Лист первый
На столе лежит фотоальбом. Старый – такие сейчас не делают. Толстый картон переплета, плотные листы. В кадре – пальцы. Бережно касаются переплета, пробегаются по тисненым золоченым буквам. Переворачивается титульный лист. В кадре – фотография. С нее на нас смотрит чумазый пацан лет десяти-двенадцати. Впалые щеки, рот до ушей. Сами уши – оттопыренные, выбиваются наружу из-под шапки густых волос. Подпись под фото: “Мой друг Димка”. Буквы неровные, сразу видно, что писал ребенок. Вдруг фотография оживает, мальчишка шевелится, поднимает руку, почесывая комариный укус на тонкой шее, спрашивает:
— Ну, ты все, сфоткал?
И перед нами — картинки из чужой жизни…
Картинки из чужой жизни. Димка по прозвищу Демидрол
…Димка всегда обижался на дурацкое прозвище Демидрол, которым его наградил Пашка. Даже пытался драться с друзьями, но прозвище прижилось. С тех пор во дворе все его так и звали – Демидрол. В свои сопливые десять лет он даже не знал, что демидрол – это обезболивающее лекарство. Он узнает это через пять лет. С демидрола и начнется его короткое трагическое знакомство с наркотиками. Но сейчас, в далеком 90-м, он все еще дуется на прозвище, особенно когда плохое настроение. Впрочем, сегодня настроение у Димки отменное, поэтому даже на “Демидрол” он не реагирует. Ну, зовут так друзья – и фиг с ними.
— Может, на речку пойдем, — толкает Димка локтем Пашку, — а то жарища такая.
— Да ну ее, — упитанный Пашка морщится, — далеко. Меня потом мамка дома закроет и вообще гулять не выпустит, если далеко уйду.
— Пошли тогда в поселок, груши рвать… — Димке скучно во дворе, тем более что скоро появится пьяный отчим, а ему на глаза лучше не попадаться.
— Лучше на гаражи пойдем. Пацаны туда обещали прийти.
— Ну пошли.
И Пашка с Димкой пошли. Гаражи – самое любимое их место. После, конечно, стройки. Но на стройку сегодня нельзя – там “старшаки” пьянствуют. Начнут приставать, могут избить ни за что. А на гаражах – раздолье. Можно по крышам бегать – в догонялки играть, можно в карты, можно просто лежать и в небо глазеть. Особенно когда вечер плавно переходит в ночь, и в темном небе зажигаются звезды. Лежишь и смотришь в эту бездну и начинает казаться, что не ты внизу – а она, эта бездна, и что ты вот-вот упадешь туда. Аж дух захватывает. Пацаны любили так лежать и негромко переговариваться о полетах в космос, об инопланетянах и НЛО, мечтая хоть одним глазочком взглянуть на пришельцев и на их космические корабли. А Рус постоянно пересказывал фантастические истории, до которых был большой охотник…
Пашка с Димкой играли уже третью партию в дурачка, когда на крыше гаража появился Рус.
— Ну, блин… Я сегодня такой рассказ прочитал, обалдеть… — Рус, видимо, до сих пор был под впечатлением, поэтому не трудился заканчивать предложения, — “Неукротимая планета” называется, так там…
— Потом Рус, ночером расскажешь, — Пашка умоляюще сложил руки на груди и скорчил рожу – он любил послушать Руса, — давай лучше в карты…
— Ладно, — милостиво кивнул Рус, — потом так потом. Раздавай, Демидрол…
— Сам ты Демидрол…
Лист пятый
…Пальцы продолжают перелистывать плотные страницы фотоальбома. Мелькают лица, пейзажи. Вот, наконец, пятый лист. Фотография мутная, однако видно, что мальчик, изображенный на ней, очень упитанный и аккуратно причесанный. Таких обычно любят щипать за щечку мамины подружки. Мальчик на фотографии сделал серьезное лицо, но чувствуется, что он вот-вот рассмеется. Подпись под снимком сделана все той же рукой: “Тимка, одноклассник”.
Наше предположение верно: фотография оживает, и мальчик, только что состроивший умную физиономию, заливисто хохочет…
Картинки из чужой жизни. Тимка по прозвищу Плотный
— Опять ты, Демидрол, дурак! – хохочет Тимка, заваливаясь на спину и болтая ногами.
— Да пошел ты, Плотный, хлюздишь постоянно…
— Раздавай, Демидрол… — улыбается Рус.
— Козлы вы, не буду больше с вам играть, — Димка садится на край крыши, поворачиваясь к друзьям спиной.
Тимка показывает знаками Русу и Пашке, что Демидрол обиделся. Тимка – добрый мальчик, его очень трудно разозлить, а уж драться – скорее действительно провалишься в звездную бездну. Тимка – сирота и живет с бабушкой и дедушкой. Милые старички души не чают в единственном внуке, стараются оберегать его от всех бед и терпеть не могут Димку, про которого говорят, что он шалопай и чтобы Тима с ним не водился. Однажды Тимка нарвался на стройке на “старшаков” – он забрался туда в поисках приятелей. “Старшаки” – пятнадцати-семнадцатилетние оболтусы – избили пацана так, что он даже передвигаться не мог. Димка нашел его, привел домой и такое услышал о своей чумазой персоне от Тимкиных бабушки и дедушки, что с тех пор в гости к Плотному ни ногой.
