Женский роман

…Три женщины сидели у огня…

…и когда главная героиня, в конце концов, осталась одна… (Карлыгаш обстоятельно отхлебнула пива из пиалы: роман только начинался, ее пересказ подружкам — тоже)… осталась одна… с дочкой и больной матерью на руках. Школьный друг, который был в нее с детства влюблен, стал выпивать и опускаться — жена от него ушла (\»знаете же этих мужиков: чуть какие трудности — сразу к водке тянутся\»… Гюзель с Зухрой подчеркнуто и умудренно вздохнули-кивнули — этим слабакам… лишь бы повод нашелся)… жена ушла… тут бы ему и о первой любви вспомнить… так нет — сам уже не способен… любить. По-настоящему любить, не постельно, а душевно… как раньше любили. Нет, они переспали, конечно, только он исчез наутро, как не было.

И главная героиня понимает — вот теперь-то совсем одна осталась, и помощи ждать… Мужики появляются — с цветами, с коньяком, … гвоздики — лежалые, а коньяк он сам и выпивает. Жалуется на жизнь, на одиночество, просит понимания, а сам рукой под юбку лезет… (ой, не говори, подруга, все как с жизни списано)… лезет и любви еще просит.

В общем, героиня решает — хватит с нее этих слюнявых кобелей-неудачников… да и дочка уже школу заканчивает — взрослая уже… неприлично… сами понимаете… (два слегка манерных кивка — ну, что вы, как не понять)… понимаете, дело житейское.

Короче, баба за себя взялась, да в работу впряглась… и сразу — все телесные проблемы побоку… сублимация… одним словом (значения этого слова Карлыгаш объяснить не могла на своем шымкентском диалекте, да и стоило ли: подружки внимали, соглашательски кивая)… словом, и за собой следит: диеты, шейпинг, массаж… и на работе горит: бизнес, совещания, командировки…

А дело у нее пошло, свое дело — торговля недвижимостью. Начала с того, что сначала свою квартиру хорошо продала, а потом… пошло-поехало…

И у нее уже шикарная квартира, в двух уровнях, в элитном доме… и особняк трехэтажный за городом построила… и на лимузине ездит, с шофером.

И все вроде хорошо, даже прекрасно. Но вот, как назло, попадает она в аварию: сама — ничего, а шофер — в больнице. Пока машина в ремонте, она берет автомобиль в аренду. Приезжает молодой парень, новый шофер…

…Она как увидела… чуть памяти не лишилась… один в один — ее школьный друг, который исчез наутро. А сейчас вот вернулся… молодой, красивый, сильный… будто и не было этих лет… как с выпускного…

Оказался старшим сыном школьного друга (\»ах…у нас в Чирчике точь-в-точь такой случай был… только не совсем… ой, извини Карлыгаш,… ладно… что дальше-то?)… ну копия друга, даже голоса похожи.

…И она влюбилась. Как будто в первый раз. И как будто — в последний. Красивая еще, при достатке, с возможностями… и как школьница… голову потеряла (\»сами понимаете, девчата, сорок лет — бабий век…\» Подруги и печально, и покорно кивнули, хотя до этого возраста всем трем было далековато.)… голову потеряла… иначе не скажешь. А парень-то ничего не знал, про отношения хозяйки с его отцом пропащим… Ну, влюбилась шефиня, на него вообще бабы западают…

Одной больше, тем более, что работу дает, машину под него новую купила. А она вокруг него вьется..! Ничего не видит…

…А дочка-то уже подросла. И вся в маму: хорошенькая, воспитанная, цветочек такой… И… тоже влюбилась. В этого молодого шофера. И в один прекрасный день — мать застает их в особняке. Вернее, в бассейне.

Лунной ночью они плещутся нагишом, милуются и мечтают о свадебном путешествии (\»…представляю, что в эту минуту мать чувствовала!\» Подруги согласно отказались от домов с бассейнами и от лимузинов с молодыми шофёрами). Главная героиня уходит незамеченной, вся в слезах, вся озлобленная. И решает отомстить. Им. Обоим.

