Радикализация официальной языковой политики?..

Чем провинился Кобей Хусаин перед казахской прессой?

В опубликованном на сайте “Навигатора” 28 октября с. г. обзоре казахской прессы (““Известия-Казахстан” развязали новую информационную войну. Собака залаяла — и караван остановился…”) приводятся такие слова уважаемого Герольда Бельгера из “Казак адебиетi”: “Вряд ли казах назовет своего сына Владимиром”. Такой вывод он делает в порядке отзыва на статью некоего Владимира Нусипханова из Караганды в газете “Известия-Казахстан”, где звучат, по мнению автора обзора и всех авторов приведенных там высказываний из казахской прессы, нелестные слова о нынешнем состоянии казахского языка. Кстати, публикация, которая вызвала гневную реакцию казахскоязычной прессы, а также обозревавшего их автора “Навигатора”, является частью группы материалов по теме языка, которая появилась в одном из номеров казахстанского издания названной российской газеты. Досталось не только упомянутому карагандинцу, но и Кобею Хусаину, директору Института языкознания АН РК, и Ермеку Турсунову, поэту и журналисту. Мы прочитали как соответствующий номер “Известий-Казахстан”, так и те номера “Казак адебиетi”, “Ана тiлi” и “Жас Алаша”, где напечатаны отзывы на выступления названных троих. Если сказать честно, мы так и не поняли, за что бьют К.Хусаина и Е.Турсунова.


По проблеме казахского языка издавна существуют две позиции даже в казахскоязычном обществе и самой структуре официальной власти: 1) представляет радикальный подход, который зиждется на вере в то, что казахский язык должен быть немедленно внедрен во все сферы жизни Казахстана, и выражен в обзоре следующими словами в адрес директора Института языкознания: “Ошибаетесь, господин директор. Казахский язык способен выполнять не десять, а сто “функций”; 2) предполагает постепенное расширение его прикладных функций.


Первая позиция превалирует среди казахской общественности, а вторая – это почти официальная точка зрения, которой до нынешнего года руководствовались официальные власти. Нынче, видимо, что-то уже изменилось во власть имущих кругах. Мнения К.Хусаина и Е.Турсунова вполне в духе второй позиции. Но и в системе власти были прежде чиновники, предлагавшие пойти по радикальному пути в языковой политике. Противоречия между последними и сторонниками умеренного языкового курса особенно острый характер имели в ходе обсуждения нового Закона “О языках” в 1997 году. Тогда находились в состоянии конфликта руководство профильного комитета в лице председателя г-на Кима, придерживавшегося умеренной позиции, и его заместителя г-на Оразалинова, выступавшего с радикальных позиций. Казахская пресса широко освещала этот конфликт на своих страницах в течение долгих месяцев, пока Закон находился на стадии проектного обсуждения. Вышестоящие органы приняли тогда соломоново решение. Комитет оказался расформирован, г-на Кима перевели на другую работу, а г-на Оразалинова отправили в отставку, и довольно долгое время он оставался без работы. Этот пример ясно свидетельствует о том, к какой позиции больше склонялась тогда официальная власть. С тех пор на пост руководителя языкового ведомства больше не подпускался чиновник, придерживающийся радикальных взглядов. А нынешнему директору этого департамента, А.Нурмаханову, даже сильно досталось в этот раз от казахской прессы наряду с Владимиром Нусипхановым, Кобеем Хусаином.


Из изложенного выше мы, наверное, вправе сделать такой вывод: после 10 с лишим лет официальная власть резко меняет курс в языковом вопросе и с прежней умеренной позиции переходит на радикальную позицию. Собственно, этого все это время громогласно и тщетно требовали от нее самые горячие головы из казахскоязычной общественности. Однако теперь, видимо, власть начинает благоволить их точке зрения. Если уж не на практике, так хотя бы в своей общественной политике. А К.Хусаин, видимо, прозевал этот момент. Ибо едва ли можно поверить в то, что глава государственного Института языкознания мог выражать взгляд, не соответствующий позиции назначивших его на этот пост вышестоящих инстанций. Теперь утрата бдительности может стоить ему должности.


