военными контактами Туркменистана с Западом, в частности, его участием в программе НАТО «Партнерство во имя мира», сотрудничеством с Западом в сфере безопасности. Это проявилось и со стороны нынешнего иранского президента Хатами, сказавшего на пресс-конференции во время визита в Ашхабад: «Мы должны сами обеспечивать безопасность нашего региона, дабы не создавать причин для проникновения сюда чужаков». Серьезной болевой точкой в ирано-туркменистанских отношениях является афганская проблема. Здесь видно различное отношение к участникам афганского противостояния. Поддержка, которую Ашхабад оказывал «Северному альянсу» в лице генерала А.Достума, когда он был в состоянии поддерживать безопасность афгано-туркменской границы, начиная с осени 1996года сменилась блокированием с талибами, ставшими наиболее влиятельной политической силой Афганистана. По существу, бойкотировав саммит по афганской проблеме в Алматы в октябре 1996 года, Ашхабад выступил против согласованной линии остальных государств ЦАР, России и Ирана, рассматривавших фундаменталистское движение «Талибан» как серьезную угрозу безопасности региона. Уже тогда он заявил о талибах как интегрирующей и стабилизирующей силе, способной преодолеть раскол Афганистана по этническому принципу. Такое утверждение, разумеется, противоречит официально бескомпромиссной линии Ирана по отношению к талибам. Опираясь на экономические приоритеты, С.Ниязов прилагает все силы к налаживанию диалога с талибами, невзирая на то, что все государства ЦАР поддерживают его международную изоляцию. В частности, в 1998 году была образована трехсторонняя комиссия с участием представителей талибов, Туркменистана и Пакистана для реализации проекта прокладки трубопровода от туркменского месторождения Довлетабад до пакистанского города Мултана, значительная часть которого пройдет по территории Афганистана, находившейся под контролем как талибов, так и Северного альянса. По заявлению министра информации правительства талибов Амирхана Моттаки, Иран, однако, провоцирует Северный альянс не подписывать никаких договоров, в которых участвуют талибы. Отношение Ирана к этому проекту, в котором Туркменистан жизненно заинтересован, остается крайне отрицательным. Причина кроется в риске возникновения альтернативная транспортная артерия в случае реализации проекта, который отложен на данный момент. Это противоречит иранским интересам в свете начинающегося сотрудничества по строительству магистрального газопровода в Индию.

В последние несколько лет можно наблюдать некоторое замедление темпов в ирано-туркменском сотрудничестве. Это подтверждается и временным свертыванием программ подготовки иранистов в университетах Ашхабада. Так, в созданном при иранском содействии Свободном университете, в 1996 и 1997 годах. было набрано соответственно 20 и 25 студентов для обучения фарси. В последующие два года приема студентов на отделение фарси не производилось, а начиная с прошлого года оно было возобновлено, но в уменьшенном объеме. Подобная же картина отмечена и в другом столичном вузе — университете им.Махтумкули.