От подруг дочери она узнает, что в ту влюблен по уши один мальчик из класса. Она выбирает его орудием мести…

Она якобы случайно знакомится с ним…

Она обольщает этого желторотого пацана…

Она затаскивает его к себе в постель… под скрытую видеокамеру…

Она начинает шантажировать его отснятой видеокассетой…

Она ставит условие: или ты выполняешь то, что тебе скажут… или сцена в постели, где ты меня лижешь… будет сброшена в Интернет…

…Пацан до смерти напуган, и теперь готов выполнить любой ее приказ…

Три долгих и настойчивых гудка донеслись с улицы: за рассказчицей заехал старший брат. Слушающие досадливо виновато заулыбались и стали суетливо убирать со стола. Гюзель напросилась в попутчицы. Зухра вышла проводить, но за калитку не вышла…

Карлыгаш села на переднее сиденье, брат что-то буркнул вместо приветствия…

…Это — Гюзельке, не ей… она это хорошо знала: брат никогда с ней не здоровался. Да и заговаривал он редко, только по необходимости… подай-отнеси… При другой… неизбежной необходимости… он мыча кряхтел… ничего не говоря. Да и о чем говорить…

Гюзель, поблагодарив и попрощавшись, захлопнула дверцу. Пока разворачивались, Карлыгаш все смотрела, как Гюзелька идет к строительному вагончику-бытовке, по-хозяйски прихватив по дороге пару поленьев.

…И в печку… на печке чайник… в бытовке — магнитофон… одна…

Карлыгаш показалось, что на нее даже пахнуло этим уютом. И от этого стало еще более одиноко и тоскливо… перед тем, как…

Перед тем, как… Они приедут на квартиру, которую она снимала уже одна. Раньше — с товарками, с оптовки. Теперь — одна…

Лучше так… А то как объяснить подружкам: почему брат постоянно ломится к ней, вышибая двери…

…Валит на пол… и, как тогда… в первый раз… начинает мять груди, словно от каравая кусок пытается отломить. Тогда… в углу комнаты… у \»буржуйки\»… пьяный отец выдавливал из распростертой на полу мачехи… ахающие стоны и плаксивые мольбы перестать…

Тогда… Карлыгаш почти закричала от испуга… брат зажал ей рот и полез рукой в трусики… Сначала он делал все пальцами, но когда отца посадили, а мачеха уехала погостить к родне…

Брат увез ее из Кентау, который по-прежнему не отапливался и запустевал, как только она закончила школу. Он развозил товары с оптовки по комкам, снимал хибару на окраине Алматы, где жил с женой и двумя детьми…

Сегодня все повторится… как тогда… и Карлыгаш, зная это, пыталась отвлечься мыслями о том, что до дома еще долго ехать… да и вообще — … это просто нужно пережить…

Гюзель кинула поленья в топку, присев на корточки, проследила, как они займутся, затем долила воды в чайник, черпая кружкой из ведра. Заменила газеты на столе в бытовке новыми, вытряхнула старую заварку в специальную банку: старик собирал разваренные чаинки, чтобы прикладывать к глазам — конъюнктивит…

…И глаза болели, и ноги, и спина… да и все остальное, как говаривал старик, \»полный износ основных фондов\»…

Старик-прораб, сокрушительно продутый ветрами комсомольских строек, которые при ближайшем рассмотрении являли собой одну всесоюзную \»химию\», не любил сквозняков. В обязанности Гюзель входило не только поддержание устойчивой жары в вагончике, но и борьба с любыми проявлениями дуновений предательской прохлады. Да Гюзельке-то что… она была родом из Чирчика, который располагался посреди Ташкентского оазиса… к жаре привыкшая. Как и к работе… то в духоте, то в холодной сырости двора. Лишь бы эта самая работа — была…