Плохо ли это, если казах называет своего сына Владимиром?


Что же касается того, что настоящий казах не назовет, как утверждает Герольд Бельгер, своего сына Владимиром, то здесь, понятное дело, имеется в виду не столько данное конкретное имя, сколько то, что обычно казахскому народу не свойственно называть своих детей русско-славянскими именами. В принципе, да, казахская традиция такова, что в семьях, которые ее так или иначе придерживаются, такие имена не часто даются детям. Те, кто их все же носит, — это главным образом люди, рожденные от смешанных казахско-русских браков. Г.Бельгер, конечно, вправе иметь свое личное мнение о том, можно ли считать отцов из таких семей настоящими казахами или нельзя. Но давайте рассмотрим этот вопрос на основе конкретного примера из жизни конкретного человека. И имя у этого человека не какое-то другое русское, а именно Владимир. Это очень уважаемый человек, прошедший большой жизненный путь от простой рабочей должности до крупных государственных постов. Кстати, он Герольду Карловичу почти ровесник, 1933 года рождения. Речь идет, как вы уже догадались, о Владимире Кадырбаеве. Такие имена и фамилии в Алматы и Казахстане на слуху. Когда они называются, большинству приходит на ум художник, работы которого часто публикуются в популярном еженедельнике “Караван”. Однако уточняю, у нас тут речь пойдет о том Владимире Кадырбаеве, о биографии которого говорилось выше. Лично я совсем недавно заинтересовался ими конкретно вот в связи с каким случаем. На канале “Рахат” по случаю продолжающегося Года здоровья в прямом эфире на казахском языке шла беседа тележурналиста с каким-то представителем системы здравоохранения. К концу передачи стали поступать звонки от телезрителей. Одна из них, судя по голосу и манере речи, пожилого возраста женщина, стала благодарить хирургов Калкаманской больницы, не только спасших ее жизнь, но также проявивших большое человеческое участие. Из двух-трех названных имен запомнился лишь одно. Сейчас я назову его, и вы поймете, почему именно оно привлекло внимание. Женщина в числе своих спасителей и благодетелей отметила простой человеческой благодарностью Рустема Владимировича Кадырбаева. Я заинтересовался и стал наводить справки о том, кто он вообще, этот Владимир Кадырбаев. В последнем издании “Кто есть кто в Казахстане” (Д.Ашимбаева) я нашел статью, где приводилась вышеотмеченная биография. Именно у этого Владимира Кадырбаева одного из двух сыновей зовут, оказывается, Рустем. Я ничуть не сомневаюсь, что именно этого Рустема благодарила та женщина. Кстати, мать у него, жена Владимира Кадырбаева, русская по национальности. Супруги Кадырбаевы назвали одного своего сына казахским, другого неказахским именем. Самому Кадырбаеву-старшему в свое время его отец дал русское имя Владимир. Может, это потому, что мать была русская женщина. А может, просто отец назвал его так в честь В.И.Ленина. В те годы детям представители и более консервативных, чем казахи, народов СССР, могли дать еще и не такие модернистские имена. Такие были времена… Да и потом, какая разница, почему Кадырбаеву-старшему дали имя Владимир. Мало ли при каких обстоятельствах могли дать сыну отца-казаха русское имя. Разве это главное?! Ведь главное – это то, что он удостаивается за свою доброжелательность благодарности простых страждущих людей. В том числе и казахов. Выражая ему публично свою благодарность, люди поминают добрым словом и его отца Владимира. А сколько знаем мы таких отцов, чьи дети названы безупречно с точки зрения ваших представлений о настоящем казахе, но которых лучше бы не было среди казахов! В данном случае я имею в виду не просто плохих с точки зрения общечеловеческого понимания людей, а таких именно чистых и по крови, и по именам казахов, от которых именно казахскому народу и казахским традиционным ценностям идет наибольшая в этой жизни беда. И они прекрасно известны и самому Гереке.