Пройдет два года, и дедушка Тимы скончается от сердечного приступа. Бабушка переживет мужа ровно на полгода, и Плотный останется один. Его упекут в детский дом, откуда Плотный сбежит через месяц и прибьется к каким-то барыгам, станет наркокурьером и больше никогда не вернется из одной “командировки” в братскую республику.
Тимка ни о чем таком, конечно, не подозревает. Он подсаживается к Демидролу и начинает что-то ему доказывать, размахивая руками. Они смешно смотрятся вместе – круглый, как колобок, Тимка и тощий Димка. Наконец Димка утирает слезы обиды, и они возвращаются к друзьям.
— Только давайте теперь в “буру”, а не в “дурака”, — заявляет Демидрол, тасуя карты. Он снова весел и напрочь забыл об обиде. Плотный подмигивает Русу, Рус пихает Пашку. Друзья согласны. Демидрол раздает…
Лист одиннадцатый
…А этот мальчик держит футбольный мяч под мышкой. На голове у него кепка-блин, на руках перчатки. Он смотрит не в кадр, а куда-то вверх и в сторону, пытаясь изобразить взгляд мыслителя, который вдали от земных забот. Пальцы щелкают пацана на фотографии по курносому носу. Детский корявый почерк: “Леха строит из себя Льва Яшина”.
Фотография оживает, и мальчишка сдвигает кепку на затылок…
Картинки из чужой жизни. Леха по прозвищу Шнырь
…Леха сдвигает на затылок кепку и жмурится, подставляя лоб. Пашка отвешивает ему два смачных фофана. Шнырь облегченно вздыхает и трет покрасневшее место.
— Может, пойдем в футбол поиграем? – предлагает Леха, кивая на мяч, с которым не расстается ни днем, ни ночью. Даже на гараж его притащил.
— Да ну, вчера же играли, — тянет Плотный. Его нелюбовь к подвижным играм стала притчей во языцех.
— Ну и что, ну и что, — тараторит подвижный, как ртуть, Леха. Именно за это его качество он и заслужил прозвище Шнырь.
— Нет, уже темнеет, только зря до стадиона прогуляемся, — говорит рассудительный Рус, — давайте я вам лучше про “Неукротимую планету” расскажу.
— Давай! – кричит Пашка и заваливается на спину, приготовившись слушать.
— Значит так. Есть такая планета. Неукротимая. Там все живое – и цветы, и трава, и деревья, и даже камни. И все это воюет против человека. А человечество хочет эту планету покорить. Однако многие уже понимают, что планета никогда не покорится, поэтому придется ее уничтожить. И был такой хитрец по имени Язон Дин-Альт…
Леха не слушает Руса. Леха лежит на спине, подложив руку под голову, и глядит в небо. Он мечтает о том, как станет когда-нибудь знаменитым вратарем, как советский голкипер Лев Яшин.
Шнырю одиннадцать лет – старше его в компании только Рус. За недолгую жизнь он уже успел всей душой возненавидеть собственную мать, которую, сколько Леха себя помнит, никогда не видел трезвой. Всей маминой ласки в жизни Лехи был солдатский ремень с железной пряжкой, которым мама любила орудовать, поругавшись с очередным своим бухарем-сожителем. Всей радости – маленькая сестричка, родившаяся в тот день, когда погиб отец Шныря. Погиб в далекой стране со зловещим названием Афганистан. Сестричку Леха любит – только она постоянно плачет и просит кушать.
Когда Леху упекут в тюрьму за кражу со взломом и спустя месяц он получит заточкой в бок от какого-то ссученого, мать, превратившаяся к тому времени в сморщенную пропахшую алкоголем и мочой старуху, продаст сестричку Шныря за литр сивухи сутенеру. Сестричку задушит накачанный героином клиент во время оргазма в день ее шестнадцатилетия.
Впрочем, сейчас Леха об этом не думает. Он смотрит в стремительно темнеющее небо с первыми редкими светильниками звезд и невольно начинает прислушиваться к чуть хриплому голосу Руса. Вдруг холодная синяя яркая вспышка слепит Леху. Шнырь приподнимается на локте, смотрит вправо и начинает кричать…
Последний лист
…Наконец перед нами последний лист. К нему прикреплена не фотография – графический рисунок, вырезанный из какого-то журнала или газеты.
На рисунке силуэты пяти мальчишек, кажущиеся неправдоподобно хрупкими из-за яркого света, обволакивающего их, к источнику этого света они обращены лицом. Подписи под рисунком нет. Его заменяет газетная вырезка: “…вчера жильцы отдаленного района города стали свидетелями необычного происшествия. Как нам удалось выяснить, многие жители наблюдали странное синеватое (по другим свидетельствам — красноватое) свечение, продолжавшееся в течение получаса. Свечение это исходило от неопознанного предмета, напоминающего покореженный кузов грузового автомобиля. Стоит напомнить, что в этом районе находится грандиозная автомобильная свалка, куда близлежащие предприятия свозят промышленные отходы. Возможно, сочетание некоторых химических веществ и дало такой эффект. По крайней мере, никаких подозрительных (а если говорить прямо — инопланетных) следов на месте происшествия обнаружить не удалось. Настораживает тот факт, что очевидцы, с которыми нам удалось поговорить, выглядят весьма подавленно. Специалисты не исключают, что это была массовая галлюцинация, вызванная прежде всего ядовитыми испарениями с той самой свалки. Возможны необратимые последствия в организме…”
Пальцы отталкивают фотоальбом в сторону. Слышится негромкий стук, будто он упал со стола. А пальцы уже сжимают шприц, и хищно блестит кончик иглы – будто чей-то злобный нечеловеческий взгляд…