А она — работа — теперь у нее была. Благодаря старику, конечно, за что ему… Гюзель умела быть благодарной: и за устойчивую зарплату — сто тенге в день, для ее родных мест… средства просто немыслимые… и за то, что старик закрывал глаза на разницу в оптовой и розничной цене, когда она закупала продукты на оптовке… и за то, что можно, вот как сегодня, отлучиться покалякать с новыми подружками…

И Гюзель не скучала по дому. А с какой стати, скажите на милость… она же ушла с мужнина двора… ну вся зареванная… Беременела исправно, да \»не носила\»: выкидыши происходили также исправно. И ничего не помогало. Ни женская консультация, ни ворожба, ни знахарки, заставлявшие пить снадобья из трав, настоянных на собственной моче…

Когда, после очередных бесчеловечных спринцеваний квасцами, Гюзель потеряла сознание… свекровь устало от нее отступилась. Вновь оженила сына и заставила его прилюдно трижды сказать первой жене — \»таляк\»: \»развожусь\». Гюзель ушла в слезах, но в родительский дом не вернулась…

Теперь у нее была постоянная работа и надежда когда-нибудь купить дом. Земляки-узбеки, тоже \»нелегалы\», такой постоянной работой не обладали — их нанимал старик-прораб за пять-шесть тысяч в месяц. Потом платил половину, а то и вовсе отказывался платить, придравшись к недоделкам. Узбеки пробовали возмущаться, таджики их робко поддерживали, но старику на подмогу приезжали его коллеги по комсомольским стройкам, и смута заканчивалась. В приемнике-распределителе…

Поужинав, старик вышел проверить сторожей на объекте. Гюзель вымыла посуду, сходила на двор и юркнула под байковое одеяло на топчане: согреть постель прорабу — это тоже входило в круг ее обязанностей.

…Старик наконец-то улегся покоем и отдал заключительное распоряжение: \»Погладь…\». Рука Гюзель привычно заскользила вниз по заурчавшему волосатому животу. То ли слишком много чаю… то ли завязка на кальсонах… слишком… туго… ей пришлось надавить, продвигая руку к паху… Старик-прораб застонал и шумно выпустил газы. Потом, досадливо покряхтев, повернулся на бок, лицом к стене.

Гюзель лежала и думала, что не мешало бы пару раз встряхнуть одеяло, да только это — сквозняк… А-а, ладно… это нужно просто пережить.

Зухра закрыла калитку и молча постояла перед ней. Нет… правильно тетка говорит: чего ходить да душу рвать… Ну, чего… здоровенький малышок…чмокает Юнус, сердечко мое…а у кормилицы молока… когда сцеживает — аж пена в стакане вскипает… а Юнусик не видит — насосется вдоволь, отвалится и спит… ест да спит… сладенький. Нечего ходить к троюродной сестре мужа, подглядывать…

…Пора домой.

Зухра пришла из Синьцзяна. Пешком. Через перевалы. Сначала к родне в Аксу. А они уже привезли ее сюда, в Малую станицу. Здесь, у тетки в доме, и родила. И ей еще повезло, что после первенца не стерилизовали…

А то сейчас в Урумчи, уйгуркам и после первого… маточные трубы перевязать могут… хватит ханьцам… проблем с мусульманами.

И Зухра родила здесь. Чтобы здесь же и оставить. Но чтобы… только б он жил… и рос… и стал муслимом. А мама будет там, вместе с его отцом, просить милости Всевышнего — соединить их вновь в одну семью…

Пора. Попасть бы на перевал именно к той смене пограничников: равнинные китайцы плохо переносят условия высокогорья, и на таких участках китайские погранотряды состоят из уйгур. А они, понимающе улыбаясь, разрешают таким, как Зухра, поискать заблудившуюся корову среди вечных снегов. Выйти бы на ту заставу, и на ту смену…

…Не удалось. Она вышла на китайских егерей.

Зухру насиловали по очереди, на расстеленной плащ-палатке, а она боялась, что откроется кровотечение и ее могут отправить в больницу.

Там станет ясно, что она недавно родила, и тогда стерилизация неминуема.

Только не кровотечение… все ж остальное…это нужно просто пережить.

***