Рассматриваемым здесь определением Герольд Карлович обидел прежде всего тех детей из казахско-русским семей, которые носят русские имена. Вообще, жизнь показала, что наиболее последовательные казахские патриоты выходят из казахов-метисов. Сколько, помните, недовольства у казахов вызывал Н.Масанов в течение многих лет. Все его хаяли, но ничего конкретного не предпринимали. К суду же его привлек, спустя почти 10 лет после начала истории с разборками казахской общественности с Н.Масановым, Х.Кожахмет, казах, у которого мать русская. А на суде же Х.Кожахмета представлял Э.Нуршин, который также русский по матери. Приведение данного примера вовсе не значит, что мы на стороне Х.Кожахмета и Э.Нуршина или Н.Масанова. Просто мы хотим сказать, что этот пример — яркое свидетельство того, что в казахском обществе продемонстрировать готовность не разглагольствовать, а предпринять совершенно конкретные шаги по защите чести и достоинства казахского народа (хотя бы в меру своего понимания этих ценностей) оказались в состоянии пока что только казахи-метисы. А так называемые большие болельщики казахской нации из чистокровных казахов до сих пор ничего иного, кроме неприкрытого желания загребать жар чужими руками, не показали.


А те из чистых казахов, кто без устали делает громкие проказахские заявления, на поверку чаще всего оказываются самыми настоящими спекулянтами от казахского патриотизма или просто глупыми и неуравновешенными людьми. Мы сейчас не знаем ни одного такого общеизвестного деятеля из так называемой чистой казахской среды, из чьего во всеуслышание заявляемого патриотизма не проглядывало бы что-либо низменное. Ибо ни один из таких людей ни прежде, ни потом не отметился настоящим мужественным поступком. Раньше за казахский патриотизм могли впаять обвинение в национализме, и все они помалкивали на людях. Сейчас это разрешено, и эти люди пытаются перекричать друг друга. А по сути, так называемый патриотизм чистых казахских кругов в лице наибольших его авторитетов – это прислуга властей. И они могут в любой момент заткнуть его. Но сейчас им выгодно, чтобы эта видимость патриотизма существовала.


Нормальные, то есть способные на настоящий поступок, способные отстаивать, невзирая на лица и политическую конъюнктуру, свою точку зрения казахские патриоты, как показывает все тот же жизненный опыт, выходят из среды русскоязычных казахов. Оно и понятно. Именно они находятся в прямом повседневном контакте с представителями других народов и вообще с внешним (для казахского общества) миром со всем его многообразием. И поэтому им, хочешь — не хочешь, приходится определяться со своей идентификацией. Казахскоязычная культурно-творческая публика, дающая почти всех так называемых “патриотов чистых кровей”, живет, по сути, вторичной общественной жизнью в силу своей неспособности, выдаваемой за нежелание, духовно обогащаться и совершенствоваться через полноценные контакты с другими культурами и вариться в своем соку, замкнувшись в собственном кругу. Естественно, что там превалирует очень нездоровая атмосфера. Как сам Г.Бельгер отметил ранее, люди там вину за свою неспособность нормально общаться с внешним миром сваливают на других: это они такие глупцы, а мы, мол, очень умные (“Если на Западе были бы литературные критики масштаба Кабдолова, Елеукенова, Сериккалиева, казахская литература давно удостоилась бы пяти-шести Нобелевксих премий”). Одним словом, в той среде давно утрачено чувство реальности. В такой среде, как вы сами, наверное, прекрасно понимаете, сомнительно возникновение не только нормального патриотизма, но и вообще чего бы то ни было нормального в общественных масштабах.